Игра магий - Басов Николай Владленович. Страница 9

Со стен Тайного города Сару, несомненно, заметили, она и сама увидела, как на трех из четырех зиккуратов дрогнули флаги, таким образом стражники басилевса передавали сигнал о ее подлете, но поделать они ничего не могли, ее власть, возможности и богатство тут, в Басилевсполе, признавались всеми и почитались едва ли не наравне с властью нынешнего государя.

Таби теперь гремела крыльями на всю округу, стремясь оказаться на земле как можно скорее. Поэтому Саре едва удалось справиться с ней при посадке, перед тем как они плюхнулись на усыпанную чистым песком тренировочную площадку всего-то в полусотне шагов от вольера, где обитала мантикора.

Их уже ждали, стало быть, трепыхание флагов над городскими зиккуратами и тут не осталось без внимания. Еще не слезая с Таби, Сара направила ее вперед, ко входу в вольер, краем глаза заметив, как к ней уже бежал кто-то… Это была Яблона, понимательница желаний и ближайшая советчица. А за ней торопился Харлем, главный управитель, занимающийся всеми проблемами, которые возникали не только здесь, в гроде, но и в Верхнем мире.

Как бы Сара ни устала после перелета, она заметила, что лица у обоих были озабоченные, едва ли не взволнованные. Особенно у Харлема, который по своей природе с трудом умел сдерживать обуревающие его переживания. Когда Сара спустилась с Таби, то с удивлением обнаружила, что ноги едва держат ее. Мантикора же отряхнулась от ее тяжести, от напряжения, накопившегося в крыльях и во всем ее львином теле, и, гордо вскинув голову, взревела. То был рык достоинства, победы и одновременно требование восхититься ею, спустившейся с небес, и следовательно приказ вычистить ее, напоить, накормить и подчиняться впредь всем ее желаниям.

Откуда-то как из-под земли появилось четыре дюжих негра – тяжелые, медлительные, но сильные обитатели Южного континента. Почему-то именно негров Таби-Скум терпела, когда те к ней приближались, не начинала драть их когтями сразу же и даже позволяла накидывать на себя арканы, чтобы ее отвели в вольер, в ее собственный дом. Негры перехватили Таби, и та, не оборачиваясь, уже почти забыв Сару, послушно затрусила к своей кормушке и поилке в пещеру.

Сара посмотрела ей вслед, на устало волочившийся по песку хвост мантикоры, лишь потом повернулась к подходящим Яблоне и Харлему, гадая, кто из них заговорит первым… Обычно Яблона начинала говорить, если новости были из приятных, но, если известия могли вызвать раздражение или гнев Сары, первым начинал Харлем. И на этот раз вышло так, что он сказал, низко поклонившись:

– Госпожа, мы ждали тебя раньше… Мы не подозревали, что ты будешь отсутствовать так долго.

Сара не ответила, она лишь стащила полетную маску с лица и устало вскинула голову, даже не заметив, насколько этот жест оказался похож на движение Таби-Скум. Тогда главный управитель проговорил, отчетливо опасаясь, что гневливая хозяйка решит, что он перешел границы дозволенного и эти слова окажутся последними в его жизни:

– Тебя в высшей мере настоятельно вызывает Джарсин Бело-Черная.

– Так… – кивнула Сара.

Отвечать на это вызывание она собиралась не сразу, а лишь отдохнув и, конечно, после того, как приведет себя в порядок. Хотя, получив это известие, которое не было после всех ее раздумий совсем уж полной неожиданностью, ей стало любопытно – что же такое могло произойти, чтобы Наблюдательница обратилась к ней напрямую? Да, опасности, о которой она встревожилась в полете, и уж тем более ловушки, устроенной для нее, не было и в помине… Но все же ситуация оказалась непростой, а пожалуй что… даже более любопытной, чем можно было ожидать. Именно так – любопытной.

Хотя, по-прежнему, чрезмерно торопиться Сара не собиралась.

3

Горячая вода, что обтекала ее тело небольшими искусственными волнами, приносила не только успокоение, отраду, но и мерные, как эти волночки, мысли. Когда Сара догадалась, что можно воду вот так несколькими лопастями, встроенными в ее ванную, волновать, она пришла в восторг, только долго не могла придумать, как это сделать. Пока не решила заставить думать кого-то из своих механиков. Был у нее один, смышленый, изобретательный даже… Он-то и придумал, чтобы откуда-то воздух накачивали какие-то звери, кажется обычные волы, расхаживая по кругу, и воздух этот по трубе приходил к ней сюда и за счет давления вертел какие-то крылышки… Устройство получилось отличным, Сара им от души наслаждалась, хотя в последнее время отчего-то стала терять интерес к этой забаве. Хотя сегодня – это было кстати.

