Мунрейкер - Флеминг Ян. Страница 4
Бонд заметил, что и без того суровый взгляд шефа стал еще суровее. Он изо всех сил старался скрыть от своего более опытного собеседника собственное восхищение успехами Дракса.
— В конце концов, сэр, — продолжал Бонд рассудительно, — похоже, он и в самом деле оградил нашу страну от угрозы военного нападения на годы вперед. Вряд ли ему может быть сильно за сорок. Я отношусь к нему так же, как и большинство людей. Плюс еще эта загадка его личности. Меня нисколько не удивляет, что люди относятся к нему с сочувствием, несмотря на его миллионы. Хотя он и ведет жизнь, полную удовольствий, сам он, похоже, одинок.
М. сухо улыбнулся.
— Все, что ты рассказал, очень напоминает мне продолжение истории Дракса из «Экспресса». Сомнений нет, человек он выдающийся. Но я спрашивал тебя о фактах. Вряд ли мне известно больше, чем тебе. Может, даже и меньше. Газеты я читаю вполглаза, а досье на него нет, только в военном ведомстве, да и то не больно-то вразумительнее. В чем суть статьи в «Экспрессе»?
— Прошу прощения, сэр, — извинился Бонд, — факты, изложенные в ней, довольно скользкие. Дело вот в чем, — сосредотачиваясь, он снова бросил взгляд за окно, — в ходе арденнского контрнаступления зимой сорок четвертого немцы широко использовали отряды диверсантов и партизан, которые не без претензий именовались «Вервольфы» — оборотни. Асы камуфляжа и минирования, они наносили нам весьма ощутимый ущерб. Даже после того, как операция в Арденнах провалилась и мы форсировали Рейн, некоторые из них долго еще продолжали действовать. Считалось, что они не сложат оружия даже тогда, когда мы оккупируем всю Германию. Правда, как только запахло жареным, все они посдавались.
Среди самых удачных их акций был взрыв одного из наших тыловых штабов связи между американской и британской армиями. Это было смешанное подразделение союзников — американские сигнальщики, английские водители санитарных машин — и его пестрый состав постоянно менялся. «Вервольфам» удалось каким-то образом заминировать полевую столовую, и когда та взлетела на воздух, то унесла с собой и значительную часть лазарета. Погибших и раненых насчитывалось больше сотни. Разбирать тела было адски трудно. Одним из англичан оказался Дракс. Он лишился половины лица. Целый год длилась абсолютная амнезия, но и по прошествии года никто, в том числе и он сам, не знал, как его зовут. Оставалось еще двадцать пять неопознанных трупов, которых ни мы, ни американцы не смогли определить; либо не хватало частей тела, либо это были прикомандированные, либо без документов. Таким было это подразделение. Конечно, два командира, штабные документы велись кое-как, архив отсутствовал. Пока Дракс в течение года валялся по госпиталям, его проверяли по спискам пропавших без вести военного министерства. Когда наткнулись на бумаги некоего Хьюго Дракса, не имевшего родственников и до войны работавшего в ливерпульских доках, пациент стал проявлять признаки узнавания, в добавок фотоснимок и словесное описание вроде бы соответствовали тому, как выглядел пациент до взрыва. С того момента он начал выздоравливать. Потихоньку стал говорить о самых простых вещах, которые помнил, врачи были им очень довольны. Военное министерство разыскало человека, который служил вместе с этим самым Хьюго Драксом, и доставило в госпиталь, где он заявил, что убежден в том, что перед ним именно Дракс. На этом все и закончилось. Публикации в газетах иного Хьюго Дракса не выявили, и в конце сорок пятого он был выписан из госпиталя под этим именем с компенсацией и пожизненной пенсией.
— Тем не менее, он до сих пор в точности не знает, кто он, — вставил М. — Он член клуба «Блейдс». Мне приходилось играть с ним в карты и беседовать затем за ужином. Он утверждает, что испытывает подчас сильнейшее чувство «дежа-вю». Часто ездит в Ливерпуль, пытается вспомнить прошлое. Ну да ладно, что еще?
