Там, где фальшивые лица - Яковлев Олег. Страница 23

– Узнал, значит… Как продвигаются дела в Бездне?

– Ваша последняя просьба. Я как раз занимаюсь ею.

Ха! Просьба, как же. Нет, этот наглец однажды точно поплатится. Терпеть его выходки становится все труднее, и вскоре чаша моего недовольства окончательно перевесит чашу его полезности. Тогда весы судьбы Теневого лорда качнутся и спадут с оси, чтобы разбиться вдребезги и замереть навсегда.

– Гномы подождут, их погибель – лишь вопрос времени. Хочу поручить тебе еще кое-что.

– Слушаю.

– Я отправил к тебе гостя и не хочу, чтобы он возвратился обратно.

– Кто он?

– Ричард Анекто, твой старый знакомец. Убивал твоих слуг у тебя же под носом, если ты помнишь. Он направляется в Тэрос.

– Едва не уничтоживший род Крадущихся? Я позабочусь о нем.

– Я наслышан о твоем гостеприимстве. Сожри его душу. Я не хочу больше о нем слышать.

– Великий Разрушитель не изволит сомневаться…

Я оборвал разговор, не желая больше выслушивать его пустые заверения в безграничной преданности. Меня не обманешь лестью и лживыми посулами. Преданность – совсем не то, чего я жду от своих кукол. Крепкие нити, цепи и поводки во все времена были надежней, чем бесплотная верность.

Глава 3

Гости с Терновых холмов

Говорят, когда в одном месте собирается несколько объединенных одной идеей, общей целью или же сходными устремлениями личностей, то им ничего не стоит договориться между собой, наладить общение, обсудить все детали и тронуться в путь – то есть ступить на прямую дорожку, ведущую к достижению этой самой цели. Те, кто так утверждает, должно быть, никогда не имели дела с гномами. Но в нашей истории все сложилось несколько иначе. Все было сложнее, запутаннее… чего греха таить – мрачнее. Мало кто знает, что когда вместе собираются гномы, им достигнуть согласия по какому-либо вопросу удается лишь с большим трудом (чаще всего при помощи подзатыльника или же тычка в глаз). Особенно если эти гномы давно знакомы друг с другом, но что еще хуже – некоторые из них являются между собой дальними родственниками. Как известно, у родственников, особенно дальних, всегда найдется какая-нибудь затаенная обида на тебя, старая и почти позабытая, но никто не откажет себе в удовольствии ее вспомнить, ну и, конечно же, поквитаться по мере своих скромных сил. Дальние родственники среди гномов – как будто крысы из разных нор, меряющиеся длиной усов, толщиной брюх и остротой зубов. Разве что здесь как предмет спора идут в ход: длина бороды, толщина кошелька или острота языка и памяти. Но что уж говорить о том «благополучном» для всех моменте, когда вышеупомянутые личности (гномы, а не крысы) собираются вместе ради «дела». Даже не так, а скорее – Дела с большой буквы. А что еще печальнее, когда это самое Дело заключается в добыче (краже, раскопке, снятии с трупа) некоторого количества ценных предметов. Что ж, тогда глаза Нор-Тегли (в данном конкретном случае именно их) загораются блеском, в котором читаются отнюдь не душевная доброта и неуемное стремление поделиться с ближним последней краюхой, но алчный огонек, сравнимый лишь с догорающей лучиной, оставленной в крепко запертой кладовой. Нет, она не яркая – еще кто, чего доброго, увидит через щель; она именно багровая, припрятанная и, несомненно, корыстная. И всегда во время сборищ гномов, являющихся между собой дальними родственниками, когда они встречаются как раз для того, чтобы обсудить Дело о добыче тех самых эфемерных (пока что), но столь же реальных (в глазах любого истинного Нор-Тегли) сокровищ, суть разногласий может уладить лишь предводитель, чье имя является символом, а голос – громом. Лишь он (предводитель) в состоянии призвать своих словоохотливых и щедрых на угрозы, оскорбления и прочие изыски нормального светского разговора сородичей к тишине и спокойствию. Что он и сделал, нежно и ласково.

– Молчать всем, мерзкие крысы! – проревел Дори Рубин на всю комнату. Гномы затихли.

Наступившая тишина могла быть сравнима лишь с мертвенностью погоста или сонливостью спальни, все постояльцы которой, опять же, умерли. Собравшиеся жались в своих креслах, в центре комнаты располагался стол, где и лежала позабытая карта. За окном наступил вечер, под потолком чадили масляные лампы. Это место Дори выбрал не случайно, так как его знали все и путь сюда для каждого был примерно одинаковым. Трактир «Огонь над дорогой» возвышался, как и следует из названия, над трактом, а если точнее, то над большим полуночным путем, что начинался у врат Гортена и вел на север, к Истару. Вполне ухоженное и уютное заведение нависало над дорогой в пятнадцати милях от столицы, словно мост; оно состояло из двух частей, между которыми и проходил тракт, ныряющий в тень галереи и продолжающийся уже с другого ее конца. Из окна комнаты гномов можно было видеть проезжающих внизу. Старые стены постоялого двора поросли диким виноградом, а по бокам тянулись ввысь две островерхие башенки с большими круглыми окнами. Над аркой проезда висел деревянный щит, на котором были изображены скрещенные вилка и нож.

– Мы сидим здесь уже два с половиной часа, но так и не обсудили Дело, – грозно произнес Дори и стукнул кулаком по столу, отчего вверх подпрыгнули кружки с элем, глиняные миски и обглоданные куриные кости.

– Смотрите, прыг-скок, пляшущая посуда… – усмехнулся было Ангар, но, увидев изничтожающий взгляд Рубина, тут же умолк, и улыбка исчезла с его губ – он понял, что следующий удар придется по его неизвестно отчего довольному лицу.

– Я не собираюсь ничего обсуждать, пока здесь… этот, – скривился один из гномов. У него была недлинная серая борода, походящая на груду пепла, спутанные волосы, рассыпавшиеся по плечам, будто клочья старой паутины, и жуткий шрам, что белой изломанной линией тянулся из уголка рта вверх по левой щеке, скуле и так к глазу. Из-за увечья можно было подумать, что гном постоянно зловеще ухмыляется. В бороде у него были заплетены две косицы – символ его боевой славы.

Он сидел на деревянном стуле, положив руки на торец рунического топора, и злобно глядел на сидящего напротив Лори Дарвейга, безмятежно бормочущего что-то себе под нос. Подчас Неудачник подергивался, будто деревянная кукла на шарнирах, временами резко оборачивался и косился через левое плечо на гладкую серую стену. Каждое импульсивное движение бывшего гортенского нищего, которое, как знали все присутствующие, было абсолютно непроизвольным, вызывало все больше негодования у гнома со шрамом.