Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 57

Резкая реакция Джульетты выбила у отца почву из-под ног. Он отпил кофе, избегая ее взгляда.

– Последние дни дались мне тяжело, – спокойно сказала Джульетта. – Отчасти я сама виновата. И ни в чем тебя не упрекаю. Но я требую, чтобы ты наконец стал воспринимать меня как взрослого человека. Почему ты не рассказал мне это еще в Берлине? Почему?

Он поднял руку, прося ее замолчать.

– Вижу, сам вижу. Я был не прав. Но позволь мне хоть как-то оправдаться.

Она вдруг обратила внимание на его сильные руки. Он здорово играет в теннис. Его физическая форма просто всем на зависть: само здоровье. В противоположность ей с ее постоянными болями в желудке, изжогой, растяжениями, вывихами. По средам их в школе всегда взвешивали. Поэтому с воскресенья и до среды они голодали, а со среды до следующего воскресенья обжирались. Она по-прежнему ощущала этот ритм, даже когда пыталась есть нормально. Нормально? Что значит для балерины нормально? Нерегулярные месячные, щиколотки, тонкие до прозрачности, словно по ним долго колотили молотком.

– Он встал, скрылся в ванной и вскоре появился полностью одетым. Я спросил, где ты. Он в ответ нахамил. Это привело меня в ярость. Весь день я не находил себе места от беспокойства, а теперь еще вместо тебя обнаружил этого типа. Ну вот, слово за слово, и он набросился на меня, привязал к стулу. Взбесился. А когда привязал, сам не знал, что делать дальше.

– Что ты ему сказал?

– Я уже не помню. Знаю только, что он спросил: «Ищешь свою малышку, да?»

– Он обращался к тебе на ты?

– Да. Хотел меня спровоцировать. Потом произнес еще несколько грязных замечаний, которые я не собираюсь повторять. Он становился все агрессивнее, углубился в какие-то странные рассуждения о европейском декадансе… Ну вот, не знаю, что еще сказать.

Джульетта слушала с трудом, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Через это придется пройти. Раз уж ее угораздило оказаться между двумя сумасшедшими.

– Ты ведь знаешь, когда меня провоцируют, я становлюсь неприятен. Потом он потерял над собой контроль и набросился на меня. Как безумный. Связал и полночи нес какой-то бред. В остальном то, что я рассказал полиции, правда.

Джульетта на него не смотрела. Отец продолжал говорить, но она давно не слушала его по-настоящему. Хотя ей нужно знать все. Все подробности. А ее просто выворачивало наизнанку, стоило только представить себе эту сцену. Почему? Что за театральность? Отец в ее квартире, привязанный к стулу словно заложник? Чтобы она нашла его. В таком виде. Значит, это было направлено против нее? Плевок под ноги? Ах шовинистическая задница! Вот почему он бежал от нее как от чумы. Наверное, решил, что извращенное чувство отца каким-то образом пачкает ее, лишает чистоты. Тогда и сам он грязная латиноамериканская свинья.

– Что ты ему сказал? – снова спросила она.

– Он обзывал и оскорблял меня…

– Ты! Что ты ему сказал?!

Он испугался ее крика, замолчал и отвел глаза.

– Ты сказал, чтобы он отцепился от меня, так?

Он кивнул.

– Ты угрожал?

Он пожал плечами.

– Ну, не напрямую, но… кое-что сказал.

– Почему? Почему ты так себя ведешь?

– Я знаю, я не прав.

– Не прав! Черт тебя подери!

– …Ситуация так сложилась. Он меня провоцировал…

Она возвела глаза к небу.

– И сколько еще «ситуация» будет повторяться? Каждый раз, когда я познакомлюсь с интересным мужчиной? Ты больной. Тебе нужен психиатр, черт тебя возьми…

Он играл чашкой и качал головой. «Как я с ним обращаюсь?» – удивилась она. Что вообще за странный разговор? У нее завышенные требования. Ей было больно видеть отца в таком жалком состоянии. И потом, они не могут говорить об этом. Не получается. И она сама себя ненавидела за его слабость. Даже его оправдания звучали невнятно, неискренне.

Тут к их столику подошел портье:

– Senor Battin, disculpe, pero hay una llamada para Listed. Cabina ocho 144.

