Пурпурная линия - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 21
Когда все это произошло?
Как я уже сказал, в конце октября…
Подумайте, когда точно?
Этого я не могу вспомнить.
Какой был день недели ?
Погодите. Помнится мне, что это было в то время, когда в городе все говорили о болезни короля. Двор тогда покинул Париж и переехал в Монсо. Было это в тот день, когда городские ворота были заперты до позднего утра. Было очень неспокойно. По обе стороны ворот скопилась уйма народа, одним надо было выйти из города, другим войти в него. Прошел слух, что Его Величество поразила какая-то серьезная болезнь и скоро неминуемо начнется новая война.
Это было тридцатого октября, в пятницу. Тогда действительно заперли ворота, потому что надо было арестовать наместника Крана.
Значит, это и в самом деле было в пятницу.
И именно в этот день вы видели Аллебу и двух других господ в поле?
Нет. В тот день я только выехал из Парижа с некоторым опозданием, так что мне пришлось провести ночь не в городе, и я вернулся домой только на следующий день. Если все так, как вы говорите, то все дело происходило в субботу тридцать первого октября.
Вы потом не говорили об этом с Аллебу?
Нет.
Давайте снова вернемся к пустотелому сосуду, который вы нашли в поле. Он был наполнен уксусом, в котором лежала свернутая в спираль серая лента?
Да, именно так.
Вы трогали ленту?
Клянусь своей бессмертной душой, нет.
Вы не можете сказать, что эта лента была органического происхождения ?
Я не понимаю вас.
Вы сказали, что эта лента выглядела как змея. Это действительно была змея? Имел ли этот предмет животное или человеческое происхождение? Или, может быть, это была всего лишь свернутая в спираль ветка, которая обманула ваше зрение?
Нет, эта лента была действительно очень похожа на змею. Хотя я не увидел ее головы. Одно небо знает, что это было, может быть, один из сумасшедших рецептов Аллебу, которыми он кормил этого слабоумного Себастьена. Тому точно ничто не может повредить.
Вы уверены, что в сосуде действительно находился уксус?
Жидкость пахла уксусом, но точно я не знаю, потому что тотчас же снова закупорил сосуд.
Вы не заметили, что несли с собой эти трое, когда проходили мимо вас?
Один из господ нес сумку, а Аллебу волок мешок, с которым он всегда шатается по округе. Но я не могу сказать, что они несли что-то особенное. Может быть, они и приходили в поле только для того, чтобы закопать там сосуд?
Можете ли вы вспомнить что-то еще, что представляло бы какой-либо интерес?
Нет, мсье, пусть поможет мне Бог, но больше я ничего не могу вспомнить. Все это было так давно.
Клянетесь ли вы Господом Богом, что сказали правду и ничего, кроме правды?
Я клянусь, что все происходило именно так, как я сказал. Кроме того, я заявляю, что протокол был прочитан мне вслух, и я не могу ничего возразить против истинности изложенных в нем событий. Господь мне свидетель. Аминь.
Составлено и подписано в Париже в сей понедельник, 12 апреля 1599 года
ЧЕТЫРЕ
POST SCRIPTUM
Шарль Лефебр Его Превосходительству…
Mediceo Filza Nr.5963
Ваше Превосходительство!
Вы совершенно правильно поступили, незамедлительно поручив мне расследование обстоятельств пожара на улице Двух Ворот, а прочтя нижеследующее, убедитесь, что ваши опасения оказались совершенно справедливыми. К сожалению, мы прибыли на место происшествия слишком поздно и, как мне кажется, не так уж много узнаем о мертвеце и другом, исчезнувшем, человеке из опросов соседей. Как вам станет ясно из приложенного протокола, лица, о которых идет речь, не поддерживали никаких сношений с жителями улицы. Из высказываний соседей следует, что жильцы дома дали им неверные сведения о своем окружении и роде занятий. Немногочисленные факты, которые вы любезно сообщили мне касательно двоих разыскиваемых, ни в коей мере не подтверждаются сведениями, полученными от свидетеля и занесенными в протокол.
В тот же день я допросил врача, исследовавшего труп. Это известный хирург Джакомо Баллерини, уроженец Падуи, проживавший последние несколько месяцев в Париже. Он был первым, кто осмотрел труп после того, как он был извлечен из-под обгоревших обломков. Врач показал, что прибыл на место происшествия утром после пожара. Стражники заметили его у сгоревшего строения около половины девятого утра. Баллерини объявил, что он врач, и его провели через дом во двор к обугленным остаткам сарая. Он показал, что на месте пожара было несколько человек, занятых растаскиванием балок, которые еще продолжали дымиться Их поливали водой и складывали у каменной стены.