Вода, что плескалась вокруг нее, была, пожалуй, слишком уж теплой, ее кожа покраснела, распарилась и натянулась. Это могло бы Сару озаботить, да только не ее это было дело, а тех девушек, которые ей прислуживали. В купальне их суетилось больше дюжины, некоторые были рабынями, некоторые были взяты из города у родни для обучения. Со свободными следовало обращаться иначе, чем с рабынями, например, их нельзя было пороть, чтобы не портить кожу на спинах, потому что спустя какое-то время их следовало выдавать замуж, а не каждый из местных соглашался жениться на поротой девице, многие из смертных теперь подходили к этому делу с разбором, с претензиями… Вообще, странными бывали эти смертные, попадались и такие, каких в прежние времена не видали даже. Впрочем, не об этом сейчас следовало думать.

Сара поднялась из ванной, тут же три служанки набросили на нее полотенца, попробовали даже обтирать, хотя она не обратила на них внимания, босиком подошла к окну. Из него открывался вид на Священный холм, и Саре почему-то захотелось посмотреть на него… Одна из девиц слишком уж сильно, не ожидая, что Госпожа будет шагать, вытерла ей бок, почти расцарапала после воды… Сара лениво, но и не сдерживаясь, ударила ее, девица отлетела, ошеломленная неожиданностью и силой удара. Так ей и надо, Сара даже не посмотрела в ее сторону. Она знала: неумехе еще и ночью от товарок достанется, как из преданности к хозяйке, так и из опасения, что, если Сара разозлится, им тоже несдобровать. Она встала у окна, две оставшиеся прислужницы вытирали ее теперь такими медленными и осторожными движениями, будто она была змеей с раздутым капюшоном, готовой наброситься на них в любой миг.

А она смотрела на холм и пробовала, хоть и была усталой, распаренной и сонной, сообразить, что ее ожидает, в чем причина вызова, который прислала ей Джарсин?.. Наблюдательница – самая сильная из них, самая талантливая в магии, полубогиня, если принимать во внимание все ее возможности и магиматы, которыми она владела. Опасная, жесткая, умная не в меру… Вот ее-то, пожалуй, и следовало бы считать змеей. И теперь ей, Саре, предстояло с Наблюдательницей встретиться.

Собственно, она решала, может ли теперь, когда ей сообщили об этом вызове, хотя бы пару часов подремать? Могло так получиться, что это станет несомненной ошибкой. А могло получиться, что она себя подставит, если слишком быстро отзовется. Так что же делать?

Саре поднесли одно из платьев, еще три или четыре держали другие служанки. Это тоже неплохо, обычно-то ей предлагали всего одно, Яблона угадывала, какое ей будет по вкусу, вот только сейчас она куда-то запропастилась… Впрочем, понятно, она отдавала распоряжения, подбирая мантикору, на которой Сара могла бы перелететь в свой замок в Верхнем мире. И хотя перелет был невелик, всего-то на пять – семь миль, до верхушки Священного холма, на который Сара сейчас и смотрела, а все же… Для перехода следовало подобрать сильного, умного, заряженного магией зверя. Иначе могло и не получиться. Вот тогда-то Яблоне достанется на орехи, как говорили здесь на рынках торговки…

Сара и не заметила, что ее уже облачили в платье с высоким воротом и высоким лифом, с тонкой талией, с длинными оборками, ниспадающими красивыми складками до самых ступней. В таком платье полагалось ходить на малые, тесные, как это тут называлось, приемы, когда гостей не слишком много, всего-то дюжин пять-шесть. Нобили из двух десятков семей, которые друг друга знают уже много поколений, между собой только и роднятся, дружат или воюют, торгуют или обманывают, союзничают или ссорятся. А потому ни у кого почти не остается уже настоящих секретов для прочих присутствующих на этих сборищах. Так, сплетни лишь перебирают, словно бусины в четках, да по мелочи интригуют, а более – ничего. Или она недооценивала смертных?