Охотники за сокровищами - Уиттер Брет. Страница 41

– Будьте любезны, мы бы хотели поговорить с начальником, – сказал Роример служителю станции Гар-де-Пантен. Он пытался согреть замерзшие руки своим дыханием, а позади него Роза Валлан задумчиво затягивалась сигаретой. «Я понимаю, что эта привычка порочна, – сказала она ему в одной из первых бесед, – но пока я могу курить, ничто остальное, кроме моей работы, уже не имеет значения».

Подобные загадочные высказывания были вполне в ее духе – она так и оставалась для него непостижимой. Он до конца жизни не смог понять, в каких они были отношениях. Роример не сомневался, что она ему симпатизирует. И не только потому, что Энро, как и Жожар до него, заверил Роримера, что Валлан давно наблюдает за ним и восхищается его деятельностью. Сама Валлан сказала ему об этом неделю назад, 16 декабря, когда он принес в комиссию несколько не самых значительных картин и офортов, найденных в американской воинской части.

– Спасибо, – сказала она. – А то ваши друзья-освободители иногда ведут себя так, словно прибыли в страну, жители которой совсем ничего не значат.

От Розы Валлан это звучало почти как интимное признание.

Но были ли они приятелями? И насколько Валлан доверяла ему на самом деле? Он вспомнил историю, которую рассказал ему Жожар: про то, как Валлан в одиночку вышла против огромной толпы, собравшейся в Жё-де-Пом в день, когда генерал Леклерк освободил Париж. Она не пускала людей в подвал, где во время оккупации хранилась коллекция музея.

– Она укрывает немцев! – крикнул кто-то.

– Коллаборационистка! Коллаборационистка! – разносилось по всему музею.

Спокойная, несмотря на дуло, приставленное к ее спине, Валлан показала собратьям-французам, что в подвале конечно же не было ничего, кроме котлов, труб и произведений искусства. А затем, невзирая на протесты, выставила их вон. Она была железной женщиной. Сильной и своевольной, ее легко можно было не понять и даже недооценить. Она обладала своими представлениями о долге и чести и продолжала защищать свои принципы даже под дулом автомата. Роример не знал точно, зачем Жожар рассказал ему эту историю: чтобы подчеркнуть скрытность и решительность Валлан? Сообщить о том, что у директора Лувра и его подчиненной много общего? Ведь Жожару тоже угрожали соотечественники.

Но как бы то ни было, Роример добился своего. 16 декабря, вернув в Жё-де-Пом найденные произведения искусства, Роример зашел к Альберу Энро, директору Комиссии по возвращению предметов искусства. Это Энро рассказал Роримеру про девять складов Оперативного штаба и вагоны, так и оставшиеся опечатанными. Он также посоветовал ему обследовать все эти места вместе с Розой Валлан:

– Она знает куда больше, чем рассказала нам, Джеймс. Может, с тобой она будет откровеннее.

Историю образования этих девяти складов Оперативного штаба поведала Роримеру сама Валлан, когда они отправились их осматривать. Шпионя в музее, она собрала адреса всех крупных нацистских складов в Париже, как и всех главных нацистских воров. Она сообщила эту информацию Жожару в начале августа. Он в свою очередь передал сведения новому французскому правительству. Несколько работ были возвращены в Лувр, а дальше – тишина. И вот Роза впервые отправлялась на склады, ради обнаружения которых сделала так много.

Они не нашли ничего особенного. На одном складе лежали тысячи редких книг, на другом – несколько незначительных работ, оставленных после того, как здесь побывало французское правительство. Иными словами, очередной тупик, еще одна неудача. И хотя в письмах домой Роример все еще утверждал, что любит свою работу, удовольствие от нее омрачалось сомнениями и даже разочарованием.

Роример скучал по дому. В Англии он решил не посылать родным сентиментальных писем, потому что они только «вызовут у пишущего и его корреспондентов лишние переживания». Шесть месяцев он послушно следовал собственному правилу. Но в конце октября не выдержал и написал жене: «Я часто, если не постоянно, думаю о твоих бедах. Я бы и хотел помочь тебе в житейских делах, но понимаю, насколько глупо сейчас пытаться делать что-то, кроме планирования нашей счастливой совместной жизни в будущем. Я не спрашиваю о нашем ребенке, не пишу, как я мечтаю увидеть Анну. Это будет нечестно. По той же причине я сказал тебе ранее, что не пишу слезливых писем о растраченных впустую эмоциях. Но когда я вижу ребенка нашего консьержа, я понимаю, как тяжело лишиться тех счастливых минут, что мы должны были проводить вместе».

