Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2 - Фортунская Светлана. Страница 25
— Что-то непонятное молвишь, — теперь уже перебил Ратибора Домовушка. — У тебя, касатик, салфетинка самобраная была, давеча сказывал, али потерялась?
— Да нет, — со вздохом отвечал Ратибор, — Не потерялась она. А только еду какую-то нерусскую все подсовывает, неправильную…
— Но как ты, юноша, нашел дорогу к нам? Сколько лет, точнее, десятилетий, мы с Бабушкой, и с Ладой, а теперь и с Котом потратили на поиски хотя бы намека…
— А! — сказал Ратибор, усмехнувшись, — это Ярослава Всезнающа, несуженая моя, мне клубочек в дорогу дала, волшебный, заговоренный… Она ведь, Ярослава Полкановна, она мне друг верный, но есть у ней и друг милый, потому она идти за меня не хочет. Вот и помогла мне по дружбе, по товариществу Ладу найти, заговорила клубочек путеводный. Матинка же отчего меня к волшбам не допускает, жениться понукает? Стара, баит, слаба в силах, пора снохе, баит, в помощь мне, а там мы с батюшкой и стол княжеский вам передадим, вы править будете, да нашу старость покоить. А то, баит, пока Забава подрастет, мы и вовсе одряхлеем…
— Следовательно, у князя Велемира еще одна дочь имеется? — спросил Ворон, буравя Ратибора взглядом. — То есть соперница Лады в наследовании.
— Да кака така соперница? Одно название! Забава Велемировна, сестрица моя, мала еще и ростом, и возрастом, к наукам не способная, к ратному делу непригодная, да и правительница из нее выйдет негодящая. Имя-то у ней какое? Забава родителям на старости годов, потому так и прозвана. Вот и пошел я старшую сестрицу искать, а если и она на престол не согласится, или негодящей окажется, то тут и не знаю, что нам с моею Аленой Чужаниновной делать — то ли судьбе покоряться, то ли в омут кидаться…
— То ли в петлю лезть, — подсказал Жаб. — Тоже выдумал! Да женись на этой, как ее?… Ярославне, фиктивно, понарошку. И правь себе княжеством! А с Аленкой своей так живи, а Ярославна со своим дружком пусть так живет. Чтоб никому не обидно было.
— Это мою голубку сизую, звездочку мою ясную, ромашку мою чистую, Алену Чужаниновну, в полюбовницы? — Ратибор раскраснелся, разнервничался, глазки засверкали, бровки насупились…
— Ша, успокойся, не нервничай, — мурлыкнул я. Еще только разгневанный маг, и недоучка к тому же, как и я, на нашу голову не сваливался! Это, по-моему, много хуже разгневанного богатыря! — И на Жаба внимания не обращай. Это шуточки у него такие. Плоские. Никто тебя ни на ком жениться не заставляет. И Лада наша вполне в правительницы годится…
— Это еще Бабушка надвое сказала, — обиженно пробормотал Жаб.
— Ну уж нет, неправда твоя! — возмутился Домовушка. — Бабушка завсегда в Ладушке нашей будущую княгиню видела, и не раз, и не два, и не тридцать три раза о том молвила!
— Да, — подтвердил Ворон. — Ладе была дана широкая подготовка не только в магических науках, но и по вопросам менеджмента как на макро, так и на микроуровне, так что мнение Бабушки по этому поводу было однозначным.
— Это вы Баб-Ягу Бабушкой называете? — поинтересовался Ратибор.
Перо отказывает мне…
То есть, извините, клавиатура расплавилась бы, если бы я только намекнул на весь тот шум, гам и ор, какой поднялся при словах Ратибора.
Каркал Ворон, лаял Пес, возмущенно квакал Жаб, сердито кричал Домовушка, и даже Рыб в своем аквариуме пускал гневные пузыри.
Мы, те, кто не знал Бабушку — я и Петух, Лёня и Крыс — молчали и глядели на все это. С некоторым недоумением. Во всяком случае я и (как ни прискорбно в этом признаваться — опять наши мнения совпали!) Крыс. Петух дремал, сунув голову под крыло, Петуха такой ерундой не проймешь. Лёня, мне кажется, думала о чем-то о своем, о женском, задумчиво глядя поверх наших голов, и задумчиво же поглаживая Чайника по блестящему бочку́, украшенному условной ромашкой.
Шуму положил конец Паук, как всегда несколькими словами:
— Как я понимаю, Ратибор, то, что известно вам, несколько отличается от того, что известно нам. Может быть, вы нас просветите?
