Трудная наука побеждать - Бирюков Николай Иванович. Страница 38

— Принесите…

Должен оговориться: возможно, дело не заинтересовало бы меня так, если бы сам Панкратов в кругу сослуживцев не подчеркивал постоянно, что он отмечен высшей наградой.

И вот приносит он фронтовую газету. В ней описан подвиг группы воинов во главе с Панкратовым (он был тогда старшим лейтенантом). Корреспондент действительно называет его в числе героев этого боя.

Заметка сомнений у меня не вызвала, ибо, как я уже писал, личная храбрость Панкратова в комментариях не нуждалась.

— А другая газета, в которой напечатан Указ Президиума Верховного Совета, куда-то запропастилась, — говорит он. — Но я найду ее…

— Кстати, говорят, вы также депутат Верховного Совета?

— Депутат, товарищ генерал.

— Есть у вас документ?

— Потерялся, когда эвакуировали после тяжелого ранения.

Что ж, и такое случается. Тем более что Панкратов ранен был не однажды. Но совокупность обстоятельств меня все же насторожила. Когда корпус вывели в резерв, в Прикарпатье, штаб запросил по этому поводу Москву.

Пока все выяснялось, Панкратов попросил день-два отпуска, чтобы повидать родственников. Город, который он назвал, был рядом. Отказать фронтовику в естественной просьбе только по причине подозрения я не мог, конечно.

А он тотчас по приезде в город развил бурную деятельность. Прямо с поезда направился в редакцию газеты, и уже на следующий день она целую полосу посвятила «знатному воину и земляку».

Но вот пришел ответ из Москвы. Он гласил: Панкратов — не Герой Советского Союза, никогда не был и депутатом Верховного Совета. Просили направить его с соответствующим сопровождением в Москву.

Кем же он был?

Разбитным, не разбирающимся в средствах парнем, которому вдруг стало тесно в рамках сержантского звания и должности авиационного техника на одном из фронтовых аэродромов. Идти в училище — слишком долгая песня и опять-таки вернешься на аэродром. А туг «подвезло» — в сутолоке отступления он был ранен, в госпитале оказался без документов. Там-то и решил назвать себя старшим лейтенантом, пехотинцем, а так как готовился к этому поприщу заранее, то знал, разумеется, и уставы и другую военную литературу. Словом, сомнений ни в тот момент, ни позже ни у кого не возникло. Воюя уже в стрелковых частях, он дослужился до звания майора и стал командиром полка.

И все-таки правильно поступили московские товарищи, потребовав, чтобы Панкратова строго наказали и вернули в прежнее сержантское звание и должность. Ведь подобная «озороватость» в характере, получая вольную или невольную потачку со стороны окружающих, может перерасти в чистейшей воды авантюризм, может сделать из легкомысленного молодого человека беспринципнейшего пройдоху.

Впереди — Балатон

Итак, мы уже полтора месяца стоим в резерве, в Прикарпатье, близ города Луцка. Получаем пополнение и новую технику, учим людей и учимся сами. Наш штаб завел и в течение двух последующих военных лет неуклонно поддерживал порядок, который можно выразить формулой: «активные боевые действия — активная боевая учеба». То есть едва дивизии переходили к обороне или выводились в резерв, немедленно составлялся примерный план занятий. В нем учитывались предложения и пожелания старших офицеров штаба и управления, комдивов и командиров полков.

Такой план, дабы он не обернулся простым бумаготворчеством, должен, во-первых, отражать лишь узловые вопросы боевой и политической подготовки и, во-вторых, опираться на тщательно продуманную методику обучения.

Иногда передышка исчислялась неделями и месяцами, иногда — днями, но ни разу не пожалели мы, что завели такой порядок. То, что удавалось сделать даже за несколько дней, окупалось сторицей.

Пока корпус находился в резерве, там, далеко на юге, военные события продолжали стремительно развиваться. К концу сентября войска центра и левого крыла 2-го Украинского фронта, пройдя Румынию, вышли к ее границам с Венгрией и Югославией. Левее 3-й Украинский фронт также развернул свои силы на 400-километровой болгаро-югославской границе.

