Пурпурная линия - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 28

– Вставай, мой мальчик, настало время показать, на что ты способен.

Я сонно обернулся на его голос. Но в ужасе отпрянул, когда увидел, что именно он положил перед собой на траву.

Вот дьявол! Он сумел обобрать даже несчастную мать в ее горе. Я ощутил в горле спазм, но Баллерини смотрел на меня строго и неодобрительно.

– Нечего прикидываться. Ну-ка живо принимайся за работу. Такая возможность выпадает не каждый день.

Я, все еще не веря своим глазам, выдержал его взгляд. Только после того, как он несколько раз подмигнул мне и парой движений дал понять, что мне следует достать из сумки мои перья, я понял наконец, что он хочет делать с теми безобразными предметами, которые лежали перед нами в траве, и пока я, трясясь от отвращения и ужаса, доставал перья, тушь и бумагу, он уже приступил к делу, начав от пальцев аккуратными изящными разрезами рассекать ампутированные детские ножки.

ШЕСТЬ

ДОПРОС МАРКИЗА ДЕ РОНИ

ШАРЛЬ ЛЕФЕБР: Господин маркиз, вам известно, что король уполномочил меня провести расследование, касающееся обстоятельств смерти герцогини. Готовы ли вы ответить на некоторые наши вопросы?

РОНИ: Исполняйте свой долг.

Ш.Л.: Где вы находились в момент смерти герцогини де Бофор?

РОНИ: В моем замке Рони, куда я уехал на пасхальные дни вместе с принцессой Оранской и другими высокопоставленными особами.

Ш.Л.: Виделись ли вы с герцогиней перед вашим отъездом?

РОНИ: Да. Я попрощался с ней в доме господина Дзаметты, где она остановилась.

Ш.Л.: Как протекал этот визит?

РОНИ: Герцогиня неважно себя чувствовала и своей беременностью вызывала сострадание. Однако она выказала мне большую привязанность и просила меня забыть наши старые распри.

Сама герцогиня, как она сказала, уже сделала это.

Она клялась, что всегда была мне другом, и всячески уверяла меня в своем расположении. К этому она присовокупила, что великие услуги, какие я оказал королю и государству, более чем когда-либо обязывают ее способствовать моему возвышению. Подробности она собиралась разъяснить мне по возвращении, но обещала, что впредь не будет ничего предпринимать, не посоветовавшись предварительно со мной.

Ш.Л.: Что вы ответили на эту любезность?

РОНИ: Я поблагодарил герцогиню в приличествующих выражениях, не показав ей, однако, что догадался, куда она клонит, хотя мне это было совершенно ясно.

Ш.Л.: Герцогиня открыто намекала на свое скорое бракосочетание с королем. Это намерение было известно всем, и никто не знал об этом решении лучше, чем вы. Как же вы могли представить дело так, словно вам непонятны намеки герцогини?

РОНИ: Несмотря на то что все дело вступило в завершающую стадию, я не верил, что замыслы герцогини де Бофор увенчаются успехом. Я был свидетелем колебаний короля, который постоянно разрывался между верностью своему сердцу и верностью государству. Кроме того, из трех писем, полученных мною от королевы, я знал, что она твердо решила воспрепятствовать этому браку.

Ш.Л.: Король больше не колебался. Он, как вам хорошо известно, принял окончательное решение, что же касается противодействия королевы Маргариты Валуа, то не могли бы вы показать нам письма, которые она писала вам?

РОНИ: Вот последнее из них. Королева говорит, и это ее доподлинные слова, что ее промедление и сомнение основаны на том, что она не желает уступать свое место женщине со столь сомнительной репутацией.

Ш.Л.: Должен на это заметить вам, что письмо, которое ни в коей мере не соответствует стилю королевы, полностью противоречит фактам. Королева подтвердила свое согласие на развод и 3 февраля 1599 года подписала полномочное разрешение на начало процесса, каковое было шесть дней спустя получено в Париже.

РОНИ: Мне ничего не известно об этом документе.

Ш.Л.: Это трудно себе представить, учитывая то положение, которое вы занимаете в королевском совете, и то доверие, которым облек вас Его Величество. Однако ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Ваша супруга, маркиза де Рони, не посетила герцогиню де Бофор, чтобы попрощаться с ней?

РОНИ: Я сам послал ее к герцогине.

Ш.Л.: Что произошло во время их свидания?

