Там, где фальшивые лица - Яковлев Олег. Страница 16

Закончилось тем, что гоблин попросту сорвал капюшон, подставив спутанные черные волосы неприятному моросящему дождю. Слуга Логнира Арвеста был невысокого роста, немного не доставая обычному человеку до пояса. Большая голова сидела на тонкой шее, выделяясь длинным заостренным носом и торчащими в стороны ушами. Большие и слегка раскосые желтые глаза оглядывали мир с пристальным вниманием добродушного кота. Что же касается присущей всем представителям народа гор злобы, то она никогда не знала выхода из этого немного лукавого, немного плутоватого взгляда. Одет гоблин был в темно-зеленую перепоясанную ремнем котту с пелериной из коричневой кожи на плечах. Потертые штаны он заправил в остроносые туфли с длинными отворотами. О неудобном плаще с мерзким капюшоном уже говорилось, и Гарк, нисколько не боявшийся непогоды, давно бы уже его выбросил, если бы не прятал на груди крепкую кольчугу, которую он тихонько стащил из судового арсенала и втайне перевил под свою фигуру – гоблины всегда славились непревзойденным умением как красть, так и обращаться с самым неудобным доспехом.

Пока Гарк, путаясь в полах плаща и ведя непримиримую войну с капюшоном, волочился за отрядом, орчиха уже успела отойти так далеко, что карлик потерял ее из виду.

Гарра, словно кошка, крадущаяся по остриям мечей, осторожно ступала по перемежавшемуся с травой песку, держа в руках лук с наложенной на него стрелой, и настороженно оглядывалась по сторонам… Корсары и бывшие королевские вояки сжимали мечи и кинжалы: мало ли что может случиться…

Путники вошли в тень деревьев. Чем дальше они заходили в лес, тем мрачнее казалась им окружающая природа и более зловещим становился шепот ветра. Листья здесь все облетели, а первый ряд кривых вязов и высокой ольхи с золотыми и багровыми кронами являлся некоей занавесью, скрывающей за собой сцену древесного цирка мрака и увядания. Голые ветви над головой скручивались и переплетались между собой так крепко, что походили на своды. Под ногами бархатом расстилался багряный мох, точно кровь, пролитая в древности. Стволы дубов и сосен покрывала серая истрескавшаяся кора, нездоровая по своему виду, а в тех местах, где она сошла, чернела обнаженная плоть дерева, словно кем-то выжженная. Изломанные крючковатые корни, торчащие из земли, тонули в клочьях бледного тумана, который, казалось, никогда здесь не рассеется. Где-то над головой пронзительно кричала птица так, будто ее медленно режут от зоба и до хвоста.

Вскоре путники вышли на темную прогалину, сокрытую от лучей рассветного солнца разлапистым потолком сосновых ветвей. Земля здесь была устлана сплошным ковром из опавших иголок, а со всех сторон, словно великаны-стражи, подступали высокие деревья.

Ожидавший их орк неподвижно стоял в тени огромной сосны, до самых низких ветвей которой нельзя было дотянуться, даже если бы один человек вскарабкался на плечи другому. Каждая иголка размером в полтора пальца, а шишки, наверное, и вовсе с голову младенца – не приведи бог, упадет такая на макушку! Остальные деревья здесь были намного ниже и не могли тягаться в росте и могуществе со своим королем.

Гшарг облокотился о широкий смолистый ствол, а его длинный плащ стелился по земле. Должно быть, много колючек уже пристало к подолу. Глаза орка были закрыты – он прислушивался к звукам рассветного леса. Морскому вождю не нужно было видеть, чтобы узнать о приближении отряда, – по его мнению, они так громко дышали и столь усиленно топали сапогами, что могли, наверное, перебудить всех покойников на кладбищах Тириахада… Гшарг улыбнулся своим мыслям, глаза его по-прежнему были закрыты. Ветер еле-еле перебирал длинные черные волосы. Джеральд Риф знал, что в детстве его друга воспитывал родной дед-шаман, который и привил ему уважение и любовь к деревьям. Будучи еще мальчишкой, Гшарг научился слышать голоса леса, понимать их зов и говорить с миром древесных духов. Если бы орк так не любил море, кто знает – может, он остался бы на земле и стал бы могущественным колдуном, но ни с чем не сравнимая страсть к волнам, соленым брызгам в лицо и бурям, вздымающим корабль к самому грозовому небу, возобладала над ним. Риф всегда догадывался, что именно учение деда помогает Гшаргу с такой легкостью управляться со своей ладьей. Никто не знает этого наверняка, но может, корабль сам подсказывает орку, что и когда нужно делать…

Отряд подошел к дереву, а морской вождь даже не шевельнулся. Робкий луч рассветного солнца прорвался сквозь тучи и ветви и, едва блеснув на длинных орочьих клыках, затерялся вновь.

