Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2 - Фортунская Светлана. Страница 9

— Дяденьки, — встрял тут в разговор Егорушка. Он внимательно слушал нашу дискуссию — даже хныкать перестал. А вот теперь не выдержал. И то — под тяжестью Пса он уже покряхтывал. — Может быть, вы меня теперь отпустите? Я же сказал, что не буду больше так…

— Как? — раздраженно каркнул Ворон. У меня отлегло от сердца: я привык к злобному, желчному и сварливому его тону; Ворон, пытающийся казаться нежным и ласковым, меня пугал.

— Ну, слова говорить, и еще ябедничать, и Крысов душить… Вообще никого душить не буду!

— Да? Ну, поверим. На первый раз. Но если нечто подобное повторится… — в горле у Ворона что-то зловеще заклокотало, Егорушка судорожно всхлипнул. — …Я тогда сам тобой займусь!

— Да, дяденька Ворон. Хорошо, дяденька Ворон. Не повторится, дяденька Ворон… — забормотал мальчик. Говорил он почему-то то басом, то фальцетом.

— Неужели у него уже начал ломаться голос? — пробормотал Ворон себе под клюв, и взмахом крыла велел Псу отпустить воспитуемого.

Пес сполз с Егорушки, Егорушка встал с кушетки.

Теперь ему на вид можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать: и плечи стали пошире, и волосики в нужных местах закурчавились, и даже пушок над верхней губой появился. И, кстати, пока мы с Вороном беседовали, шрамы на его теле зажили — в тех местах, где я его поцарапал. Да и следов порки не осталось.

Вдруг сообразив, что он голый, порозовев, Егорушка спешно стал натягивать на себя купальный халат, не попадая в рукава и от того еще больше смущаясь.

Ворон судорожно глотнул.

— Кажется, ему уже скоро будет пора жениться, — пробормотал он.

— Ага, — согласился я, — часика так через полтора-два.

Ворон нервно переступил с ноги на ногу и сказал:

— Если так будет продолжаться, к завтрашнему вечеру он… — штатив зашатался.

— Э, преминистр, хорош топтаться по лабораторному оборудованию! — прикрикнул я на Ворона. — Уронишь же!!..

Я, должно быть, накаркал.

Штатив рухнул.

С Вороном-то ничего не случилось, он просто взлетел к потолку, а вот пробирочки посыпались на пол с веселым звяканьем. Тут еще Пес добавил грохота и звона: в попытке спасти падающий штатив он прыгнул к столу, промахнулся и сбил оставшиеся два.

Содержимое пробирок, как вы понимаете, перемешалось, образовав лужу, переливающуюся разными цветами, к тому же завоняло, зашипело и запузырилось.

— Ложись! — заорал я, — щас рванет!..

И тут рвануло.

Ух, как рвануло!

Глава десятая, в которой я спасаю Егорушку и горжусь собой

Когда дым слегка рассеялся, я, отфыркиваясь и отплевываясь, встал на слегка подгибающиеся лапы.

Опасная наука эта химия, право слово!

Я быстренько проверил свое состояние: лапы и хвост были на месте, глаза видели, хоть и слезились, уши, хоть в них и шумело, слышали хлопанье крыльев Ворона и стоны Пса. Шерсть тоже почти не пострадала, только кое-где вылезла, но немногие проплешины были небольшими — видно, брызнуло кислотой, к счастью, разбавленной.

Я огляделся по сторонам.

Да-а…

Лаборатория выглядела, как выглядят лаборатории после неудачно проведенного опыта.

То есть ужасно.

Стол погиб — прямо в центре его в металле была проедена огромная дыра.

Со стен слетели все провода и спутались в огромный разноцветный клубок.

И часть летательного аппарата (ступа) раскололась на две части.

И физические приборы (кроме трансформатора) валялись на полу. И лабораторная посуда тоже — в виде осколков.

А еще на полу имелась лужа: большая, грязно-бурая, еще дымящаяся, и очень вонючая; Пес, уткнувшийся мордой в лапы и постанывающий; купальный халат, слегка подпаленный.

— Должно быть, при перемешивании содержимого пробирок образовался гремучий газ, — проскрипел Ворон откуда-то из-за моей спины.

Я завертел головой.

