Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 13

– Я люблю тебя, – сказал он.

Она ладонью закрыла его рот и покачала головой:

– Не говори ничего. Ты меня совсем не знаешь.

– Я знаю о тебе все.

– Ты ничего не знаешь.

– Я люблю тебя.

– Раз ты так легко говоришь об этом, значит, слово «лю бовь» ничего для тебя не значит. Нельзя любить человеке которого знаешь всего несколько часов.

– Я люблю тебя уже двадцать три года, – отозвался он. Она улыбнулась.

– И скольким женщинам ты это говорил?

– Ни одной. До сих пор я не любил ни одной женщины.

Джульетта наморщила лоб.

– Перестань. Такие слова все портят.

Он коснулся ладонью ее лба, провел пальцем вдоль лини бровей.

– No importa. Ya vera 28, – прошептал он.

– Что ты сказал?

– Не важно.

– Почему ты говоришь по-испански, хотя знаешь, что не понимаю этого языка?

– Но немецкого ты тоже не понимаешь, так что я с тем же успехом могу говорить и по-испански.

– Откуда ты так хорошо знаешь немецкий?

– Учил.

– Где?

– В школе.

– Разве в аргентинских школах изучают немецкий?

– Нет, вообще-то нет.

– Но ты учил?

– Да.

– Зачем? Ну, это ведь трудный язык и все такое…

– Немецкий? Нет. Почему?

– Мне часто приходилось слышать, что немецкий труден для иностранцев.

– Чушь. Это вы сами придумали, потому что немцы страшные перфекционисты.

– У тебя немецкие корни?

– С чего ты взяла?

– Ты говоришь почти без акцента.

– У меня был хороший учитель. Господин Ортман из Ботропа. И потом, у нас есть немецкий телеканал.

– Из Ботропа? Забавно.

– Почему?

– Звучит так обыденно. Приехал бог весть откуда и, оказывается, знаешь, где Ботроп.

– Я знаю еще Херксхайм и Випперфюрт 29.

Он раскатывал «р», выговаривая слова так, словно, сам того не желая, произносит скороговорку. Джульетта улыбнулась.

– Почему тебя назвали Джульеттой? – спросил он. – Совсем не немецкое имя.

– Папа хотел окрестить меня Юлией. Но мама не согласилась. Ей казалось, что это имя приносит несчастье. Джульетта – компромиссное решение.

– Маленькая Джулия… – прошептал он, обжигая взглядом. И ее накрыла вдруг такая мощная волна нежности, что она просто обхватила ладонями его голову, притянула к себе и жадно прижалась губами к его губам. Они целовались долго, сжимая друг друга в объятиях. Она чувствовала его усиливающуюся эрекцию, растущее напряжение. И начала ритмично прижиматься к его бедрам. Разум восстал, но Джульетта отказывалась внимать ему, предавшись совсем иным силам, бушевавшим сейчас в ее теле.

– Я люблю тебя, – снова прошептал он. – Даже если ты мне не веришь. Вот увидишь… Ты моя жена. Мой ясный светик…

Она не имела понятия, куда заведут ее эти движения. Пока он рядом, разуму места не было. Ей хотелось наслаждаться каждой секундой. То, что случилось, было так необычно и так чудесно, что она боялась испортить ощущения непрошеными мыслями. «Ты для него девочка на один день, – говорил противный голос внутри. – И ты заплатишь за это, дорого заплатишь. У такого мужчины просто не может не быть женщины. Валери предупреждала тебя: будь осторожна с этими латиносами. А он захватил тебя врасплох». Нет, неправда! Она сама захотела. И только поэтому убежала из театра.

Они провели вместе ночь, следующий день, следующую ночь и половину наступившего воскресенья. В какой-то момент матрац с кушетки оказался посреди комнаты, обложенный со всех сторон подушками и одеялами. Ночью, около трех, им вдруг захотелось есть, и они сообразили что-то условно съедобное из консервированного тунца, томатного соуса и спагетти. Потом выпили чаю, потому что вина не осталось. Потом вместе приняли ванну и еще долго лежали на своем ложе, намазывая друг друга кремом, пока за окном не забрезжил рассвет.

