Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2 - Фортунская Светлана. Страница 2

Ворон утверждает, что трансформирование извлекает из человека то существо, что наиболее близко к нему (к трансформируемому субъекту) по духу. И лежит на поверхности. Так что наш Крыс, в бытность его человеком и предметом воздыханий нашей Лады, был, скорее всего, гнусной личностью. Воистину, любовь зла!

Он нагл, груб, ехиден и злопамятен.

Говорят, крысы — я имею в виду настоящих, прирожденных, так сказать — умны.

Возможно. Но наш Крыс особого ума пока что не обнаруживает.

Для него нет авторитетов, и лучший способ заставить его сделать что-нибудь — воспретить ему это делать строго и категорически.

Он злораден даже больше, чем Жаб. Но если Жаб злорадствует по причине своего пессимизма, то Крыс злорадствует исключительно из вредности.

Он портит мебель, царапая ее своими когтями.

Он портит книги — сгрызает уголки корешков, вырывает страницы и рисует на полях каракули, а иногда пишет свои замечания, в основном ругательного характера.

Он дерзит всем подряд — и мне, и Псу, и даже доброжелательному Домовушке, не говоря уже о Вороне.

Только большие белые зубы Пса, мои острые когти, да твердый клюв Ворона удерживают его от открытого бунта. Открытый бунт он заменяет демонстративным неподчинением.

С тех пор, как Крыс приобрел нормальные размеры, он стал гулять сам.

Мы с Псом вздохнули с облегчением — уж очень обременительно было выводить Крыса на поводке, таясь от посторонних глаз, чтобы не пугать людей и животных его великаньими габаритами и монстроподобным видом. К тому же в наше время, скучное и трезвомыслящее, столь далекое от магии и волшебства, зрелище собаки или кошки, прогуливающейся с крысой на веревочке — это, я вам скажу, картинка не для слабонервных.

Теперь Крыс самостоятельно скользил серой тенью по лестнице вниз, самостоятельно, опять же серой тенью, устремлялся в кусты (или в подвал) и исчезал на целый день, а иногда и на целую ночь.

Вначале мы не видели в том ничего дурного; наоборот, мы даже приветствовали это его нежелание сидеть дома. Без Крыса нам было спокойнее. Единственное, что нас пугало — не попался бы он на глаза соседям: для крысы обыкновенной он был великоват, на нашу квартиру и так косились; а узнав, что помимо прочих у нас живет еще и крыса, сосед-сантехник или пьющая гражданка из пятьдесят третьей уж точно натравят на нас санэпидемстанцию.

Но когда Крыс явился с разодранным ухом, а на следующий вечер — с исцарапанной мордой и раной на боку, мы заволновались. Не хватало еще, чтобы он погиб в уличной драке!

Мы запретили ему проводить ночи вне дома, и вообще выходить за пределы квартиры больше, чем на два часа.

Для индивидуума типа Крыса запрещение есть прямой побудитель к действию.

Он стал пропадать в подвалах неделями, только изредка объявлялся — поесть чего-нибудь вкусного или залечить свои раны. Раны у него, надо вам сказать, становились все серьезнее; его мерзкий характер, кажется, выделяет его даже из среды ему подобных. Однажды он вернулся без хвоста и без правого глаза, с наполовину отгрызенным левым ухом. Добросердечный Домовушка даже перепугался — а не загрызут ли когда-нибудь Крыса насмерть его негостеприимные и некоммуникабельные собратья?

— А что мы можем сделать? — сказал я. — Мы ему не разрешили гулять подолгу, он что, послушался? Нет, он переселился в подвал, и вообще ему чихать на нас на всех!

Крыс плавал в ванне, наполненной живомертвой водой, и отращивал себе хвост и глаз. Нашего разговора он не слышал, если только не подслушивал. А подслушивать он, надо вам сказать, горазд.

— Ты это, Коток, того… — кротко попросил меня Домовушка, — проследил бы за ним… Ты ведь тоже в подвалах обретаешься. Не ровен час, погибнет наш Крысик, али кошка какая им закусит…

— Никакая кошка им не закусит, — авторитетно заявил я. — При виде его любая кошка мурашками под шерстью пойдет от ужаса. Его только терьером брать, и не фоксом, а эрделем. Эрдели же по подвалам не шастают.