РОНИ: Герцогиня приняла мадам де Рони очень дружелюбно. Она сказала, что хотела бы отнестись к ней как к своей лучшей подруге. Кроме того, герцогиня просила, чтобы мадам де Рони, со своей стороны, полюбила ее всей душой и без принуждения согласилась бы жить с ней, чтобы по желанию герцогини присутствовать при ее отходе ко сну и пробуждении.

Ш.Л.: Какое впечатление произвело это свидание на вашу супругу?

РОНИ: Домой она вернулась в сильном гневе. Она спросила меня, должна ли маркиза де Рони считать за высокую честь предоставленное ей право прислуживать при засыпании и пробуждении герцогини де Бофор. Это предложение она восприняла как унизительное. В конце концов, это можно было бы считать за честь, если бы речь шла о достойной и добродетельной королеве Франции.

Ш.Л.: Что вы ответили на это вашей супруге?

РОНИ: Я сказал ей, что хорошо понимаю, что означают подобные речи, и что подробно мы поговорим об этом в другое время. Но она должна поостеречься говорить об этом с кем-либо и ей следует держать свои мысли при себе, особенно в присутствии принцессы Оранской, которая, казалось, очень заинтересовалась этим делом.

Ш.Л.: Один свидетель утверждает, что от вас слышали еще кое-что.

РОНИ: Ну, еще я добавил, что надо посмотреть, как пойдут дела и стоит ли рвать все нити.

Ш.Л.: Мы попросим вас растолковать эти слова, поскольку они звучат очень двусмысленно и допускают весьма неблагоприятное истолкование. Однако вернемся к вашим показаниям. Как вы узнали о смерти госпожи де Бофор?

РОНИ: Два дня спустя после нашего прибытия в замок Рони, в пасхальную субботу ранним утром, буквально на рассвете, я беседовал с супругой, которая еще лежала в постели. Мы говорили о надеждах госпожи герцогини сочетаться с королем браком. Я начал с того, что поделился с женой некоторыми своими мыслями, заговорил о больших препятствиях, которые, на мой взгляд, стояли на пути этого бракосочетания, говорил я и о тех последствиях и катастрофах, которые, без сомнения, последуют из этого события. В это время у двери зазвонил колокольчик, длинный шнур которого был протянут за ворота и перекинут через ров. Секунду спустя мы услышали громкий голос за воротами: «Именем короля, именем короля!»

Я немедленно приказал опустить подъемный мост и открыть ворота.

Спустившись по лестнице, я встретил посланника, который взволнованно обратился ко мне: «Господин, повеление короля. Соблаговолите сегодня же прибыть в Фонтенбло».

«Господи Иисусе, мой друг, – ответил я, – что случилось? Уж не заболел ли король?»

«Нет, мсье, но он печалится и гневается больше, чем когда-либо. Умерла герцогиня!»

«Герцогиня умерла, – вырвалось у меня. – Но как это случилось? Что за стремительная болезнь унесла ее жизнь? Пройдем в мои покои, я тоже опечалился, и за едой – ведь ты наверняка голоден – ты все мне расскажешь».

Придя в мои покои, посланник все рассказал нам, что он знал о смерти герцогини. В мой замок он ехал через Париж, где встретил господина Ла-Варена, который передал ему для меня письмо.

Ш.Л.: В свое время мы заслушаем и господина Ла-Варена. Но сначала расскажите нам, пожалуйста, с какими словами вы обратились к своей супруге, когда, охваченный волнением от услышанной новости, вошли в спальню. Гонец слышал эти слова и передал их нам.

РОНИ: Я нашел свою супругу еще в постели и, обняв ее, заговорил: «Дитя мое, я принес вам добрую весть. Вам не придется присутствовать ни при пробуждении, ни при отходе ко сну герцогини, так как нитка оборвалась. Но поскольку она мертва, то помолимся Господу, чтобы он даровал ей на небесах долгую и счастливую жизнь. Король избавился от множества неразрешимых вопросов и тяжких раздумий».

Ш.Л.: Да, это те самые слова, которые были услышаны и о которых сейчас так много говорят. Люди, которые превзошли других заслугами и достоинством, всегда имеют врагов. Ваши враги придали вашим словам то значение, какое вы сами никогда не осмелились бы им придать даже в своих мыслях. Не можете ли вы точно сказать, что именно хотели вы выразить этими словами? Для начала вспомним, что в утреннем разговоре с вашей супругой вы сказали о том, что надо еще посмотреть, как пойдут дела и не порвется ли нить.