– Мой Тонгурр… – Гарра склонила голову.

– Приветствую тебя, Гшарг. – Логнир выступил вперед и сбросил капюшон.

У человека были длинные русые волосы, вьющиеся и спутанные, давно не стриженная борода, открытое искреннее лицо, но при этом отягощенный печалью взгляд темно-карих глаз. Синяки под ними свидетельствовали о том, что бывший сотник почти не спит, а нездоровая бледность – о его то утихающей, то возвращающейся болезни. Тоска сделала из физически сильного и крепкого человека нечто, напоминающее гордый ясень с изъеденным термитами основанием. После отплытия из Сар-Итиада на лбу Логнира Арвеста добавилось несколько новых морщин, а старые углубились. Волосы его в некоторых местах уже тронула седина, а лицо, омраченное расставанием с любимой, превратилось в поблекшую старческую маску, но он этого не замечал – старался думать лишь о своем пути и долге.

Орк открыл глаза, немного помолчал и, наконец, ответил на приветствие:

– Ну что, Логнир, не укачало тебя еще на этой гнилой посудине старины Рифа?

– Ну-ну, орчина… – усмехнулся Джеральд. – Ты-то, как я полагаю, свою кроху выволок на берег и спрятал поукромней. А что прикажешь делать нам, коли нет ни мачт, ни… А, – рыжеволосый капитан указал на сосну. – Я так понимаю, это мне подарок?

– Да уж, – невесело ответил морской вождь, – если бы не твой дохляк «Змей», никогда бы не позволил рубить такую красавицу. – Гшарг нежно положил когтистую лапу на морщинистый ствол и погладил его, будто котенка.

– Это что, кровь на ней? – пораженно прошептал один из спутников Логнира, бывший заставный сержант Лэм.

И действительно – на сухой, словно кожа старика, коре в некоторых местах проступали багровые, почти черные капли. Поначалу люди приняли древесный сок за смолу, но он был не таким тягучим, пробиваясь через трещины и медленно стекая вниз. За каплями оставались тонкие красные дорожки.

– Так и есть, – не поднимал головы Гшарг. – Дерево плачет кровью… Оно знает, зачем вы пришли. Оно не хочет умирать.

– Эээ… так может, не стоит его рубить? – неуверенно протянул Риф. – Кто знает, какая нечисть может выбраться из будущей мачты в самый неподходящий момент.

– Дух дерева погибнет с последним ударом топора, – безжалостно ответил орк. – Тебе нечего опасаться.

– Все же предлагаю срубить другое дерево, – поежился от страха кто-то из корсаров Рифа. Кажется, это был Рональд Черный Глаз, второй помощник капитана на судне. – Здесь кругом хватает нормальных деревьев, из которых не течет никакая кровь…

– Гааркх! – оскалился зеленокожий предводитель. Гарра тоже зарычала. – Не смей перечить мне, человек! Эти деревья… – орк яростно обвел рукой вокруг себя, – еще слишком молоды, и я не позволю вам прикоснуться к ним.

Люди никогда не видели морского вождя таким злым. На миг он стал походить на своих собратьев-варваров, что, подобно диким зверям, облачались в изорванные шкуры животных, после чего, вооружившись шипастыми дубинами и кривыми ржавыми кинжалами, которые они раскопали на местах древних битв и сражений, шли резать ненавистных им белокожих: убивать детей, женщин и стариков.

– Ладно, дружище, мы поняли тебя, – попытался сделать шаг к примирению Риф. – Я вижу, как тебе дорого это дерево, и ценю твою жертву. Я понимаю тебя – это великолепная сосна. Наверное, у нас будет самая красивая мачта в Сар-Итиаде.

– И не только в Сар-Итиаде! На всем океане!

– Да-да, на всем океане, Гшарг. Мы поняли, прости…