— Злобен ты, однако, стал, Коток, — все так же кротко продолжал Домовушка. — Злобен и сердцем жёсток.

На том наша беседа окончилась, Домовушка понес в ванную любимые Крысом кушанья, как то: маринованный чеснок, сухарики, приправленные перцем и сыром, и пончики с медом. До меня некоторое время доносилось из ванной ласковое бормотанье Домовушки, уговаривающего крыса «откушать», и короткие злобные реплики огрызающегося Крыса: «Отстань от меня!», «Пшел вон!», «Оставь меня в покое, таракан несчастный!».

— Надо что-то делать, — сказал Пес. — Может, его остекленить, как претендентов? Пусть бы стоял в углу, никому не мешал…

— Для этого его надо сначала в человека превратить, а я не умею, — сказал я. Пес горестно вздохнул.

Увы нам, увы!

После этого случая Крыс несколько остепенился. Гулять он по-прежнему ходил, иногда надолго, но в драки больше не встревал, во всяком случае, являлся домой целым и невредимым. И дома вел себя сносно, почти не дерзил, и не грубил, разве что ехидно ухмылялся, но на его ухмылку мы давно перестали обращать внимание. Мы его не то чтобы бойкотировали, скорее игнорировали. Домовушка, доброрасположенный ко всем и вся, кормил его, иногда обсуждал с ним сериалы, которых в последнее время развелось отчаянное множество на наших телеканалах. Если Крыс задавал вопрос мне или Ворону, мы ему отвечали. Но не более того.

Глава четвертая, в которой события начинаются

С некоторых пор в нашей квартире стало тихо, мирно и скучно.

Наша жизнь, устоявшись, вот уже год текла безмятежно и уютно. Мы прилично питались, неплохо проводили время. Ворон обучал меня теории магии, Домовушка пек пироги и вязал свитера и носки, Пес вздыхал, Петух кукарекал, а коалиция холоднокровных спорила о политике. Лёня снабжала нас деньгами и новостями, а также обеспечивала оплату коммунальных услуг. Мы даже восстановили телефон, и долгов за квартиру у нас больше не было.

Однако мне все время казалось, что вот-вот произойдет нечто и нарушит наш покой и уют.

Я даже поделился своими дурными предчувствиями с Вороном.

Он, конечно же, не стал меня слушать.

— Чушь! — заявил он, — Суеверия, неадекватное восприятие действительности! Ешь поменьше на ночь и совершай длительный моцион перед сном. Не то ты начнешь интересоваться гороскопами и гадать на кофейной гуще.

Но мне было неспокойно.

Известно, что человек — существо прогрессирующе неудовлетворенное. Когда в его жизни происходят всяческие бурные события, как то: революции, войны, разводы, пожары, ремонты и наводнения, ему (человеку) хочется покоя. Напротив, проведя некоторое время в состоянии покоя и довольства (регулярное питание, глубокий сон, стабильный заработок, любящая и заботливая жена), человек начинает испытывать скуку. Адреналиновое голодание у него начинается. И он меняет работу, жену или страну, или заводит себе любовницу или даже двух, или отправляется покорять горные вершины и полюса (Северный, Южный и холода), или переплывает океан в лодочке, или хотя бы идет в парк аттракционов, чтобы покататься на американских (они же русские) горках. И так далее.

Должен отметить, что коты (я имею в виду урожденных, так сказать, натуральных, котов) в этом не слишком отличаются от человека. Это какому-нибудь Псу для счастья достаточно мисочки с кашей, теплой подстилки и прогулки два раза в день с любимым (нет, с обожаемым!) хозяином. Коту этого мало. Спать, есть, размышлять о мировых проблемах, о глобальных сущностях и сущих глобальностях, даже и гулять, даже и заниматься любовью с кошками под круглой и толстой луной ему, Коту, мало. Поэтому Кот время от времени должен испытывать острые ощущения — сбросить, например, со шкафа хрустальную вазу, а потом скрываться от разгневанной хозяйки под диваном, или, наоборот, галопом носиться по квартире, увертываясь от мокрого полотенца, которым разгневанная хозяйка норовит смазать Кота по тому месту, куда придется.