Лесной кавалер - Фланнеган Рой. Страница 9

Он повстречался с Петиско, когда в очередной раз ехал в колониальную школу для индейцев взять кое-какие книги для Дэвида Брума.

Два фермера поймали молодого дикаря, у которого не было особого значка, служившего пропуском для индейцев всех племен к востоку от границы округа Энрико. Жестоко избитый индеец еще продолжал сопротивляться, когда на тропинке показался Ланс. Ужасно довольные своей добычей мужланы не скупились на тычки и пинки и не сразу заметили хорошо одетого юношу, направившего к ним своего коня.

— Что он сделал? — спросил Ланс, спешившись.

— У него нет значка, ваша честь, — ответил один из фермеров. — Мы отвезем его в джеймстаунскую тюрьму, он явно с Запада, иначе обязан был бы носить губернаторский значок.

— Но вы избили его до полусмерти! — возмутился Ланс. — Отпустите его и убирайтесь!

Они швырнули юного дикаря на землю, но тот, как кошка, тут же вновь оказался на ногах, шаря руками по поясу в поисках несуществующего оружия.

Ланс схватил его за плечи и удержал от опрометчивой атаки на своих мучителей.

И тут, к изумлению Ланса, этот полуголый парень заговорил на хорошем английском языке.

— Я — Петиско, из племени чискиаков, — сказал он. — Я учусь в школе для индейцев. Мне не нужен значок.

— А ты сказал им об этом? — спросил Ланс.

— Я ничего не сказал этим собакам.

Лансу было нелегко объяснить фермерам, что, собственно, произошло и почему он вмешался. Они рассчитывали получить вознаграждение от шерифа за поимку незарегистрированного индейца и теперь, яростно протестуя против его освобождения, держались нагло и воинственно.

В свои пятнадцать лет Ланс выглядел довольно хрупким, однако фермерам пришлось убедиться в том, что этот юный джентльмен в щегольском бархатном камзоле и широкополой шляпе сделан из стали и пороха. Отправив одного из них ударом кулака на землю, Ланс бросил второго через бедро, и оба застыли у его ног в нелепых позах.

Тут Петиско предложил их убить и уже собрался исполнить свое намерение, когда свинцовый кулак Ланса, описав короткую дугу, врезался снизу в его подбородок. Придя в себя, Петиско сел, озадаченно потирая нижнюю челюсть и недоумевая, как это он, воин по рождению, со стальными мускулами, вдруг снова оказался на земле. Все еще не разобравшись в происшедшем, он покорно последовал за Лансом в колониальную школу.

Петиско был, по его собственным словам, боевым вождем чискиаков и протеже отца Блэка из школы для индейцев, куда он ходил уже три зимы, изучая обычаи и нравы белых людей.

Он оценивающе взглянул на Ланса и добавил:

— Из тебя выйдет хороший охотник. Если, конечно, есть ружье…

— Есть, — улыбнулся Ланс.

— С кремневым ударным замком? — с завистью спросил индеец.

— Да, а ствол из отличной испанской стали.

Петиско вздохнул:

— У тридцати моих охотников всего четыре голландских ружья с кремневым колесцовым замком. Из них стреляет только одно. И мой народ ест рыбу вместо мяса. От этого он слабеет.

— А разве в школе отец Блэк кормит тебя рыбой? — удивился Ланс.

— О нет! У нас там говядина, свинина и оленина, — ответил Петиско и добавил, ударив себя кулаком в грудь: — Я сильный воин.

Благородная гордость дикаря была близка и понятна Лансу. После их первой встречи он дважды навещал его в колониальной школе и часто приглашал к себе в замок Клейборна. Махнув рукой на губернаторские эдикты, строжайше запрещавшие снабжать краснокожих огнестрельным оружием, Ланс подарил молодому вождю отличное ружье с кремневым ударным замком, и они стали вместе охотиться в непроходимых дебрях верховья Чикагомини-ривер.

У небольших костров, разжигаемых для приготовления пищи, Петиско был куда словоохотливее, чем Пео, и Ланс начал понимать тот конфликт с самим собой, который возник у этого полуцивилизованного индейца.

— Я думаю по-английски, — говорил Петиско. — Для индейца думать по-английски плохо.

— Ты христианин?

— Нет. Но думаю по-английски. Люблю ружья. Люблю говядину. Люблю соль. Плохо для индейцев.

— Англичанин не смог бы убить медведя ножом, как ты.

— Да, я действую, как индеец, — признал Петиско.

— А почему отцу Блэку не удалось обратить тебя в нашу веру?