В октябре войска 2-го Украинского фронта провели Дебреценскую операцию. Важнейшим ее итогом было освобождение северной части Трансильвании и почти всего венгерского левобережья реки Тиссы.

Мы же, наблюдая издалека за делами своих боевых товарищей, чувствовали, что все это — только начало большой битвы за Венгрию.

Чудесная золотая осень стояла в Прикарпатье. Фронт давно уже ушел отсюда далеко на юг и запад, когда однажды утренняя тишина разорвалась грохотом артиллерийской подготовки. Ее сменило могучее «у-р-а-а-а» и трескотня пехотного оружия.

Жители Ровно и Луцка с нескрываемым беспокойством поглядывали то вверх, то на горизонт: «Неужто вернулась к нам война?»

Конечно же нет. Просто в этот день командование 20-го гвардейского стрелкового корпуса, используя опыт недавних боев и только что полученную новую технику, проводило показные тактические учения.

На учениях присутствовало много офицеров и генералов из нашей, 4-й гвардейской, и других армий, а также московская комиссия от Главного Управления боевой подготовки во главе с генерал-лейтенантом А. А. Тарасовым.

Всех нас, конечно, порадовало, что комиссия одобрительно отозвалась об этих учениях, а начальник штаба 4-й гвардейской армии генерал-лейтенант К. Н. Деревянко от имени Военного совета объявил благодарность всем участникам. Особо он отметил саперов, которые под руководством подполковника А. П. Сирюка обеспечили инженерную подготовку учений, и посреднический аппарат во главе с начальником штаба артиллерии корпуса подполковником С. С. Сергеевым.

О Сергее Степановиче я всегда вспоминаю с особой теплотой. Призванный из запаса, он очень быстро освоился со своими обязанностями. Коллектив штаба командующего артиллерией корпуса работал под руководством Сергеева весьма четко. Я часто обращался к нему за советом.

Ныне отрадно знать, что Сергей Степанович стал профессором, доктором экономических наук — ведет кафедру статистики в Тимирязевской академии.

После разбора учений мы провели церемонию вручения правительственных наград воинам, отличившимся Б ходе Ясско-Кишиневской операции. Каждый награждаемый вызывался из строя полка, ему объявлялась благодарность и под звуки старинного егерского марша преподносились на серебряном подносе медаль или орден. Одним из первых получил награду — орден Отечественной войны первой степени — старший сержант М. И. Голышев, подбивший самоходку противника под селом Пуешти.

Этот разработанный в деталях торжественный акт произвел сильное впечатление не только на самих «именинников», но и на многочисленных наших гостей.

Прощаясь с генералом Деревянко, я сказал, что штаб намерен все батальоны дивизий «пропустить» через подобные учения. Это будет как бы итогом нашей подготовки за время пребывания в резерве.

— Хорошее намерение, — ответил он, — но вряд ли удастся выполнить его. Видимо, сегодняшним днем учебу придется завершить.

— Можно понимать это как приказ? — спросил я.

— Да, пожалуй. Скоро подадут эшелоны. Так что готовьтесь исподволь.

На этом мы и распрощались, а через два дня, 18 октября, начальник штаба и начальник оперативного отдела пришли ко мне уже с письменным приказом командарма. Забелин доложил, что корпус, согласно приказу, оставаясь в составе 4-й гвардейской армии, перебрасывается по железной дороге на территорию Румынии.

С моим новым заместителем по политчасти полковником М. Г. Чиковани мы договорились, что проведем совещание с партполитаппаратом, а потом вместе поедем в районы погрузки.

Назначен был Чиковани на эту должность буквально на днях вместо Смирнова, который также получил повышение — стал начальником политотдела 4-й гвардейской армии.

На прощальном обеде наши товарищи сказали много искренних, теплых слов в адрес Василия Федоровича Смирнова. Он не скрывал своего волнения сколько вместе пройдено военных дорог, сколько пережито! — и радовался, что остается все-таки в рядах 4-й гвардейской.