Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 61

Она растерянно сложила документы обратно в конверт, выпрямилась, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Только ничего не предпринимать! Не сразу. Она заставляла себя ни о чем не думать, хотя в голове непрерывным потоком кружились мысли. «Спокойно, – сказала она себе. – Все в порядке». Но знала, что это не так. В горле стоял ком, грудь сдавило, снова схватило живот. Но она не поддавалась. «Дыши!» – приказала себе. Нужно совершить какой-то поступок. Только один, но правильный. И она точно знала, что надо сделать. Но для этого следует полностью владеть собой. Взять себя в руки. Немедленно. Как можно быстрее. Времени хватит. Отец не должен ни о чем догадаться по ее виду. А ведь он достаточно искушен и коварен и вполне способен заметить малейшее изменение в ее поведении. Хватит думать. Нужно действовать.

– Все в порядке? – спросил он, вернувшись.

Она улыбнулась, протянула конверты с документами и встала.

– Пойдем?

– Сколько у нас времени? – справилась она. Он посмотрел на часы.

– Сорок минут.

– Я хочу позвонить. Ты иди.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Приятельнице, Линдсей, – объяснила она. – Хочу с ней попрощаться. Вчера я не застала ее дома. Это недолго.

Он сел на скамейку.

– Хорошо, я подожду.

Она огляделась в поисках телефонной будки.

– Телефоны там, около туалетов, – с готовностью подсказал он. – У тебя деньги остались?

– Да. До скорого.

Телефон она нашла довольно легко. После третьего гудка отозвался Пабло.

– Джульетта, привет, как дела?

– Хорошо. Линдсей дома?

– Она еще спит. Разбудить?

– Да, пожалуйста.

На это у него ушло почти пять минут. Джульетта слушала в трубке, как чирикают птички. Потом закрыла глаза и представила, что сидит у Пабло на кухне, глядя в сад, перед ней шезлонги и странные кусты с огромными листьями.

– Джульетта?

– Привет.

– Ты где?

– В аэропорту.

– Вот как? Я думала, ты улетела еще вчера!

– Нет. D?sol?e 154. Я все еще здесь, но осталось недолго.

– Я вовсе не это имела в виду. Я рада, что ты позвонила.

– Я хотела сказать… В среду вечером все было так странно.

– Забудь. Тебе лучше?

– Ты нашла кассету? – спросила Джульетта.

– Да.

– И что? Что он танцевал в Берлине? Ты выяснила?

Линдсей, помолчав немногу сказала:

– Песню.

– «Renacer?»?

– Да. «Renacer?». Это действительно ужасно. Бедная Нифес.

– Зачем он это делает?

– Понятия не имею.

Джульетта молчала. Линдсей почувствовала, что подругу гложут какие-то сомнения, и решила ее ободрить:

– Джульетта, думаю, ты все делаешь правильно.

– Линдсей, я хотела спросить тебя еще кое о чем.

– Давай.

– Что такое «ЭСМА»?

Пауза.

– Линдсей, я была там. Сначала на улице Ламбаре. а потом возле этих казарм.

– Mon Dieu, mais… 155

– Почему ты мне не сказала, что знаешь, о чем речь?

– Я? Да я понятия не имела. То, что ты говоришь, для меня новость. Ламбаре – название улицы? Никогда о такой не слышала.

– А «ЭСМА»? Ты ведь знаешь это название, правда?

Пауза.

– Линдсей, не молчи!

– Да. Конечно, знаю, черт побери. Каждый здесь знает что такое «ЭСМА».

– Почему же ты мне ничего не сказала?

Линдсей громко втянула носом воздух.

– Ну?

– Хочешь, чтобы я прочитала тебе лекцию по истории?

– А почему так агрессивно?

– Я не агрессивна. Вот представь себе, к примеру, что я приехала в Берлин, к тебе в гости, мы вместе едем в Польщу и случайно проезжаем мимо таблички, на которой написано «Освенцим», и я спрашиваю тебя: «Джульетта, а что такое „Освенцим“?» Что бы ты обо мне подумала?

