Пурпурная линия - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 76

Король хотел жениться Картина заказана на Габриэль итальянцами для дискредитации герцогини Король не хотел жениться Картина заказана Габриэль на Габриэль для оказания давления на короля. Линии, разделявшие четыре возможности, сходились в центре, как перекрестие прицела. Некоторое время я беспомощно рассматривал картинку, потом откинулся на спинку стула и нарисовал на перекрестии линий большой вопросительный знак.

ТРИ

Вопреки ожиданию, на следующее утро мне понадобилось несколько часов для того, чтобы найти в ошеломляюще обширной библиографии имена специалистов, с которыми мне хотелось бы проконсультироваться по интересующему меня вопросу. Вся первая половина дня ушла на поиски их адресов и телефонов. Самые последние публикации вышли из-под пера одного историка, работавшего в Париже, в Сорбонне. Это был капитальный двухтомный труд по истории царствования Генриха IV. Еще одна, однотомная, но довольно толстая монография под неброским заголовком «Генрих IV Наваррский» принадлежала известному Курту Катценмайеру из Цюриха. Во всех остальных публикациях последних лет, которые я довольно бегло просмотрел, речь шла о статьях и исследованиях частных вопросов. Теперь до меня дошло, во что я ввязался. О бесконечном разнообразии мнений, отраженных в научной литературе, я знал на примере моей собственной специальности, где не было ни одной темы, какой бы незначительной она ни была, не погребенной под курганами исследований. Насколько же необозримым должен быть поток книг и статей, посвященных историческим личностям.

Наконец я решил обратиться к цюрихскому историку, и мне повезло. Как выяснилось, он преподавал в Базельском университете, где и согласился принять меня во время обеденного перерыва в своем кабинете. По телефону я сказал ему, что читал его книгу и что мне хотелось бы обсудить с ним некоторые конкретные вопросы, касающиеся планов женитьбы Генриха IV на Габриэль д'Эстре. Эта история, ответил он мне, настолько мало снабжена надежными источниками, что в своей книге он коснулся ее лишь вкратце, но готов поделиться со мной некоторыми интересными сведениями. Всю вторую половину дня я посвятил чтению книги Катценмайера и натолкнулся в ней на сцены, которые столь живо описал мне Кошинский во время нашей лесной прогулки всего несколько дней назад. Несколько дней назад? Неужели прошло всего три дня с тех пор, как я вообще познакомился с этой историей? Описания Кошинского, как я теперь должен был признать, были не более чем грубым историческим полотном, которое на фоне исполинской панорамы эпохи гугенотских войн предстало передо мной как отображение мелькающих на короткое мгновение падающих звезд, теряющихся на фоне вихря бесчисленных действующих лиц и событий, которые теперь благодаря Катценмайеру явственно представились моему мысленному взору.

Естественно, я прочел шестьсот страниц довольно поверхностно. Такой способ чтения я усвоил еще в студенческие годы и с тех пор сильно его усовершенствовал. Указатель и оглавление помогли найти интересующие меня места. Судьбе Габриэль было посвящено всего полстраницы. Ее внезапная смерть расценивалась как совершенно незначительный эпизод, вставленный в главу, касающуюся брачных переговоров с Флоренцией. В сноске, где упоминались не вполне надежные источники, такая краткость получила обоснованное оправдание:

«Вопрос о том, была ли Габриэль д'Эстре жертвой отравления или умерла вследствие болезни, в настоящее время выпал из круга научно-исторических исследований. Со времен Луазлера (1878) и Деклозо (1889) в этой теме не было сказано ничего принципиально нового. Новейшие исследования либо повторяют то, что было сказано раньше, либо занимаются научными, но достаточно бесплодными спекуляциями (ср. Bolle, J.: Pourquoi tuer Gabrielle d'Estree? Флоренция, 1955)».

Фамилии Луазлера и Деклозо я уже встречал. Но кто такой Ж. Болль? Я записал имя и направился в каталог, который вторично поставил меня в тупик. Сетевой компьютер выдал неправильное сообщение. Я был введен в заблуждение. Название книги звучало весьма многообещающе. «Почему убили Габриэль д'Эстре?» Продолжать поиски в Германии было бессмысленно. Эти книги можно было найти только в Париже.

