Легионы просят огня (СИ) - Врочек Шимун. Страница 43

— Делай, как я! — командует центурион. — Коли! Коли! Коли!

Это всего лишь проверка.

В последний момент, когда для строя наших щитов остается всего ничего, гемы вдруг замедляют шаг, в мгновение ока разворачиваются и — отступают. Бегут, как последние трусы. Пятки так и мелькают.

«Мулы» выкрикивают им вслед оскорбления и непристойности. Показывают жестами, кого видят перед собой.

Хохочут.

Я говорю:

— Это все, Тит? Как‑то слабовато для знаменитых германцев.

Старший центурион щурит глаза, затем поворачивается к лесу.

— Смотрите внимательно, легат.

— Что?

И тут понимаю: они собираются снова. Разрозненные людские ручейки, там, недалеко от кромки леса, сливаются в единый поток. Никаких следов паники, ничего. Отступление? Это был маневр, хорошо подготовленный и слаженный, а не результат нашего натиска.

Я дергаю щекой. Однако.

— То есть… они нас испытывают?

— Да, легат. Пробуют на зуб, — он кивком показывает на германцев. — Сейчас опять начнется.

Мой Семнадцатый Морской Победоносный перестраивается в боевой порядок. Заминка, потому что при перестроении сцепились две когорты. Центурионы руганью и ударами наводят порядок — центурии двигаются на свое место в строю.

Пращники и лучники выходят из рядов центурий, открывают огонь. Несколько германцев падают. Раненые гемы продолжают оставаться в строю, не ломая порядка.

У нас на глазах стрела пробивает молодому германцу голое плечо. Гем обламывает древко. Истекает кровью, но стоит, не шевелясь.

Боевой дух германцев впечатляет. Молодцы.

— Это основной боевой порядок гемов, — говорит Тит. — Клин. Видите, легат, как они разбиваются на отряды? Это они встали по родам. Родичи с родичами, плечом к плечу, военный вождь впереди. Он — острие клина. Поэтому у германцев кто самый большой и крутой мужик — тот и главный.

Атакующие волны набегают на железный берег легиона — одна за другой. Вопящие и рычащие, они вгрызаются в стену наших щитов так, что летят щепки. А когда устают, разворачиваются и убегают, чтобы отдохнуть и перестроиться. Это у варваров в порядке вещей. Никакого переживания, никакой паники, просто маневр.

На смену уставшему клину спешит другой, свежий.

Бой продолжается.

Здесь бьются легионы Рима и дикие орды варваров.

— Вперед! — приказывает Эггин. И делает знак буцинатору. Тот поднимает свою «G» — образную трубу…

Резкий медный звук. От этого звука у меня сводит зубы.

Когорты дрогнули и двинулись вперед. Размеренно и спокойно. Раз — два, раз — два. Мы идем по Африке, мы по Галлии, мы идем… Холодная железная уверенность против брызгающей слюной ярости варваров.

Я стою и смотрю. Холодная золотая птица летит над моей головой, раскинув крылья. Орел легиона.

А еще выше, над ней, медленно плывет серое пасмурное небо. Клубятся облака.

* * *

Квинтилий Вар, пропретор провинции Великая Германия, сейчас был вне себя. Обычно флегматичный, спокойный, сейчас он готов был рвать и метать.

Гемы восстали. Восстали гемы!

Неблагодарные ублюдки. После всего, что он для них сделал!

Вар остановился, немея от ярости. Ударил кулаком по борту повозки. Еще раз. Резкая боль в запястье.

Пропретор зажмурился, снова открыл глаза. Судя по звукам боя, марсы продолжали атаковать боевые порядки легионов.

А тут еще проклятые заложницы.

Какие еще племена, кроме марсов, восстанут против Рима, когда заложниц у римлян больше нет?!

«Скажи мне, Вар. Что их теперь удержит?»

* * *

Отсюда, с опушки леса, было хорошо видно растянувшуюся по дороге колонну римлян. Серое и блестящее тело — змея, усталая и все же смертельно опасная. Ее тело извивается между коричневых холмов, болотных кочек, бежит вперед в окружении фиолетовых вересковых пустошей, всхлипывающих луж. Под некоторыми из таких луж — бездна. И до дна еще никто не достал.