– Освенцим? Но… я ничего не понимаю, – растерялась она. – Как это… что…

– Вот именно, – перебила ее Линдсей. – Ничего не понимаешь. Потому что ничего не знаешь об этой стране. Поезжай-ка лучше домой, Джульетта. Ты мне очень нравишься, правда. Но здесь тебе совершенно нечего делать…

Джульетта положила трубку и несколько секунд стояла не двигаясь, с закрытыми глазами. «Будь ты проклята, – сказала она себе, – ведешь себя как дура». Прошло не меньше минуты, прежде чем она сумела немного взять себя в руки, с мрачным лицом подошла к кассе, отдала монетку в одно песо и вернулась в зал вылетов.

27

Отец с недоумением наблюдал за ней, пока она шла к нему, однако ему хватило ума не спрашивать, чем она так подавлена.

– Выход четыре, это наверху, – сказал он, махнув рукой в нужном направлении.

Спросить его, чем он занимался в четверг? Они уже приближались к таможенному контролю, перед которым выстроилась длинная очередь. Наконец поставили сумки на движущуюся ленту, потом отец выложил ключи, мелочь и мобильный телефон в пластиковую корзину и благополучно миновал детектор металла.

Джульетта прошла за ним. Лицо у нее все еще пылало, взгляд был отсутствующий. Она забрала с ленты свои вещи и медленно двинулась в сторону паспортного контроля. Отец шел на несколько шагов впереди. Потом оглянулся, улыбнулся и остановился подождать. Заметив, что выражение ее лица не изменилось, приподнял брови, но, так ничего и не сказав, отвернулся.

Перед паспортным контролем людской поток замедлился. Поверх голов других пассажиров Джульетта бросила взгляд на пограничников, присматриваясь, как они работают: проверяют паспорта и проездные документы, потом ставят печать и делают знак рукой, разрешая проход. Стоит ей пройти паспортный контроль, и пути назад не будет. Она нервно кусала губы. Перед ними шесть человек. Вдруг в голову пришла мысль, от которой решимости поубавилось: театр. Если она не сядет сейчас в самолет, то потеряет место. Еще несколько шагов, и все будет в порядке. Завтра примерно в это же время она окажется в Берлине, а в понедельник – в тренировочном зале. «Вердиана» и «Щелкунчик». Директриса отпустила ее ровно на неделю. И она-то уж точно выполнит свой ультиматум. Если Джульетта не вернется к понедельнику, лучше ей вообще больше там не появляться.

Перед ними четверо. Она оглянулась: за таможенным контролем выход в зал. Почему ее не покидает чувство, что оттуда за ней наблюдают? Мужчина с бородой? Нет. Похоже, она и вправду близка к помешательству. Она снова посмотрела на отца. Но глаза ей не повиновались: скользили по его лицу, выхватывая какие-то мелочи – плохо выбритое пятно на подбородке, выпирающее адамово яблоко, некрасивые губы, угловатую нижнюю челюсть с покрасневшими точками воспаленной кожи. Он явно чем-то озабочен. Опять эта невыносимая для нее смесь самодовольства, самоуверенности и контроля. Она с трудом заставляла себя смотреть на него. Двенадцать часов сидеть в самолете с ним рядом? Немыслимо.

Осталось двое. Джульетта снова обернулась. Бородатого не видно. Она сделала шаг вперед и успела заметить, как пограничник проштамповал документы пассажира, стоявшего перед отцом. Очередь отца. Вот он положил документы на стойку и сделал шаг назад. Как официально ведет себя! Будто солдат. Служащий пролистал паспорт в поисках въездного штампа. Похоже, что-то его насторожило, он произнес несколько слов по-испански. Отец покачал головой и сказал:

– Sorry?

Джульетта вдруг обратилась к нему:

– Папа, подержи, пожалуйста, мою сумку, одну минутку.

Пограничник повторил свой вопрос по-испански.

Дальше все происходило очень быстро. Отец хотел повернуться к ней, но пограничник своим вопросом остановил его, требуя внимания.

– English, please, no Spanish 156, – нервно ответил он, машинально принимая сумку из рук Джульетты. – Что случилось?

– Мне нужно в туалет, – сказала она. – Сейчас вернусь.

– When did you arrive? 157 – спрашивал пограничник, когда Джульетта медленно развернулась и пошла в направлении туалетов.