Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 88

Она открыла дверь в свою раздевалку и столкнулась с ним. Похоже, он ждал ее здесь. Она вскрикнула и отскочила назад.

– Чего тебе надо? – закричала она. – Что ты здесь забыл? Это моя раздевалка. Понимаешь ты или нет? Убирайся!

Отец поднял обе руки, пытаясь ее успокоить, и шагнул к ней.

– Джульетта, давай спокойно все обсудим, ты сейчас не в себе…

– Я в полном порядке! С этим покончено! – Она вдруг умолкла. Что с ее лицом? Она увидела в зеркале свое отражение. Глаза были накрашены, и теперь тушь безнадежно потекла. Губы трясутся. От ярости. От отчаяния. – Я тебе больше не дочь! Пойми это наконец! Лжец, проклятый лжец… Где теперь Дамиан? Что ты с ним сделал? – Продолжать она не могла. Не хватало воздуха. Отец опять двинулся к ней, но медленнее, осторожно, как приближаются к взбесившейся собаке.

– Джульетта, успокойся! Я могу все объяснить. Сейчас мы поедем домой и обо всем поговорим…

Она уставилась на него. Почему никто не приходит на помощь? Где остальные? Она затравленно огляделась по сторонам. Кто-то поставил на ее столик маленький букетик. Жасмин. В него вложен конверт. «Лутц?» – почему-то пришло ей в голову.

– Стой! – с угрозой сказала она отцу. – Ни с места!

Он остановился. В дверях появились давешние рабочие.

– Проблемы, мадемуазель? – спросил один из них и в два шага оказался возле отца. – Кто вы такой? Что тут делаете?

– Послушайте, это моя дочь, я просто…

– Пожалуйста, выведите его, – сказала Джульетта и пошла к своему столику.

Второй рабочий встал перед Маркусом Баттином, преградив ему путь к ней.

– Так ты, значит, слышал. Автографы завтра с утра. Пошли-ка.

Баттин улыбнулся.

– Послушайте, это недоразумение. Она моя дочь…

– Ну да, конечно, а я – братан бургомистра. Пошли, старик, тебе пора на выход.

– Джульетта!

Но она даже не повернула головы. Она смотрела на цветы и конверт.

Наконец она осталась одна. До ее слуха доносились шаги – его уводят, потом захлопнулась дверь. Она взяла конверт, понюхала цветы. Лутц. Больше некому. Джульетта взяла платок, вытерла глаза и схватилась за пилку для ногтей. В нос ударил запах жасмина. Запах лета. Она разрезала конверт в поисках открытки или визитной карточки. Ничего такого в нем не оказалось. Хотя что-то все-таки было. Она засунула руку внутрь и тут же отдернула в страхе. Коснувшись чего-то, похожего на шерсть. Перевернув конверт, она вытряхнула его содержимое на стол.

Кто, черт возьми, мог послать ей локон?

Джульетта вздрогнула. Локон! Снова схватила конверт и поискала записку. Но там ничего не было! Она даже разорвала конверт. Пусто! Потом откинулась на спинку стула, в полном смятении разглядывая цветы. Жасмин. Лутц? Его странный голос по телефону. Вопрос, что она делает сегодня вечером… Потому что я приношу удачу… А что ты делаешь после спектакля ? Ее сердце стало вдруг бешено колотиться. Не может быть… Она снова посмотрела на локон. Это были ее волосы. Что еще сказал Лутц? Почему он не захотел пойти с ней на вечеринку к Вивиане? После спектакля я сразу иду домой. Жду в гости старого друга.

Она вскочила со стула так резко, что тот отлетел к стене. Закрыла лицо руками. Но не может же быть… Как такое… Сделав несколько шагов к двери, снова вернулась на место и быстро разворошила букет. Ничего не было. Никакой записки. Никакого знака. Только листочки и цветы. И ее локон. Боже правый!

Дверь открылась. Болтая между собой, вошли другие танцовщицы. Внезапно она оказалась со всех сторон окруженной людьми. Она потянулась к своему пальто. Это просто невыносимо.

Никто, кроме него… Как, черт побери?.. Он жив?.. Он был здесь?.. Сегодня?.. Вместе с Лутцем?

– Джульетта! – Голос Хеерта. – Ты куда?

– Мне нужно срочно идти, это очень важно!

– В балетных туфлях?

Она посмотрела на свои ноги и стала судорожно развязывать ленты. Хеерт присел на корточки позади нее и обнял за плечи.