Ворон сидел в раковине умывальника и пытался открыть клювом кран. Хвостовые его перья были опалены, но больше никаких видимых повреждений я не нашел.

— А где мальчик? — спросил я.

А мальчика-то и не было!

Пес перестал стонать, вскочил на лапы и взвыл горестно:

— Р-разор-р-рвалоу?!

— Если бы разорвало, что-нибудь от него бы да осталось, — раздраженно заметил Ворон. Ему наконец удалось открутить кран, и он плескался под струей воды. — Ошметки по стенам, кровь на полу. Судя по тому, что ошметков по стенам не наблюдается, а дверь открыта, скорее всего его выбросило взрывом в коридор.

Я отправился проверить.

В коридоре было темно и тихо.

Быстренько сотворив два магических огонька, я пустил их по коридору влево и вправо.

Ни Егорушки, ни его останков в коридоре не было.

— Эй, Кот! — позвал меня Пес радостно, — топай сюда! Здесь он, наш маленький! Под халатом прятался!

Я подивился мощи инстинкта самосохранения Егорушки — халат на него был маловат и короток; это как же надо было скукожиться и съежиться, чтобы забиться под него, этот халат, целиком — так, что даже ноги-руки не высовывались?

Но удивлялся я напрасно.

Потому что тому Егорушке, которого я теперь увидел, вовсе не нужно было съеживаться, чтобы поместиться под халатом. Теперь он мог целиком поместиться в один только рукав.

И продолжал уменьшаться.

Ворон нервно прыгал по кушетке, наблюдая за процессом, и из распахнутого его клюва вылетали междометия и замечания типа: «Ого!», «Ну и скорость!», «Конгениально!».

— Кот! — каркнул он при виде меня. — Ты видишь?! Ты понимаешь, что сие означает?! Нобелевскую премию, не меньше! Мы открыли обратимость богатырского комплекса! И без всяких молодильных яблочек, искусственным путем!

— Ага, — сказал я. — Обязательно. Только впервые слышу, что уже присуждают Нобелевские премии за открытия в области магии. И потом мы, мне кажется, пока еще ничего не открыли — у нас получилось побочное последствие… Э, Ворон, а тебе не кажется, что мальчик слишком сильно уменьшился? По-моему, он был крупнее, когда Лёня его принесла…

— Очки! — заорал Ворон, взлетая, — немедленно! Неужели хронофаги? Где очки?

— В момент взрыва очки были у тебя на клюве, — огрызнулся я. — Если ты их уронил, можешь с ними распрощаться.

— Ничего подобного, они противоударные, — заявил Ворон, усаживаясь обратно. — А ну-ка, фамулус, быстро разыщи прибор!..

Как же, так я и разбежался!

Я прищурился тем особым образом, которым вызывал у себя способность углядеть магионы.

Магионов в лаборатории имелось с избытком, и упорядоченных, и диких. Кроме магионов я заметил множество еще каких-то мелких блестящих частичек, каждая из которых была настолько же меньше магиона, насколько блоха меньше таракана.

Частички эти летали по всему помещению, как искры от горящего полена.

И очень эти частички походили на хронофагов — таких, какими я видел их через очки.

— Они, — сказал я, — они, родимые… Сейчас я их…

— Кот, не отвлекайся! — каркнул Ворон. — Я тебе что велел сделать?

Но какой бы я был кот, если бы послушно повиновался приказам?

Тем более что у меня было чем заняться.

Я быстренько сплел сетку из магионов, очень частую, свернул ее наподобие сачка и попытался поймать несколько частичек. Но даже очень частая сетка была для этих безобразников, словно дуршлаг для песка.

— Восемь слоев надо! — заорал Ворон. Он раскопал очки в груде осколков — одно стеклышко все-таки разбилось, и теперь Ворон, лихо прищурив правый глаз, наблюдал за моими действиями одним только левым, круглым и желтым, глазом, и азартно приплясывал на краю раковины. — Восемь слоев, и на тканой основе… Хотя бы трикотажной…

— Где я тебе тканую основу возьму? — наращивая слои магионной сетки, огрызнулся я: терпеть не могу, когда мне под лапу советуют! Хронофаги по-прежнему не улавливались, но летали теперь уже не хаотично, а понемногу стягивались к центру, и крутились теперь вокруг Егорушкиной головы, как кольцо вокруг Сатурна.