Каегорум нахмурился. Передовые отряды римлян, их сейчас уже не видно, они в голове колонны, далеко впереди — рубят деревья, чтобы сделать гати. Римляне прут через болота и лес, они идут быстрее, чем предполагалось, они опытные и упрямые.

Друз когда‑то не отступил перед ночью, дождем и болотами. Его солдаты шли практически вслепую, держась только русла реки — и им удалось победить. Друз под проливным дождем шагал вместе с легионерами. Настоящий воин.

«Они вырвались из окружения и наваляли нам так, что до сих пор вспоминается». Каегорум поморщился.

А потом был хитрый — хитрый Тиберий. Он тоже побеждал.

Но теперь, когда Друза больше нет, рядом бунтуют Иллирия и Паннония, а царь маркоманов Маробод собирает и тренирует войска на римский манер, у римлян куча проблем.

Ведь ведет их далеко не Друз и не Тиберий.

Каегорум махнул рукой. Его воины приготовились. Сейчас!

Он прыгнул вниз со склона и побежал. Под ногами осыпался песок. В правой руке — тяжелая фрамея, в левой — круглый щит. И если копье ты потерять можешь, то утрата щита для воина означает неминуемый и несмываемый позор.

Даже не глядя, Каегорум знал, что за ним бегут его воины. Многие обнажены полностью — это почетно, драться без всякой защиты. Это признак настоящего мужества.

Каегорум бежит. Позади — мерное дыхание воинов.

Страха — нет.

Кровь гулко стучит в висках. Бух, бух, бух. По затылку бегут мурашки. Все вокруг замедляется — знакомое ощущение перед боем. Бух.

Через два удара его вдруг обгоняет один из его воинов — Эрманн Кривой. Вот сын хромого зубра, как он бежит! Только пятки мелькают.

Каегорум дышит. Размеренно, ровно, чтобы не сбить дыхание до столкновения с римлянами.

Римляне вдалеке поднимают головы. Это воины, которые заняты рубкой чахлых деревцев — болотных, кривых. Воины, которые рубят лес топорами, как рабы! Не понимаю, Каегорум морщится. Римляне — непонятные люди. Воины, а воевать не любят. Один на один германец всегда одолеет римлянина! Но при этом римляне побеждают раз за разом. Необъяснимо.

Каегорум бежит.

Вязкие топкие кочки. Бег замедляется. Вода сразу же попадает внутрь сапог.

Раз, два. Римляне растеряны. Но вот они уже бросают топоры и вооружаются… Резкая команда — это их центурион! И они начинают сбегаться в строй. Быстро, очень быстро.

Не успеваем…

Каегорум кричит: готовься! И замахивается фрамеей. Она тяжелее римских дротиков и летит не так далеко, но бьет гораздо сильнее.

— Бей! — кричит он.

Воины дружно кидают копья. Свист воздуха…

Грохот щитов. Крики раненых.

Римский строй едва не разваливается, в нем зияют дыры… Надрывный крик раненого. Центурион пытается командовать, но прилетевший камень ударяет его в лицо.

Замешкавшийся легионер замахивается топором. Каегорум на ходу берет левее и правильно — лесоруба убивает Эрманн. Короткое «хэк». И готово.

Кровь.

Раз! Лесоруба отбросило ударом фрамеи назад. Он упал. Воин выдернул из трупа копье, не останавливаясь, побежал дальше.

Каегорум вытянул из ножен меч. Немногие из германцев могут похвастаться, что у них есть такое оружие. Меч — хороший меч — это дорогое удовольствие.

И им нужно уметь владеть. Это не короткие полуножи — полумечи римлян, годные только для боя в плотном строю.

Это меч, достойный вождя. Им можно располовинить человека.

Каегорум бежит.

Строй синих щитов с молниями — все ближе.

— Ти — ваз! Ти — ваз! Тиииии — ваз!

— Барррраааа!

* * *

Раз, два! Раз, два!

Мы идем по Африке… Мы идем по Греции… Мы идем…

Поток гемов набегает и откатывается, теряя людей. Грохот страшный. Легионы холодно и сдержанно огрызаются. В походной колонне трудно отражать нападение, поэтому нам приходится останавливаться, перестраивать порядки, чтобы отбить очередную атаку, затем снова — перестроение в походную колонну, и вперед.

Хорошо еще, местность здесь открытая.

Пока мы еще не вошли в чащу леса.