К моменту закрытия библиотеки я прочел достаточно, чтобы подготовиться к завтрашнему разговору. Я поужинал в ресторане, вернулся в отель, сделал несколько деловых звонков и наконец набрал номер Кошинского.

Он ответил на второй звонок.

– Ah, Monsieur Michelis. Quoi de neuf? [14] – шутливо спросил он.

– Завтра я еду в Базель, чтобы поговорить с одним историком.

Он засмеялся.

– Я смотрю, вы решили до конца раскрутить эту историю. Надеюсь, это не я вложил вам блоху в ухо?

– Я и сам не понимаю точно почему, – возразил я, – но мне кажется, что ответ Морштадт предполагал найти в луврской картине. Кстати, я нашел оригинал пасквильных стихов. Они приведены в мемуарах Этуаля.

– Это меня не удивляет, – сухо сказал он. – Он довольно почерпнул из этого источника.

– Одна из картин находится в Базеле, не так ли? – спросил я.

– Да, одна из трех картин, показанных на банкете.

– Вы знаете, где именно?

– Мне кажется, что в Художественном музее. Да, точно так. В Художественном музее. От вокзала до музея десять минут пешком. Хотите посетить и другие музеи?

– Пока еще не решил. Кстати, эти картины нигде не описаны?

– Естественно, описаны. Разве я вам этого не говорил? «Les Dames de Fontainebleau». Фамилию автора я благополучно забыл, а книги под рукой у меня сейчас нет. Но вы найдете ее в любом мало-мальски приличном отделе истории искусств. Издатель – Франко Мария Риччи. К сожалению, для простых смертных это малодоступное чтение. Там отражены все картины, написанные на тему Актеона.

Я торопливо записывал.

– А после этого? – спросил он наконец.

– После чего? – не понял я.

– После Базеля?

– Вероятно, Париж. Я чувствую непреодолимое желание посетить Лувр. Кроме того, в Германии нет нужных мне материалов.

– Так-так, старые документы, – сказал Кошинский на прощание. – Ну что ж, желаю успехов.

Он не смог скрыть насмешки, прозвучавшей в его голосе.

ЧЕТЫРЕ

Базель околдовал меня. Я ожидал увидеть огражденный пешеходными зонами городок, а оказался в урбанизированной шкатулке с драгоценностями. Мне оставалось лишь пожалеть о том, что другое чудо удерживает меня от того, чтобы не откладывая начать удивляться этому сокровищу. Вместо этого я сгорал от нетерпения скорее попасть в музей, а когда я стоял перед картиной, до меня дошло, что я, видимо, уже одержим этой странной портретной серией.

Неизвестный художник. Утренний туалет дамы.

Дата отсутствует. Я внимательно рассматривал картину не меньше получаса. Все основные элементы других картин на тот же сюжет присутствовали уже и здесь. Дама изображена за своим утренним туалетом. На плечи наброшено прозрачное покрывало, оставляющее обнаженной верхнюю часть туловища. Туалетный столик покрыт красным бархатом. Правая рука согнута в локте, кисть протянута к пупку, а между пальцами зажато кольцо. Левой рукой дама играет цепочками, висящими между грудей. Слева от дамы стоит роскошно отделанное зеркало, в котором отражается ее профиль. Подставка зеркала выполнена в виде пары, слившейся в страстном поцелуе. На заднем плане видна стоящая на коленях возле открытого окна камеристка, перебирающая вещи в сундуке.

Взгляд изображенной на портрете дамы показался мне одновременно стыдливым и вызывающим. В каталоге, настолько же информативном, насколько туманном, было сказано:

«Композиция картины, написанной художником из школы Фонтенбло, находится под большим влиянием итальянцев (Рафаэль и Леонардо) или даже их великих предшественников (Тициан). Напоминает утраченный оригинал Клуэ. Известны многочисленные подражания, копии и варианты: Уорчестерская, Дижонская и предлагаемая вниманию посетителей, вероятно, принадлежащая кисти немецкого мастера, являются, по-видимому, самыми красивыми из сохранившихся до нашего времени.