Анне было восемь месяцев, и отец никогда ее не видел. И даже не надеялся увидеть дочь в ближайшем будущем.

Он был измотан, он смертельно устал. И служба становилась все тяжелее – его удручали череда неудач, жестокая бюрократия, бесконечные мелкие неприятности, отдаленность от семьи и друзей. В конце ноября чашу переполнило одно, казалось бы, ничтожное происшествие: украли его любимую пишущую машинку, которую он приобрел, продвигаясь с войсками по Франции. Стоила машинка, может, и гроши, но других было не купить, и ему пришлось писать матери с просьбой выслать ему новую, на что требовалось специальное разрешение армии. Мать без конца просила писем, писем и еще писем, а как он будет писать их без машинки? Несколько недель спустя (но все еще без машинки) Роример оглядывался назад и не понимал, почему так взвинчен. Он не сознавал, что его проблема куда глубже. Несмотря на все ужины, великолепные памятники Парижа и веру в свою работу, он понемногу начинал понимать, что настоящая работа по охране памятников была не здесь. Все самое важное уже находилось в Германии, а Роример терпеть не мог быть вдалеке от самого важного. Возможно, он еще не отдавал себе отчета, что для него эта война была прежде всего возможностью выполнить «то, что называют службой на благо человечества», и ему не терпелось это сделать.

Вот почему он не слишком расстроился, когда в складах Оперативного штаба не нашлось ничего интересного. Стоя там и оглядывая пустые комнаты, он представлял их входом в какой-то другой мир. Впервые за эти месяцы он приблизился к чему-то большому. Один лишь вид складов, которые нацисты набивали ящиками «конфискованных» вещей, помог ему понять масштабы грабежей. Это был не случайный ущерб, не акт возмездия, а огромная сеть тщательно спланированных воровских операций, раскинутая по всему Парижу, по всем дорогам, ведущим в Германию, вплоть до кабинета Гитлера в Берлине. И показал ему эту сеть Жожар. Жожар был дирижером оркестра, человеком, играющим в собственную игру, единственным, у кого было достаточно дальновидности и связей, чтобы хоть как-то противостоять нацистской жадности. Он защитил музеи и государственные коллекции, но почти ничего не смог сделать, чтобы спасти частные коллекции – бесценные произведения искусства, принадлежавшие французам. Жожар приоткрыл ему дверь в «потерянный мир», но именно Розе Валлан суждено было стать его проводником.

Первые девять объектов, которые опознала Валлан, были зданиями. Десятым и, несомненно, самым важным – художественный поезд. Тридцать шесть ящиков, которые она с таким трудом нашла в последние ужасные дни нацистской оккупации, вернулись в Лувр, но к началу октября еще сто двенадцать не были найдены. И, несмотря на постоянные запросы Жожара, никто не мог сообщить музейщикам, что с ними сталось. Информация о том, на какой путь отогнали оставшиеся «вагоны искусств», затерялась в бюрократической неразберихе. Загадка внезапно разрешилась сама собой 9 октября, когда с Лувром связалась муниципальная полиция Пантена. Они неоднократно обращались в правительство, но так и не дождались никаких действий в связи с поездом, стоявшим рядом с Пантеном, под мостом Эдуара-Вайяна. У полиции не хватало людей, чтобы охранять предметы искусства, к тому же поезд находился в опасной близости к товарным вагонам с оружием и боеприпасами.

Музейщики ринулись в Пантен. 21 октября Роза Валлан послала Жаку Жожару записку, сообщая, что между 17 и 19 октября последние сто двенадцать ящиков «обнаруженных предметов искусства» были наконец доставлены в Жё-де-Пом. Некоторые ящики были вскрыты, что-то пропало, и Роза переживала, что «точно так же разграбят и большинство товарных вагонов поезда, содержавших конфискованное имущество евреев». Это и были те самые сорок шесть вагонов, осмотреть которые они приехали с Роримером.