На мой вопрос, знал ли он обитателей дома, Баллерини ответил, что одного из них, по имени Виньяк, он знал, так как тот в предыдущие годы долго работал его помощником. Будучи спрошенным о втором жильце по имени Люссак, врач ответил, что не знает такого. Я попросил его сообщить мне, где в настоящее время находится Виньяк, на что он удивленно посмотрел на меня и сказал, что это очень странный вопрос, поскольку именно его обгоревшие останки были обнаружены под обугленными обломками сарая. На это я заметил, что сгоревший человек, найденный на месте происшествия, считается неизвестным, и хотя это очень вероятно, но все же нельзя с уверенностью считать, что это труп означенного лица.
На мой вопрос, бывал ли Баллерини в этом доме раньше, он ответил, что никогда там не был, что и занесли в протокол.
Откуда же в таком случае он знал, что там жил Виньяк?
Врач пояснил, что случайно встретил Виньяка три месяца назад на рынке возле Ратуши. До этого они не виделись много лет и ничего друг о друге не знали. Тогда Виньяк рассказал ему, что живет в доме друга на улице Двух Ворот, а работает за городом на какого-то фламандца. Он, Баллерини, позже случайно один раз попал на эту улицу, но в дом не заходил.
После этого я попросил его перейти непосредственно к описанию трупа.
На это допрашиваемый сообщил следующее. Труп сгорел приблизительно на две трети. Лицо покойного стало совершенно неузнаваемым. Волосы, брови и баки были полностью уничтожены пламенем. К тому же кожа настолько плотно прилегала к костям, что можно было говорить не о голове, а об обтянутом кожей черепе. Что же касается тела, то его вообще удалось сохранить лишь с большим трудом.
На этом месте я прервал свидетеля, так как секретарю стало дурно. Я попросил допрашиваемого опустить ненужные подробности и в коротких словах описать самое существенное. На это врач показал, что труп лежал на столе, который сломался под тяжестью обрушившейся крыши. По мнению Баллерини, человек был уже мертв к тому времени, когда начался пожар. При более тщательном осмотре он обнаружил, что на шее мертвеца была затянута петля. Петля была привязана к потолочной балке веревкой длиной около трех футов. Балка лежала рядом с трупом, оказавшись там после того, как рухнула кровля. На основании этого наблюдения врач предположил, что человек повесился, прежде чем сгореть. Возможно, что он сам и поджег строение, а потом – да простит его Бог – предпочел более быструю и легкую смерть.
Это заключение имеет для нас неоспоримую ценность, позволяя объяснить и принять во внимание загадочное показание свидетеля Бартоломе, который, как вы прочтете, утверждает, что видел какого-то человека, стоявшего в огне. Вероятнее все-го, он видел подвешенный к потолку труп мертвеца. Пламя, дым и возбуждение ввели свидетеля в заблуждение, и он решил, что в помещении стоит человек, «словно погруженный в свои мысли». Так, во всяком случае, утверждал свидетель.
Когда я отпустил врача, мне в голову пришли еще некоторые вопросы. Прежде всего я забыл спросить его, как зовут того фламандца, у которого работал Виньяк. Я послал стражника за врачом, но того не оказалось дома. Стражник оставил на месте письменный приказ врачу вернуться ко мне для продолжения допроса. Баллерини, однако, не выполнил предписания, и с тех пор мы его больше не видели. Дальнейшее расследование показало, что после нашей беседы он тотчас покинул город. Это могло оказаться случайностью, хотя его отъезд можно объяснить и тем, что продолжение допроса было бы для него неприятным.
От вашего внимания, конечно, не ускользнуло, что теперь надо принять в соображение, что допрос лишь одного-единственного человека может как-то прояснить дело. Поэтому я решил непременно разыскать Перро, владельца дома, и допросить его относительно обоих интересующих нас лиц. Само собой разумеется, что дальнейшее расследование я буду проводить со всей возможной секретностью, коей требует этот случай. Считаю, что поимка нами второго – бежавшего – человека – вопрос нескольких дней.
Да сохранит вас Бог от зла, которое творится вокруг нас.
Дано в Париже, сего дня 12 апреля 1599 года.
Ваш покорнейший слуга Шарль Лефебр