Суббота прошла почти так же. Проснувшись, они бесконечно ласкали друг друга, пока от возбуждения не свалились с матраца, а потом чувствовали себя слишком усталыми, чтобы предпринять что-нибудь за пределами постели. В какой-то момент Джульетта умудрилась даже сварить кофе и отыскала пару кексов. Ее мобильник несколько раз звонил, но она, бросив взгляд на экран, не отвечала. Ближе к вечеру они добрались все-таки до греческого ресторанчика в соседнем доме и немного поели – почему-то оба особо не проголодались, потом купили бутылку вина и, крепко обнявшись, поднялись по лестнице обратно к ней.

Вторая ночь была еще лучше первой. Не стоит сейчас о ней вспоминать! То, что он делал и говорил… А ей тогда было все равно, действительно ли происходящее означает именно то, что ей кажется, или таким образом просто проявляются его желание и потенция. Вторая ночь околдовала ее. Когда в воскресенье после поцелуя он все-таки ушел и она осталась одна, то чувствовала себя совершенно опустошенной. Все тело болело как большая рана. Она привела в порядок квартиру, приняла ванну, по-прежнему не отвечая на телефонные звонки, становившиеся все настойчивее. У нее было ощущение, что она только что пережила кораблекрушение.

Так девять недель назад все это началось. А закончилось той самой историей с отцом.

5

Она задремала. По телевизору передавали новости, но звук был приглушен. Звонок в дверь испугал ее, в первый момент она не могла понять, где находится.

Теперь, сидя в самолете, она спрашивала себя, не произошло ли уже тогда что-то такое, что могло бы пролить свет на дальнейшие события? Должно же быть какое-то объяснение! Она сняла трубку домофона и спросила, кто там.

– Это я. Папка. Ты уже спишь?

– Нет-нет. Открываю.

Все как обычно. Они с матерью были в Лейпциге на ярмарке антиквариата. Джульетта вдруг смутно припомнила, что они туда собирались. В субботу отцу надо было работать, и мама с подругой отправилась в какой-то Розенцюхтер. А в воскресенье они собирались на ярмарку в Лейпциг. И вот вернулись. Маркус отвез Аниту домой, а сам ненадолго зашел в офис, убедиться, что все в порядке. На обратном пути заглянул к ней. Все как обычно.

Чем же она недовольна?

Но чем-то она явно недовольна. Сказать бы ему, чтобы пришел завтра вечером. Сейчас ей совсем не хочется его видеть. Вообще никого. Она только что убрала следы последних двух ночей и любое вторжение ощущала как укол в самое сердце. К холодильнику прикреплена визитка Дамиана с адресом и телефоном. Хотя расстались они всего несколько часов назад. И сегодня она не станет ему звонить, пусть даже мысль об этом не оставляет ее ни на секунду. К тому же сейчас в любом случае уже поздно. Завтра в десять утра начнется тренировка, и все пойдет своим чередом до четырех часов без перерыва. Нужно успокоиться, взять себя в руки.

Она оценивающе посмотрела на себя в зеркало и пошла к двери. Когда подъехал лифт, отец стоял в кабине к ней спиной. Он бросил взгляд через плечо, увидел в дверях дочь, подмигнул ей, быстро повернулся и крикнул:

– Сюрприз! – В руках у него был старый граммофон. Джульетта улыбнулась.

– И это все? – спросил он. – Я целый час потратил, уговаривая отдать его мне. Думал, ты будешь прыгать до потолка.

– Я и так каждый день это делаю.

Она подошла к нему и стала разглядывать аппарат.

– Замечательный. Это мне?

– Ну конечно. Кому же еще?

– Входи же. Тут холодно.

Она пропустила его вперед и осторожно заперла дверь. Секунду или две он стоял в нерешительности в прихожей, потом поставил граммофон на кухонный стол, повернулся к дочери, поцеловал ее в обе щеки и повесил пальто на вешалку возле двери.

– Я ненадолго. Хотел только увидеть твое лицо: завтра я не смогу зайти. Как дела, малышка, все в порядке? Ты выглядишь усталой. Как провела выходные?

Продолжая говорить, он медленно двигался в глубь ее квартирки и закончил, остановившись в ожидании возле кушетки.

– Отдыхала. Хочешь чего-нибудь выпить?