Ратибор, который слегка обалдел от такого бурного взрыва страстей, и даже немножко отодвинулся от стола, по которому прыгал разъяренный Ворон, кивнул:
— Ну звиняйте, ежели кого обижу, однако же мне рассказывали так: матинку мою, когда она носила сестрицу Ладу, заворожила Баб-Яга. Она, вишь, матинке моей двоюродная тетка и тоже хотела княгиней быть, за тятеньку замуж идти, а он, вишь, матинку выбрал. Однако же, заворожив, притворилась, что тут не причем, и напросилась матинку мою лелеять, да сестрицу новорожденную баюкать. А сама запродавшись Темной силе была. И однажды, когда все мамки-няньки спали, и матинка тоже задремала, выкрала сестрицу-младенца вместе с колыбелью и с наследным преминистерским яйцом. С тобою, как я понимаю, Ворон Воронович. И след свой затуманила, а страже глаза отвела. И с тех пор ни о ней, Баб-Яге, ни о сестрице моей, Ладе Велемировне, ни слуху, ни духу. Только матинка своим сердцем материнским чуяла, что жива сестрица моя. А даже и тятенька ей не верил.
— А почему ты Бабушку называешь Бабой Ягой? — с подозрением спросил Ворон. — Какие у тебя для этого основания?
— Да не Бабой Ягой вовсе, а Баб-Ягой, имя ее такое. Она той, знаменитой Бабе Яге, что Василису Премудрую в затворе держала, правнукой приходится. У Бабы Яги три дочки было, одна за Соловья пошла, другая за Горына, третья, красавица Перепетуя, за заезжего королевича Елисея. Вот от Перепетуи мы и происходим, матинка наша то есть. По отцовой линии. А по материнской линии — от самой Василисы Премудрой.
— Погоди, запутался! — закричал я. Родственные связи Ратибора, а, значит, и Лады, ускользали от моего понимания. — Как это по материнской линии — от Василисы, если ты только что сказал, что от Перепетуи мама твоя род ведет?
— Да не мама, а мать, и не от Перепетуи, а от Василисы. Матинки моей матушка, то бишь бабка моя с Ладою, Василисе премудрой внука. А от Перепетуи дед матинкин, Нафаня Елисеич, произошел, а от того — Еремей Нафаньич. А Нафанина сестра, Карлея Елисеевна, и есть Баб-Яге мать. Ясно теперь?
— Нет, — честно признался я. — Но это, мне кажется, и неважно вовсе.
— Важно, неважно! — раздраженно каркнул Ворон. — Сейчас не время выяснять, кто от кого произошел. Составлением генеалогического древа мы займемся потом, на досуге.
— Могет быть, и неважно это вовсе, — вмешался Домовушка, — но зато интересно же как! Но только никакой Темной силе наша Бабушка не запродавалась, она с ней, с Кощеем этим, да с братьями Горыновичами, наоборот, в борьбе была и враждовании, и от той Темной силы Ладу и прятала! Только вот заплуталась по дороге малехо, или с колдовством что негоже вышло — а занесло ее сюда, к нам. И искала она пути назад, бедная, ночей не досыпала, болезная, все книжки читала, все эсрименты постановляла…
Крыс, конечно, не преминул подправить:
— Экскременты поставляла! — и хихикнул.
Для непонятливых перевожу Домовушкины слова: «ставила эксперименты».
Домовушка слегка расстроился:
— И все тебе гадость сказать охота, Крысик! Что ты за персона такая? Ясно же говорено: постановляла эсрименты… И все ей, бесталанной, удачи не случалось, не приходилось! Да как же ты, молодой да безусый, с таковою задачею справившись?
Ратибор почесал затылок, потом нос.
— Да по-честному если, то вовсе не я, а Ярослава — не задаром она Всезнающа! Она тоже у Чужанина училась, там мы с нею и познакомились. У, могуча девка! Вся в пращурку, в Василису, то есть — и умом, и ростом, и дородством! Матинка все более к той мысли склоняется, что надобно к Полкану Полканычу сватов засылать. Однако же с царем ей породниться тоже лестно, а ежели меня на Мелектрисе женить — то торгу стимул дополнительный. Внешние торговые связи в наше время — это тебе не абы чего! Это нечто!
Ратибор вздохнул, понурив голову, опустив плечи, и прошептал:
— А мне все одно Алена Чужаниновна всех милей…
— Так что ж выходит, Ярослава эта Всезнающа тебе сродница? — поинтересовался Домовушка. Любят некоторые бабульки копаться в родственных связях — тут в Домовушке опять женское начало проявляется.