Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 67

– Нет, не так, – закричал режиссер. – Как раньше. Она снова начала последовательность, ощущая известное удовлетворение. Вся хореография какая-то разорванная. Она кое-что изменила всего лишь в двух тактах, следуя за мечтательной самоуглубленностью музыки, и эффект сразу же был замечен.

– Как ты до этого додумалась? – спросил Хеерт. – Откуда ты это взяла?

Джульетта пожала плечами.

Мэгги Коулер казалась недовольной.

– Хеерт, ты отклоняешься от оригинала, – сказала она.

– Оригинал, оригинал… Мне нравится это движение. Позови остальных. Хочу посмотреть в группе. Ребятки!..

Ван Дрисшен велел станцевать оба варианта. Первоначальное покачивание голов между позициями придавало движению глубину, явно противоречившую музыке. Изменение тут же все исправило. Сдержанное спокойствие движения в сторону сообщало всей картине определенную напряженность. Но сам эпизод моментально пробудил в коллегах неприязнь. Заметнее всего она проявлялась у Энски, которая стояла в углу, отчаянно кусая ногти.

– Это невозможно, – сказала Мэгги.

– Почему?

– Потому что неправильно. То, что танцует эта девушка, не имеет отношения к балету. Тереза, что там в записях?

– Она права, Хеерт.

Тот резко прервал их:

– Поговорим об этом позже.

2

Дни. Недели. Месяцы.

Время не остановилось тогда, пятого декабря. Просто Джульетта перестала его замечать. Она без труда могла вызвать в памяти последовавшие за тем днем события, но, вспоминая их, ничего не чувствовала. Несколько часов она пролежала в комнате у Линдсей. Потом там словно по волшебству появился ее отец. Похоже, он сходил с ума от беспокойства и, обнаружив ее целой и невредимой, испытал столь сильное облегчение, что даже не стал ни в чем упрекать. Она, правда, понятия не имела, как он ее нашел. Может, Джульетта сама сказала Линдсей, в каком отеле нужно его искать? Обратный перелет. Мать, встречавшая их в аэропорту. День, вечер и ночь в Целендорфе, в ее бывшем доме, в бывшей детской с фотографией Нуриева и Марго Фонтейн 166 на стене. Родители суетились вокруг нее, но не протестовали, когда на следующий день она настояла на том, чтобы вернуться в свою квартиру. Ей хотелось побыть одной.

Каким-то образом время все-таки шло, миновали многочисленные праздники. Она занималась в студии в Шарлоттенбурге, заглушая тренировками мрачные мысли. Вставала в шесть утра и двадцать раз проплывала дорожку в Шпреевальдском бассейне, уходя оттуда еще до того, как в душевой появлялись первые студенты. В день рождения подруги – Ария и Ксения – пригласили ее в новый, только что открывшийся французский ресторан на Лаузитцерплац. Вокруг сиял новый Берлин. Раздавался южнонемецкий говор, обсуждались акции, биржевые сделки. Джульетта не рассказала подругам о том, что произошло в Буэнос-Айресе, да они и не расспрашивали. Ее взаимоотношения с мужчинами до сих пор никогда не были достойной обсуждения темой. Позже подруги пробежались еше по нескольким клубам и разошлись только в три утра. Все происходящее Джульетта видела словно сквозь плотную пелену тумана. Когда перед ее глазами появлялись высокие, хорошо одетые мужчины, болтавшие с элегантными молодыми женщинами, мысли невольно возвращались в интерьеры «Альмагро» и кафе «Идеал». Она вдруг поймала себя на том, что разговаривает с одним из этих мужчин. Его звали Арне, родом он оказался из Дюссельдорфа и в течение получаса подробно объяснял ей, почему Берлин превратился в один из мировых центров интернет-дизайна. Потом предложил потанцевать, а когда она отказалась, принес бокал шампанского, из которого она отпила половину. Потом спросил, не хочет ли она пойти к нему. Она покачала головой, попрощалась с подружками и попросила вызвать такси.

А позже, лежа в кровати, кусала до крови косточки пальцев.

3

Задним числом все, что делал отец, стало казаться логичным и понятным. Да, он вел себя как ревнивый любовник. Но больше ни в чем упрекнуть его было нельзя. Он беспокоился о ней и потому заранее, не уехав еще из Берлина, связался с родителями Дамиана.

– И ты им позвонил?

– Да.

– Когда?

– В субботу.

– С кем ты разговаривал?

– С господином Альсиной.

– Что ты ему сказал?

– Что я беспокоюсь, потому что ты внезапно сорвалась и улетела в Аргентину и мы даже не знаем, как с тобой связаться. Я попросил их передать Дамиану, что ты поехала к нему.

– Ты все ему рассказал?

– Нет.

– А что рассказал?

– Что вы познакомились в Берлине, сблизились, потом поссорились, и ты полетела вслед за ним, не сказав нам ни слова. Он ответил, что прекрасно меня понимает и готов помочь.

– Когда ты встречался с госпожой Альсина?

– В четверг.

– Зачем?

– Я страшно беспокоился. Ты собиралась вечером увидеться с Дамианом. И я за тебя боялся. Можешь ты это понять или нет?

А ведь госпожа Альсина ничего не сказала о том, что ее отец звонил им из Берлина. Почему, интересно?

– Откуда ты знаешь испанский?

– Я его не знаю. Так, пару фраз. Со школьных времен. Со школьных времен. Когда Маркуса Баттина звали еще Маркусом Лоэссом.

– Почему, переехав на Запад, ты поменял имя?

– Многие так делали. В моей ситуации это было только логично. Никогда ведь не знаешь заранее: вдруг они станут преследовать тебя или вообще решат убрать.

– Они?

– Глаза и уши. Штази.

– Но ты же уже был на Западе. Тебя выкупили.

– Ну и что? Людей убивали постоянно. Штази повсюду. Даже на Западе.

– А почему Баттин? Он не ответил.

– Папа, почему ты выбрал себе такое странное имя – Баттин?

– Что? Ах да. Ты про фамилию. Не знаю. Давно это было. Мне предложили выбрать из какого-то списка. И я просто выбрал имя, не имевшее ко мне никакого отношения. Совершенно нейтральное.

Нейтральное.

4

Иногда Джульетта просыпалась по ночам и слушала тишину. Она могла работать, могла сколько угодно тренироваться, а вот спать не могла. Все воскресенье она переставляла мебель и перевешивала картины в своей квартире. Разобрала одежду: сложила все вещи, которые могли напомнить о нем, отнесла в мусорный контейнер и потом несколько часов бродила по городу. За три дня до просмотра в Театре немецкой оперы она обнаружила в почтовом ящике толстый конверт и вскрыла его в метро.