Отец посмотрел на него и покачал головой:

– Excuse me? 145

Портье повторил по-английски:

– Вам звонят, пройдите в восьмую кабину.

Отец поднялся.

– Это, конечно, Анита. Я сейчас вернусь, ладно?

Джульетта кивнула.

Портье ушел. Джульетта, скрестив ноги, смотрела ему вслед и пыталась разобраться в собственных мыслях. Вот как, значит, было дело. Сцена ревности. Отец угрожал ему, и Дамиан слетел с катушек. Но почему? Из-за своей собственной семейной истории? В нем скопилось слишком много ненависти. Может, ему вообще не нужно причины, чтобы выйти из себя. Но почему удар направлен против нее? Зачем рвать все сразу окончательно и бесповоротно?

Она смотрела, как отец разговаривает. Он повернулся спиной и что-то записывал. И вдруг перед ее мысленным взором вновь возникло растерянное лицо портье. Похоже, он был удивлен, что его заставили повторить фразу по-английски. «С чего это господин вдруг резко перестал понимать по-испански?» – было написано у него на лице.

Она даже вспотела. Зачем повторять по-английски?

Это могло означать только одно.

Ее отец говорит по-испански.

24

Первым импульсом было вскочить и убежать прочь. Но на это у Джульетты просто не осталось сил. Она очень устала. Слишком много вокруг вещей, которых она не понимает. Вернувшись к столику, отец улыбнулся и сказал, что мама передает привет. Она ничего не ответила, двигая по столу пустой стакан. Он попытался вернуться к разговору, но беседа не клеилась.

– Не хочу об этом говорить, – сказала она наконец. – Когда ты летишь назад?

– У меня билет с открытой датой, – ответил он, немного поколебавшись.

Она посмотрела на него с удивлением и продолжила:

– Я лечу в субботу. Надо сегодня подтвердить вылет.

На это он явно не рассчитывал. Никакого спора. Никакого сопротивления. Интересно, чего он ожидал? Что она месяцами будет болтаться по незнакомому городу?

– Если дашь мне свой билет, я все устрою, – осторожно предложил он.

Она вытащила из сумки конверт и протянула ему.

– Хотя ты ведь, наверное, устал… Может, мне лучше самой этим заняться? Взять твой билет?

– Нет-нет, я сам. – Он посмотрел на конверт, раскрыл его, достал билет и принялся изучать его так, словно впервые видел билет на самолет. – Где предпочитаешь сидеть, у окна или в проходе?

– У окна, – решительно заявила она. – Если, конечно, будут места.

– Где ты остановилась?

– Недалеко отсюда. Я позвоню тебе вечером, договорились? – И она встала.

Он озадаченно посмотрел на нее.

– Вечером?.. Ах, ну да, твоя встреча.

Он тоже встал, хотел обнять ее, но заметил, что она отшатнулась, и отступил.

– Порядок, – сказал он. – Поужинаем вместе?

– Не знаю еще, сколько продлится встреча.

– Здесь ужинают поздно. Как везде на юге.

Откуда он знает?

– Ах, ну да. А ты знаешь здешние обычаи?

Его взгляд посерьезнел. В нем на мгновение появилось умоляющее выражение, и он смущенно спросил:

– Джульетта, почему ты ведешь себя так странно?

– Я позвоню, – твердо сказала она.

Он явно разозлился, но взял себя в руки.

– Хорошо. Как хочешь. Будь осторожна, ладно?

– Конечно. До вечера.

Она развернулась и быстро пошла прочь, чувствуя его взгляд. Но не оглянулась. Она понятия не имела, чем заняться. Но находиться рядом с отцом не могла. Поймав такси, залезла в него и назвала адрес Линдсей.

Что происходит у него в голове? Перелететь через Атлантику, чтобы привезти ее домой! А она взяла и согласилась – мгновенно, только выпив с ним чашку кофе и немного поболтав. Не чрезмерны ли такие затраты ради столь легкой победы? Зачем он приехал? Что на самом деле стоит за его поступком? Отец хорошо ее знает. Она сама бы вернулась. Ему прекрасно известно, что такое для нее балет. Неужели так уж необходимо встречаться на другом конце мира, чтобы обсудить собственные запутанные отношения? Нельзя было сделать это в Берлине?