За дурною головой (СИ) - Иванова Виктория. Страница 10
Второй балахон я свернул плотным валиком и подсунул ему под голову в качестве подушки.
Вставать еще раз посреди ночи из–за неудобства, ощущаемого э'гленером, не хотелось. Вернувшись на свое место и улегшись, я вновь прислушался к своим и не своим ощущениям – вроде бы больше ничего не беспокоит. Значит, все в порядке.
…Возле уха ветер тихо шепнул уже ставшим знакомым голосом «Спокойной ночи…».
И чего только не привидится ночью возле развалин темного храма…
Глава 2. Не будите лихо утром рано… Проснуться оно в любом случае успеет!
Проснулась я резко, вдруг. Вот бывает такое – спишь, спишь, спишь и вдруг всё – сна уже нет ни в одном глазу. Мне было тепло и уютно. Тело приятно ныло, как после хорошей работы и последующего хорошего отдыха. Видимо, не слабо мы вчера отметили Самайн… Интересно, а в парке все на месте? Ничего не поломали?
Бодрость била через край! Хотелось вскочить и чего–то делать, чем–то заниматься. Я радостно открыла глаза и тут же скоренько их захлопнула. Вот не помню я, что бы в моей спальне кусты из матраса росли! Ко мне что, Галя в гости приехала или это такое оригинальное продолжение сна? Открыла один глаз – куст никуда не исчез, все так же склоняя надо мной свои ветви, густо обсыпанные золотистыми соцветиями. Открыла второй – та же картина.
И вот тут я все вспомнила! И обряд, и про то, как отбивалась, и про три луны, всё… Как–то сразу взгрустнулось, но где–то, где–то там, в глубине души, ехидно скалилась радость – не у каждого исполняется розово–заветная мечта.
Даже таким вот, идиотским образом…
Всё равно ведь больше не усну, так почему бы и ни встать? Я окончательно проснулась и, сладко потянувшись всем телом, села на земле. О! Кто–то добрый укрыл меня, поверх моего собственного легкого плаща, одним из «боевых трофеев» – балахоном. Другой балахон, свернутый компактным валиком, служил мне подушкой. Я еще раз зевнула до хруста в челюстях, потянулась и выбралась из–под куста. Мама мия, порка бозка!..
Я очень редко вижу рассвет, так как очень даже люблю поспать. А вот теперь поняла, что эта красота стоит нескольких потерянных часов сна.
Рассвет только–только начинался. Солнца на небе еще не было видно, но облака уже были того ярко–розово–алого оттенка, когда еще чуть–чуть – и в глаза острым, золотым и сияющим копьем ударит первый луч. Солнце медленно, словно бы нехотя, выползало на небо из–за макушек деревьев, одевая еще густо–зеленые кроны во все оттенки золотого и алого, словно бы на миг, презрев законы времени, в этот скрытый ото всех уголок заглянула осень.
Белый, прозрачный и довольно зябкий туман, до этого окутывавший небольшую полянку уютным покрывалом, словно бы взорвался изнутри сотнями сотен ярких и сияющих самоцветов–искорок – росинок. Небо, выкрашенное во все оттенки розового и алого на востоке, медленно меняло свой цвет на голубой и темно–синий на западе, куда лучи восходящего светила еще не доставали.
Бледный овал одной из лун еле–еле проступал на этом темном кусочке неба, словно бы ночь не желала сдавать свои позиции, изо всех сил сопротивляясь наступающему дню. Тихо чвиркнула одна птаха, ей ответила другая – и уже нет той торжественной тишины, еще не так давно окутывавшей лес. Каждая птица пыталась по–своему поприветствовать восходящее солнце.
Я стояла с глупой улыбкой, созерцая сию фантасмагорическую картину, переполненная какой–то неземной, тихой и домашней радостью, пока какая–то синица неощипанная, взлетая, не смахнула мне всю росу с ветки за шиворот!!
Ух! Ладно, раз намочили – пойдем умываться! Тем более что ручей где–то рядом, судя по звонкому журчанию. Я подхватила свой плащ, один из балахонов (вытираться–то чем–то надо?) и направилась в ту сторону, откуда доносился звук.
