Демон-Апостол - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 105

— Думаешь, ей безопаснее в Палмарисе? — спросила Колин. — Лучше пусть будет со своим возлюбленным, чем здесь, где этот дьявол Маркворт охотится за ней.

— Я сама могу говорить за себя, — холодно сказала Пони, — и выбирать, что мне делать. Мне нужно отдохнуть еще дня два, не больше. И потом я отправлюсь к Элбрайну, что бы вы тут за меня не решали. — Она повернулась и вышла.

— Ох, и я вместе с ней, — заявила Колин, кипя от злости. — Нужно нанести визит моему дорогому кузену Шамусу, который совсем его не порадует, можете не сомневаться!

Белстер и Альюмет обменялись взглядами. Оба прекрасно понимали, как опасна нынешняя ситуация в Палмарисе, и имели все основания бояться того, что в ближайшие дни она может стать еще хуже.

Это даже трудно было назвать укрытием — всего лишь груда камней, на вершине которой каким-то чудом вырос жидкий кустарник. Но хотя буря только что накрыла Барбакан слоем снега в несколько футов толщиной и горные перевалы снова стали непроходимы, здесь, на священном плато, теплого укрытия и не требовалось. Казалось, что рука зимы, как и руки гоблинов, не могла коснуться этого места, и все живые создания — человек и эльф, кентавр и конь — чувствовали себя здесь не просто спокойно, но на удивление хорошо. Те, кого тяжело ранили во время сражения с гоблинами — даже солдат, который был почти при смерти, и истекающий кровью кентавр, — быстро поправлялись, а Тиел'марави и вовсе полностью исцелилась.

Элбрайн не мог найти этому никакого объяснения, да и все они считали, что произошло еще одно чудо, и просто радовались ему.

Он, конечно, был счастлив, что они уцелели, но часами просиживал, глядя на юг, в сторону заваленных снегом троп. Все его мысли были устремлены к Пони и их будущему ребенку.

— В начале весны, как мне кажется, — ответил Элбрайн на вопрос кентавра о том, когда, по его мнению, родится дитя.

— Ну, мы там будем раньше, — заявил кентавр.

Может быть. Хотя… Если они не смогут покинуть Барбакан в течение двух ближайших недель, то вряд ли сумеют вовремя покрыть шестьсот миль, отделяющих их от Палмариса.

Элбрайну оставалось лишь с тоской смотреть на юг, надеясь, что с его дорогой Пони все в порядке и ребенок родится здоровым.

Откуда ему было знать, что ребенка больше нет?

— Я пришла попрощаться, — подойдя к ним, сказала Тиел'марави.

— Не боишься утонуть в этом снегу, крошка? — насмешливо спросил Смотритель.

Тиел'марави состроила гримасу; снег никогда не был преградой для быстроногих тол'алфар!

— И куда ты пойдешь? — заинтересованно спросил Полуночник. — В Палмарис?

— Нужно рассказать госпоже Дасслеронд о епископе Де'Уннеро, — ответила эльфийка. — Да, в Палмарис.

— Я пойду с тобой, — внезапно заявил Полуночник.

Тиел'марави усмехнулась.

— Сейчас твоему коню не одолеть перевалы. Даже в долину он не сможет спуститься.

— Я пойду пешком.

— У меня нет времени дожидаться тебя, Полуночник, — отрезала Тиел'марави.

Расправив крылья, она в мгновение ока опустилась на выступ в тридцати футах под ними, до которого Элбрайну пришлось бы добираться не меньше получаса. И полетела дальше, даже не оглянувшись.

— Ты вернешься к Пони, — успокаивающе сказал Смотритель, провожая взглядом крошечную эльфийку, уже почти неразличимую на фоне изуродованной взрывом горы.

— Да, но когда?

— И потом, как же они? — кентавр кивнул в сторону людей в центре плато.

— По-моему, брат Браумин и остальные монахи решили поселиться здесь, — ответил Полуночник. — А Роджер наверняка пойдет со мной.

— А что? Тут хорошо. Тепло, никаких монстров. Вот только с едой им придется нелегко.

— Что касается Шамуса и его солдат… Не знаю, что они собираются делать, — сказал Полуночник. — Вряд ли захотят вернуться в Палмарис. По крайней мере до тех пор, пока не поймут, какая там в отношении них складывается ситуация.

