Скарабей - Фишер Кэтрин. Страница 39

Много часов они шли по равнине. Поначалу простор и свет радовали душу, но вскоре Мирани поняла, что идти по густой поросли очень утомительно; нога проваливалась в невидимые глазу впадины, она боялась наступить на прячущихся в траве змей и шла осторожно, медленно, раздвигая стебли и глядя под ноги. Наконец она остановилась, подняла голову, чувствуя, как ноют растянутые шейные мышцы, и с удивлением обнаружила, что маковая река осталась далеко позади. Отблески багряных лепестков окрашивали небо красноватым заревом. А впереди лежала вековечная пустошь, и посреди нее что-то виднелось.

— Что это такое?

Алексос сидел на спине у Орфета. Услышав вопрос, он прикрыл глаза ладонью от яркого света.

— Это ворота, Мирани.

Они медленно приблизились. Дорогу им преграждало громадное серое строение, воздвигнутое посреди голой степи. Если это и ворота, подумала Мирани, то, наверное, они широко раскрыты: между высоких столбов виднелась та же самая равнина, что и вокруг. Мирани пожалела, что слишком мало знает об Указании Пути. Сетис наверняка переписывал этот свиток десятки раз, он бы вспомнил, что в них говорится о дороге в Сады. Мирани вспомнила его исполненный боли крик: «Не уходите без меня! Погодите!» Этот крик потряс ее до глубины души. Она обернулась — но за спиной ничего не было, только стена из темно-красного камня.

Может быть, он подумал, что не нужен ей здесь? Это не так. Она оглянулась на тяжело бредущего Орфета, на Аргелина. Сетис умел обращаться с этими людьми. А она — не умеет.

— Как жаль, что его нет, — прошептала она. Бог если и слышал ее, то не ответил.

Наконец Аргелин подошел к неведомому строению, остановился и окинул его взглядом сверху донизу. Потрогал стену рукой в перчатке; Алексос отозвался громким, испуганным криком.

— Нет! Не трогай! Погоди! — Он соскочил со спины Орфета и подбежал. Мирани поспешила за ним.

Два косяка и верхняя балка. И всё. Никаких дверных створок между ними. Столбы изображали фигуры рослых мужчин с мечами в руках, у каждого из них было лицо Аргелина.

— Она надо мной смеется, — прошипел он.

— Я бы сказал, неплохое сходство, — буркнул Орфет.

Столбы были сложены из некоего серого материала, напоминавшего камень, но под порывами ветра приняли странные очертания: воздух словно размывал их, уносил прочь тонкие струйки белесого дыма.

— Что это такое? — проворчал Орфет.

— Пепел.

Они молча вглядывались в причудливые колонны, и, наконец, Мирани задала вопрос, на который никто не отваживался:

— Пепел чего?

Алексос тонким пальцем тронул край кирпича. Под его касанием соскользнула струйка сероватой липкой пыли.

— Не у каждого есть мумии или гробницы. Я помню времена, когда погибших героев сжигали на больших кострах. — Он быстро обернулся, и Мирани увидела, что за спиной у него высоко в небе парят крошечные крапинки — должно быть, птицы. Они летели очень быстро; вскоре стая разделилась и стала снижаться. Мелкие, темные, наподобие ворон или стрижей. Через минуту птицы стали кружить над головами.

— Ее шпионы, — выдавил Аргелин. — Следят за нами.

— Они нам ничего не сделают. — Орфет обернулся к столбам-близнецам, обошел их, посмотрел вверх. — Для чего воздвигнуты эти ворота? Они ничего не стерегут, никуда не ведут.

Птицы загалдели, ринулись вниз, словно дождь из серой золы, и расселись на примятой траве, окружив путешественников кольцом. Мирани обернулась, посмотрела на них; ее спутники тоже стали озираться.

Аргелин вытащил меч.

— Это не птицы.

Глаза у них были из осколков стекла, крылья металлические. Перья радужно блестели в лучах солнца, будто смазанные маслом. Одна из птиц каркнула, пролетела над головой у Орфета; он, выругавшись, пригнулся и упал на землю возле пепельных столбов. Мирани вскрикнула, кинулась к нему.

— Ничего, я цел.

— Нет! Твоя рука! Смотри!