– Что с тобой? Ты была великолепна. Зрители все еще хлопают.

– Я не могу сейчас говорить, Хеерт. Я…

Она вдруг засмеялась. Истерическим смехом. Из глаз текли слезы.

– Когда-нибудь я тебе объясню… а сейчас спасибо… за все.

Он ничего не понял.

– Послушай, мне эти чувства знакомы, – сказал он. Она снова засмеялась.

– Эти? Нет, эти тебе не знакомы. Но не важно.

Ей никак не удавалось развязать ленты. Она сделала еще одну попытку, потом просто сорвала туфли с ног и бросила в угол. И, прежде чем Хеерт успел открыть рот, надела кроссовки и бросилась к двери.

34

Джульетта промчалась через столовую и вышла с восточной стороны. Никто ее не заметил. Берлин никогда еще не казался ей таким красивым. Моросящий дождь. Холод. Серые фасады. Блестящий черный асфальт. Из окна такси она видела, как из театра повалил народ. Площадь перед центральным входом казалась черной от людей. Перед афишей была давка. Она знала, где висят три ее фотографии с репетиций. Джулиана Эчевери. Именно там столпились любопытные.

Но что значит ее сегодняшний успех в сравнении с тем, что она держит в руках? Она сжимает в кулаке свой собственный локон – так крепко, словно без него из нее мгновенно уйдет вся жизненная сила и вместе с ней абсурдная надежда, поселившаяся в сердце. Разве такое возможно? И приподнятое настроение Лутца… Неужели Дамиан здесь? Неужели он жив?

Церковь. Площадь Виттенберга. Через пять минут она будет на месте. Он был в театре? Тогда он, наверное, видел, как она танцует? Или она все-таки чего-то не понимает? Может, есть какой-то не известный ей обычай? Может быть, танцовщицам принято дарить локон в качестве талисмана? Как он мог остаться в живых? Но локон… Ее волосы… Это не случайно, таких случайностей не бывает… как они встретятся?

Она выскочила из такси, не дождавшись сдачи и не захлопнув за собой дверь. Увидела, что в окнах Лутца горит свет. Кто-то стоит у окна и смотрит на нее сверху. Ушел. Дверь пискнула, прежде чем она успела до нее добежать, не то что позвонить в домофон. Когда она вошла в подъезд, на лестнице загорелся свет.

Сердце готово было выскочить наружу. Она хотела выкликнуть его имя, но голос не слушался. Она прыгала через ступеньки и вскоре услышала, как сверху ей навстречу кто-то спускается. Потом увидела его руку на перилах. А в следующий миг – его самого. Дамиан. Она хотела что-то сказать, но не могла. Он протянул к ней руку, разом перепрыгнул через все разделявшие их ступени и обнял ее.

Она прижалась к нему. Молча. В полной растерянности. Так прошло несколько минут. Свет на лестнице погас. Но они по-прежнему не двигались с места. Потом двумя этажами выше осветилась лестничная площадка, послышалась приглушенная музыка. Он отпустил ее, поцеловал в лоб, погладил по волосам, взял за руку и медленно повел вверх, в темноту.

Дверь была открыта. Дамиан вошел первым, пропустил ее и осторожно закрыл за ней дверь. Все еще не сказав ни слова. Потом помог ей снять пальто, повесил на крючок возле двери и потянул в гостиную.

Большую часть помещения занимала выложенная плиткой печь и концертный рояль. На рояле стояла горящая свечка – единственный источник света. Рядом кожаный диванчик, перед ним – журнальный столик. Позади стену украшала огромная фотография Нью-Йорка. В печке что-то трещало. Лутца не было видно.

Дамиан стоял, засунув руки в карманы, посреди комнаты и смотрел, как она нерешительно пристраивается на диване. Она вдруг почувствовала смущение. Дамиан выглядел не так, как раньше. Короткие волосы. Конский хвост исчез. Одежда тоже казалась необычной. Брюки и пиджак. Льняная белая рубашка. Коричневые полуботинки, сплетенные из полосок кожи. Их взгляды встретились. Он попытался улыбнуться, но она чувствовала, что он смущен не меньше ее.

Она встала, подошла к нему, коснулась лица. Он закрыл глаза, подставляя щеки ее пальцам. Ее единокровный брат. И возлюбленный. Слова с неистовой быстротой закружились у нее в голове. Она не могла иначе.