Скарабей - Фишер Кэтрин. Страница 14

— Это всё, хозяин?

Сетис отошел в сторону, чтобы пропустить топающих по коридору наемников, и заглянул в список.

— Всё. В следующий раз не присылай этого мерзкого чианского. Побольше красного.

Виноторговец кивнул, взвалил на широкие плечи две пустые амфоры и побрел прочь. В дверях его остановили и обыскали. Купец опустил громадные горшки, поднял руки, его повернули, нетерпеливо сделали знак поскорее проваливать. Сетис посмотрел ему вслед, потом вернулся к себе в комнату и сел на кровать.

Записки передавались внутри небольшой амфоры — их приклеивали воском под слоем осадка на дне. Он стал шифровать их — так было безопаснее, а уж Шакал разберется. Теперь он лежал и мучительно размышлял о полусожженной записке, которую откопал в покоях Аргелина; ее однажды принес дюжий раб, и, получив ее, генерал принялся нетерпеливо метаться по комнате.

«Не забудь о моем обещании. Девять Врат, через которые жук выкатывает солнце».

Он передал ее. Но понятия не имел, что она означает. И от кого она.

Когда Креон сказал, что наступила ночь, они втроем отправились в путь.

На этот раз они выбрались наружу через потайную дверь, скрытую под Пальцем Ассекара, одного из самых древних Архонов. Он жил так давно, что его почти забыли. Палец — вот всё, что осталось от колосса, который когда-то возвышался над воротами Города. Теперь он неприметно лежал на земле позади Западного Пилона, и один этот палец был больше, чем целый дворец.

Орфет помог выбраться Алексосу, потом ухватил за руку Мирани. Отец Сетиса передал ему мешок с инструментами — такой легкий, что Орфет поморщился. Потом толстяк сказал:

— Удачи.

Старик пожал плечами.

— Я останусь жив.

— Если что-нибудь случится, — торопливо сказала Мирани, — найди Шакала.

Отец Сетиса мрачно улыбнулся.

— Если что-нибудь случится, у меня не будет времени кого-то искать.

А внизу, будто тень, стоял Креон, его белые волосы едва виднелись в темноте. Он сказал что-то на диковинном наречии богов, и Алексос ответил. Тихий шепот разлетелся над широким, продуваемым всеми ветрами простором пустыни.

И дверь захлопнулась.

Орфет подтащил Алексоса поближе к кирпичной стене. Высоко вверху, между сидящими Архонами, прогуливались часовые.

— Осторожнее. Держись в тени.

Они надели черные накидки, которые сшили Креон и отец Сетиса, выкрасились чернилами, украденными в Зале Записей. Девушке казалось, будто чернота притаилась внутри нее, но теплый ветерок дышал ароматами пряных трав пустыни, и она с наслаждением вдохнула его. Далеко на западе, над скалистыми вершинами Лунных гор, остался красноватый мазок зашедшего солнца, но вскоре и он погас, растворился в сумерках.

Высоко над головой сияли звезды. Мирани различила созвездия, с незапамятных времен украшавшие небо Двуземелья: Охотник и Скорпион, Бегунья, Лира, Кошечка. Они сверкали над серой пустыней, над белой громадой Архонова дворца, над воротами, над стенами Порта. Дорога казалась сотканной из звездных лучей, их отражения переливались в гранях миллионов крохотных кристалликов кварца.

Подняв глаза, Мирани еле слышно спросила:

— Что это за звук?

— Пустыня, — ответил Орфет.

Сначала — тихо, как шепот. Потом, когда они прислушались, — слабые шорохи, будто шелест тихих голосов. Будто вся земля радостно расправляла плечи после изнурительно жаркого дня; выползали мелкие твари, раздвигали крошечными лапками частички почвы. Будто ползали, шуршали, сновали насекомые, лопались стручки, раздвигались крылья, распускались цветы. Будто пустыня дышала и просыпалась.

Алексос поднял голову.

— Темные в темноте, — прошептал он.

Сетиса разбудил раб. Спросонья он пробормотал:

— Что? Что?

— Солнце село, Секретарь. Царь зовет вас.

Сетис протер заросшее лицо. Вздремнуть удавалось только урывками, и от недосыпания он уже начал терять силы. А Аргелин не знал покоя, его сжигала изнутри безудержная жажда мщения. Сетис сунул ноги в сандалии, плеснул в лицо водой и поспешил по бесконечным коридорам. Мимо него проводили пленников, сновали рабы и писцы, промчался эфеб.