Рука Орфета, которой он на миг провел под пепельными воротами, исчезла, будто срезанная до запястья. В тот же миг, будто испуганный возглас Мирани был сигналом, птицы вспорхнули и ринулись на пришельцев, словно град из железных клювов и когтей.

Алексос горестно взвыл, Мирани пригнулась.

— Надо идти за ворота! — крикнула она.

— Нет! Мы не знаем, куда они ведут! — Аргелин отбивался от железных крыльев; какая-то тварь с силой дернула его за рукав.

Мирани обернулась.

— Архон! Алексос!

Сильный удар сбил ее с ног. Корчась от боли в груди, она набрала в легкие побольше воздуха и закричала что есть мочи:

— Орфет! Алексос ушел! Ушел сквозь врата!

Не дожидаясь своих спутников, не глядя, идут ли они за ней, она шагнула под серую перемычку, и та мгновенно растворилась, будто развеялся под порывом ветра край туманной пелены. Орфет взревел, кинулся за ней, но его рука ушла в пустоту. Он упал во весь рост лицом в траву, встал, развернулся. И похолодел.

Не было ни птиц.

Ни ворот со статуями-близнецами.

Только стоял, обнажив меч, напуганный Аргелин.

А вокруг, куда ни глянь, всюду была трава. Только трава, и больше ничего. А из травы осторожно выглянула маленькая темноволосая голова.

— Где Мирани? — прошептал Аргелин.

Мирани собралась с мыслями.

— Здесь всё такое же, — сказала она. — Вот только…

Вот только цвет. Травы здесь были золотые. Громадные колосья злаков шелестели и плясали на ветру, а небо над ними было затянуто темными тучами. Безмолвно сверкали далекие молнии.

Она огляделась.

— Архон!

И тут она заметила, что ворота исчезли. Без следа. Она сглотнула подступивший к горлу комок.

— Алексос, прошу тебя, не прячься от меня.

Он наверняка присел среди травы и следит за ней. Или завязывает сандалии. Играет. Вот сейчас, в любую минуту, он выскочит, скажет что-нибудь, одновременно спокойное и раздражающее.

Но злаковое поле тянулось, насколько хватало глаз, и золотистые волны с тихим шелестом расходились по нему от ее талии к краям земли, как будто она надела широкую юбку, и тут, капля по капле, с ледяной неотвратимостью на нее нахлынуло осознание того, что Архона здесь нет, что она прошла через ворота одна.

— О Ярчайший!

Ответа не было. Может быть, в этом месте вообще нет Бога. Может, здесь нет никого, кроме нее. Она торопливо шагнула туда, где были ворота, огляделась, встала на колени. По земле тянулась глубокая борозда — видимо, древняя, потому что на ее дне росла трава. Как будто здесь тащили что-то очень тяжелое. Мирани выпрямилась, проследила борозду взглядом, увидела, что она ведет через равнину на запад.

Она заколебалась. Если пойти по борозде, то что, если Орфет и остальные не найдут дорогу сюда? А оставаться здесь и ждать, пока сядет солнце и опустится ночь, было страшно. Она оторвала от подола полоску белого полотна, привязала ее к высокому стеблю; потом еще одну, чуть подальше. Так им легче будет догадаться, в какую сторону она пошла. Больше ничего сделать было нельзя.

Прогулка по золотистой равнине оказалась утомительной. Сначала путь лежал среди спелых злаков; она шла и шла, изнемогая от жары, измученная жаждой, и постепенно погрузилась в сны наяву. Ей мерещилось, что трава плавится, превращается в жидкое золото, затопляет равнину, колышется тяжелыми волнами вокруг ее талии и рук, течет и капает, не давая желанной влаги, застывает, превращаясь в браслеты и подвески, повисает каплями на бахромчатом подоле туники. Она вытирала пот с лица — по пальцам струилось жидкое золото; металлическая пыльца лезла в горло, вызывая кашель, запорошила волосы. Она ощущала ее вкус на губах. Сладкая, будто мед.

Мирани шла, спотыкаясь, боясь упасть и утонуть в вязкой траве. Вдруг она подняла глаза и увидела солнце — оно висело прямо впереди, совсем низко над горизонтом. Но на фоне его алого блеска темнели какие-то силуэты. Сердце у Мирани отчаянно забилось. Может быть, это те самые статуи-близнецы, и она невольно вернулась к ним. Приложив руку к глазам, она ждала, когда огненный диск солнца скроется за туманной дымкой на горизонте.