А вот и ручеек! Там, где я выломилась из кустов, он собирался в небольшое озерцо, отлично подходившее для осуществления моих коварных замыслов. Умывания, то есть! На бережку этого природного «умывальника» был очень удобный камешек, на который я и не преминула влезть…
Ну–с, плащ в сторону, камзол снимем, что б не намочить, да и мешает он… Этот черный, плотный и расшитый серебристой нитью предмет моего одеяния (причем, настоящий, а не самодельный) был найден в костюмерной районного Дворца детского и юношеского творчества у бабы Маши (та еще тетка…), где он валялся, никому не нужный. Ну, я его быстренько и оприходовала, на свои нужды.
Оставшись в черной шелковой рубахе и черных, облегающих и блестящих кожаных штанах, приобретенных на базаре у бабульки (и где она их взяла?!) за пятнадцать рублей, опоясанных черным широким кожаным поясом с большим количеством металлических блях (выклянченным у брата под честное–пречестное вернуть в целости и сохранности) и заправленных в черные сапоги–казаки (выпрошенные у подруги), я наклонилась над озерцом…
Ой ты, боже ж мой! Так и заикой недолго остаться! Из воды на меня глядело НЕЧТО! Объясняю по порядку.
Выглядело это НЕЧТО следующим образом: длинные бело–серебристые волосы, разделенные пополам угольно–черной прядью ото лба до затылка, стояли дыбом после сна и были так перепутаны, что я с ужасом представляла себе, как я буду их расчесывать! Половины лишусь, не иначе! Бледное лицо когда–то расчерчивали ломаные черные линии, которые огибали глаза и острыми зигзагами спускались до губ, а к тому же, заштрихованные черным карандашом для бровей, производили убойное впечатление. А теперь они растушевались по всему лицу!
Кто сейчас меня увидит – с дерева не снимем! И доказывай потом, что ты не верблюд, то есть, не демон или не предсмертный глюк. Вот только темно–вишневые губы, которые были очерчены тем же самым черным карандашом, сохранили свой цвет и границы… Нет, надо умываться и срочно!!
Брррр! А водичка–то холодная! Родниковая! Сцепим отплясывающие яростную чечетку зубки (чтоб язык не откусить, этот орган мне еще пригодится!) и продолжим водные процедуры!… В очередной раз (третий? четвертый?) вытирая лицо краем балахона и заглядывая в воду, я осталась довольна полученным результатом.
Из воды на меня глядела слегка бледная девушка с довольно темными губами и взъерошенными серебристо–белыми волосами. Слава богу, что нарисованные глаза смылись… А вот теперь не мешало бы и расчесаться! Увы и ах, но собственная расческа осталась дома. Хм… ну не руками же расчесываться!
Стоп. У Рони наверняка должна быть! Какая нормальная особа женского полу отправится в путешествие без походного «боевого набора» косметики? Попросим у нее. А пока, камзол под мышку, плащ на плечи, капюшон на голову и вперед, за гребешком!
На полянке перед руинами уже не спали. Народ активно потягивался, зевал и всячески изображал нежелание вставать. В центре уже пылал небольшой костерок, вокруг которого с котелком деловито суетилась Рони. Ладно, отвлечем ее на пару минут…
– Рони, можно тебя на пару минут? – спросила я, подойдя поближе.
– Да, Эйлан? – Рони поставила на землю котелок, в котором, наверное, предполагалось готовить завтрак, и обернулась ко мне.
– Ээээ… Рони… А у тебя вот чисто случайно, гребешка нет? И ленточки какой–нибудь? – спросила я.
Тонкие брови Рони поползли к своим старшим братьям в гости, к волосам то есть.
– Гребешка? – недоуменно переспросила она – Ленточки? А тебе зачем?
Хм, а что, гребешки используют еще для чего–то? Просветите, пожалуйста, темную меня, для чего??
– Расчесаться я хочу. А что, нельзя?
Действительно, не думала, что мое невинное желание нормально выглядеть, будет так странно воспринято. Рони покосилась на меня, но все же отошла к костру, порылась в неказистой сумке, валяющейся рядом, и протянула мне длинную темно–зеленую ленту, расшитую серебряной нитью, и деревянный гребешок.
– Спасибо! – сказала я и направилась к ранее облюбованному мной дереву на краю полянки.
Вообще–то, по жизни я ролевик [1] и официально состою в ролевом клубе, но ничто толкиенутое мне не чуждо. Поэтому по расе я считаю себя полуэльфом. К чему я это объясняю? А к тому, что как истинного представителя сей остроухой расы, меня тянет к зеленым насаждениям. И для приведения себя в порядок я выбрала именно дерево, не все, конечно, а его очень удобную и толстую ветку, росшую невысоко и практически горизонтально.