Петиско немного помолчал, подбирая слова, а затем ответил:

— У англичан всего один дьявол. У индейцев их сотни. Я не могу отказаться от дьяволов моего народа.

— А что ты думаешь о Едином Господе?

Петиско фыркнул:

— У индейцев нет Бога или богов… У них только дьяволы.

— У белых людей дьяволов тоже хватает, — улыбнулся Ланс. — Не таких, как твои, возможно, но от этого они не перестают быть дьяволами.

— Наверное, я понимаю, что ты хочешь сказать, — ответил Петиско. — Я видел ваших дьяволов. От них болят кости и внутренности, от них пухнут пальцы… Да и сейчас один из дьяволов терзает мой народ. Вы зовете его «оспа».

Ланс не выдержал прямого взгляда вождя и опустил глаза.

— Есть еще дьявол по имени «ром», — продолжал индеец, — и дьявол по имени «проповедь». Знаешь ли ты, что я, Петиско, читаю и переписываю по памяти Заповеди Блаженства? Я умею считать до тысячи. Я знаю наизусть почти все послания апостола Павла… И тем не менее мои люди умирают от оспы и у них всего одно ружье.

Оба долго молчали. Наконец Петиско сказал:

— Я уведу свое племя. Я научу их быть охотниками.

— А я помогу тебе, — горячо подхватил Ланс, но, заметив выражение, мелькнувшее на гордом лице юного вождя, поспешно добавил: — Ты и меня можешь многому научить, Петиско. И если ты не имеешь ничего против, я был бы счастлив узнать твой народ.

Петиско успокоился. Пристально поглядев в глаза сидевшему перед ним белому юноше, он сказал:

— Ты сделал меня своим другом. Я сделаю тебя своим братом.

Три лета подряд Ланс и Пео были частыми гостями племени Петиско в лесных чащобах долины Раппаханнок. Сначала сэр Мэтью категорически возражал, но так как в тех местах не было лихорадки, а Ланс каждый раз возвращался окрепшим и повзрослевшим, он смирился.

Воины-чискиаки научились неплохо охотиться с огнестрельным оружием, делать из полосок стали ножи и капканы на бобров, а в благодарность посвящали Ланса и Пео в тайны жизни леса, неведомые ни одному бледнолицему, включая торговцев, давно уже проложивших тропы ко многим индейским поселкам.

Вскоре Ланс начал искренне восхищаться чискиаками, хотя и не смел признаться в этом отцу или кому-либо еще из обитателей восточного побережья. Они были сильнее и смелее англичан. Во многом индейцы и вправду напоминали жителей Эллады и Трои, о которых рассказывал ему Брум в долгие зимние месяцы. Их кодекс чести мало чем отличался от описанного Гомером. Ланс знал индейцев, хитрых, как Улисс, безрассудно отважных, как Гектор, упорных, как Аякс и Теламон. Он открыл для себя, что этот лесной народ дружелюбен, вежлив, щедр и добр к своим соплеменникам, но жесток и беспощаден к преследователям и гонителям. Вернее, был жесток и беспощаден до тех пор, пока в Джеймстауне не ввели публичную казнь: суд, состоящий из благовоспитанных и всеми уважаемых джентльменов-христиан, постановлял вынуть у преступника кишки и сжечь их у него на глазах, пока он еще не умер и мог это видеть…

Оспа и корь унесли многих чискиаков, пережить их смогли лишь сильнейшие телом и духом. В охотничьих лагерях в западных лесах Ланс ни разу не видел больного индейца, жирного индейца или индейца-калеку. Им было незнакомо расстройство желудка, а о столь диковинных «зверях», как подагра и ревматизм, они даже не слышали. У них не краснели глаза и не выпадали зубы. Если их ранили, то раны заживали быстро, не гноясь.

Ланс без труда нашел общий язык с молодыми охотниками племени. Благодаря крепким мускулам и ловкости, он никогда не проигрывал в состязаниях и мог померяться силами даже со взрослыми воинами, а в стрельбе из лука, хотя и пускал стрелу на английский манер, не уступал никому, в том числе и самому Петиско.

Летняя охота больше походила на разведку: во время долгих походов на запад они искали места, где больше пушного зверя, с тем чтобы потом, когда ударят холода и мех возрастет в цене, вернуться сюда опять. Разбившись на маленькие отряды, чискиаки забирались очень далеко, доходя до самых голубых гор. Во время этих рейдов и были обнаружены пять ручьев, богатых бобрами, и небольшое соляное озеро, у которого в изобилии паслись олени, жирные, как скот на ярмарке в Девоне.