— Что тут понимать? — ответил кентавр. — Если они вернутся, их вздернут, и все дела. Или сожгут на костре. Монахи, кажется, предпочитают жечь людей.

— Шамус сам должен решать, что ему делать. Я хочу одного: увидеться с Пони.

— А уж как она будет рада! — сказал кентавр.

— Ты уверен?

Этот вопрос застал Смотрителя врасплох. Однако потом он вспомнил, что Тиел'марави рассказывала о том, как Элбрайн воспринял отъезд Пони в Палмарис.

— Она самая храбрая женщина на свете, — заявил кентавр. — А то, что не сказала тебе о ребенке… Да просто была уверена, что если ты узнаешь, то тут же помчишься следом за ней. Вот так-то, парень.

— Ты так уверенно рассуждаешь, будто с тобой она была более откровенна, чем со мной, — обиженно сказал Элбрайн.

— И как только тебе в голову такое могло прийти? — ответил кентавр. — Не можешь ты не понимать — что бы она ни делала, она хотела как лучше.

На это Элбрайну нечего было возразить, в особенности когда он напомнил себе, через что пришлось пройти Пони за последние несколько месяцев. Вся его обида рассеялась, точно дым. Он по-прежнему страстно, почти отчаянно желал как можно скорее покинуть Барбакан и оказаться на пути на юг, но теперь его подгонял лишь страх за Пони.

Верный своим словам, капитан Альюмет на следующий же день вышел на «Хасинте» из Палмариса, несмотря на резкий ветер и сильное волнение на море.

Как только корабль покинул порт, на палубу поднялись Колин и Пони. Одинокая фигура стоящего на пристани Белстера О'Комели все еще была отчетливо видна.

— Думаю, ты разбила ему сердце, — сказала Колин. — Может, ты так хорошо вошла в роль его жены, что он почти поверил в это.

Ее попытка пошутить осталась без ответа. Пони просто стояла у перил, глядя на Палмарис и гадая, вернется ли она когда-нибудь сюда — и даже захочет ли вернуться. Желание отомстить Маркворту по-прежнему сжигало ее, но она остро чувствовала свое бессилие. Он причинил ей немыслимую боль, и теперь она хотела лишь одного: оказаться в объятиях Элбрайна, как можно дальше от этого ужасного Палмариса.

— Господин О'Комели боится за тебя, — заметил капитан Альюмет, подойдя к ним. — Он понимает твое желание покинуть Палмарис, но беспокоится, сумеешь ли ты выдержать долгую дорогу. Тем более что в воздухе еще пахнет зимой.

— Слишком многого он боится, — холодно ответила Пони. — Я много лет прожила на границе цивилизованного мира. Неужели зима для меня страшнее, чем церковь Абеля?

— Нужно с уважением относиться к опасности, которую несет в себе и то и другое, — заметил капитан. — Не стоит порицать Белстера О'Комели. Он прекрасный друг.

— Кто же спорит? И я тоже беспокоюсь за него, — сказала Пони. — Он остается в Палмарисе. Боюсь, сейчас это место во много раз опаснее диких лесов Вайлдерлендса.

К северу от города капитан высадил на берег Пони, Колин и их коней, пожелал им доброго пути и пообещал позаботиться о Белстере и остальных.

— На самом деле больше всего он жаждет мира, — заметила Пони, когда они скакали по раскисшей от грязи тропе.

— Что же, его можно понять, — ответила Колин.

— Мира, в котором власть по-прежнему останется в руках Маркворта и Де'Уннеро.

Колин промолчала. Какой смысл затевать споры? Она не меньше Пони ненавидела церковных заправил, виновных в убийстве ее любимого барона, и от всей души жалела, что покушение на этого подлого Маркворта не причинило ему вреда.

Но цель оказалась недостижима. Оставалось лишь надеяться, что Пони когда-нибудь поймет это. Если дело все-таки дойдет до схватки… Что же, Колин будет сражаться, надеясь, по крайней мере, прихватить с собой на тот свет своего напыщенного кузена. Но в отличие от Пони она не рвалась в бой, потому что успела наглядно убедиться в могуществе Маркворта. Солдаты, близкие к Чейзвинд Мэнор и дому Алоизия Крампа, рассказывали, что ему удалось одержать верх даже над королем Данубом. Нет, Колин понимала — в отличие от Пони, — что мятеж в Палмарисе сейчас не имеет ни малейших шансов на успех.