Что-то затевалось.

Он раскрыл дверь в кабинет Аргелина и застыл как вкопанный.

Рядом с генералом стоял Ингельд. Он был в полном вооружении, на кирасе сверкал глазами свирепый дракон, инкрустированный эмалью. На боку поблескивал меч, у дверей стоял большой овальный щит.

Сетис ахнул от ужаса. Аргелин обернулся.

— Ты пришел вовремя! Мы не станем ждать. Пришло время действовать.

— Действовать? — Спросонья он плохо соображал.

Аргелин выдавил стальную улыбку.

— По городу пошли слухи о том, что я собираюсь разрушить статую. Если станем ждать до утра, какой-нибудь идиот затеет бунт. — Он сделал шаг навстречу Сетису. — Ты не знаешь, писец, как это могло произойти?

От ужаса Сетис окончательно проснулся и в недоумении пожал плечами.

— Мало ли о чем люди болтают. Почему это вас беспокоит, великий царь?

Глаза Аргелина внимательно разглядывали его. Веки покраснели и набрякли, обычно гладкая оливковая кожа заросла щетиной, борода растрепалась.

— Не беспокоит. Пошли.

Он прошел мимо Сетиса к двери. Юноша обернулся.

— Вы хотите, чтобы я…

— Мой секретарь будет меня сопровождать. — В дверях он остановился. — Я очистил Порт от Царицы Дождя, а теперь мальчишка-бог будет разнесен вдребезги в его же собственном святилище. Здесь не будет других богов, кроме меня. А покончив с богом, я начну охоту за Тенью. — Он завернулся в темно-красный плащ и вышел.

Сетис искоса бросил взгляд на Ингельда.

Северянин нахмурился.

— Ты его слышал, — сказал он.

Мост охранялся, но они были к этому готовы.

Два человека из войска Аргелина раскинули в степи импровизированную палатку и улеглись возле нее. Один из них спал, другой подергивал ногами, чтобы не задремать.

— Оставь его мне, — с предвкушением сказал Орфет.

— Нет, Орфет. — Алексос сдвинул брови. — Пусть они не знают, что мы побывали здесь. Храни терпение. Он скоро уснет.

Они стали ждать.

Стражник сел, отпил из фляги, почистил ногти, клюнул носом, дернулся, еще отпил. Орфет, еле сдерживавший нетерпение, пробормотал:

— Может, ты его как-нибудь заколдуешь, дружище?

Алексос вытряс из волос песок.

— Это будет нечестно, Орфет. Бог должен вести себя справедливо. К тому же в мире очень мало сна. Если я отдам сон ему, придется отобрать его у кого-нибудь другого.

Пока Орфет размышлял над его словами, Мирани сказала:

— Кажется, можно идти.

Стражник свернулся калачиком у гаснущего костра и захрапел. Они неслышно проползли мимо него, сквозь тучи комаров и ночной мошкары. Под сандалиями Мирани шелестел песок. Они вышли на Мост, и проскользнули по нему, словно тени. Тихий стук деревянных досок под ногами Орфета звучал как раскаты грома.

— Сюда. — Мирани побежала по дороге. Мостовая, по которой всегда шли процессии, почему-то показалась более узкой, чем раньше; приглядевшись при свете звезд, Мирани заметила, что обочины заросли кустарником. Ветви сандаловых деревьев перепутались с колючими побегами мирта; удивительно, как сильно разросся бурьян за эти несколько месяцев. Из-под ног разбегались ящерицы; мимо босой ноги Алексоса прошмыгнул и юркнул в нору большой скорпион.

У дверей Оракула она остановилась.

— Я подожду здесь, — хрипло сказал Орфет.

— Орфет, я хочу, чтобы ты пошел с нами, — сказала она. Но не сдвинулась с места. Под каменной перемычкой дверного проема вились мотыльки; в воздухе стоял еле ощутимый запах горелого дерева; впрочем, скорее всего, это ей померещилось. Не хотелось делать ни шагу. Она боялась увидеть Оракул разрушенным.

К ней в ладонь скользнула маленькая рука.

— Пойдем, Мирани, — ласково сказал Алексос. — Когда мы узнаем, станет легче.

И повел ее по извилистой тропинке. Гладкие камни остались теми же самыми, и на миг ей подумалось, что страх был нелепым, но, выйдя на каменную платформу, она вскрикнула и остановилась, зажав рот ладонью.