Бонд напряг память.
— После войны он исчез, — продолжают Бонд, — однако три года спустя в Сити отовсюду стали стекаться слухи о нем. Первыми о нем прослышали на рынке металла. Поступили сведения, что он монопольно овладел рынком весьма ценной руды, которая называется колумбит. Этот материал нужен всем. Он чрезвычайно стоек к воздействию высоких температур и поэтому незаменим при производстве реактивных двигателей. Мировые запасы колумбита очень скудны, в год его добывается всего несколько тысяч тонн, и то в основном в качестве побочного продукта на оловянных копях Нигерии. Вероятно, Дракс предвидел эру реактивных самолетов и поспешил прибрать к рукам рынок ключевого сырья. Чтобы начать дело, он добыл где-то около 10.000 фунтов стерлингов, поскольку, как сообщает «Экспресс», закупил в 1946 году три тонны колумбита, который идет примерно по три тысячи фунтов за гонцу. От одной американской самолетостроительной компании, которой срочно понадобился колумбит, он получил за эту партию что-то около 5.000 фунтов прибыли. После этого он стал скупать руду про запас — на шесть, девять, двенадцать месяцев вперед. Через три года он добился монополии. Всякий, кому нужен был колумбит, шел за ним в компанию «Дракс Метал». Все это время он не оставлял попыток захватить рынки и других товаров — шеллак, сизаль, перец, словом все, что сулило быстрый успех. Разумеется, он блефовал, но ему всегда хватало здравого смысла держать правую ногу на тормозе даже тогда, когда гонка казалась неуправляемой. И каждый раз, получив прибыль, он мгновенно вкладывал деньги снова. К примеру, он одним из первых стал скупать отработанную породу в Южной Африке. Теперь она вторично используется для добычи урана. И снова успех.
М. не сводил с Бонда своих спокойных глаз. Попыхивая трубкой, он внимательно слушал.
— Само собой, — рассказывал дальше увлеченный собственным повествованием Бонд, — все это потрясло Сити. Биржевые брокеры тут и там натыкались на имя Дракса. В чем бы они ни испытывали нужду, Дракс имел это, но предлагал по гораздо более высокой цене, нежели готовы были платить покупатели. Он вел свои операции из Танжера, который был порто-франко, где нет ни пошлин, ни валютных ограничений. К 1950 году он стал мультимиллионером. Потом вернулся в Англию и принялся тратить деньги. Он буквально швырялся ими. Самые лучшие дома, автомобили, женщины. Ложи в опере и на гудвудском ипподроме. Чемпионские стада коров джерсийской породы. Чемпионские гвоздики. Призовые жеребцы-двухлетки. Две яхты, финансирование команды игроков в гольф на Кубок Уокера, 100.000 фунтов стерлингов в фонд помощи пострадавшим от наводнений, бал для сестер милосердия в Альберт-Холле — не было и недели, чтобы он с помпой не попал в тот или иной заголовок. И все время только богател и богател, становясь всеобщим любимцем. Не жизнь, а сплошной праздник. Это вдохнуло в людей новую энергию. Если увечный солдат из Ливерпуля смог достичь такого за пять лет, то почему не смогут они или их дети? Кажется, будто это так же просто, как вытянуть счастливый билет.
И вдруг — это его поразительное послание к Королеве: «Ваше Величество, я беру на себя дерзость...», и типичный в таких случаях заголовок во весь лист в утреннем «Экспрессе» — «ДЕРЗОСТЬ ДРАКСА», и рассказ о том, как Дракс даровал Британии все свои запасы колумбита с тем, чтобы построить атомную сверхракету, которая смогла бы держать под прицелом практически любую из европейских столиц — немедленно возмездие всякому, кто посмеет сбросить атомную бомбу на Лондон. Десять миллионов фунтов он собирался выложить из своего кармана, у него имелся уже и проект ракеты, и он готов был набрать штат для претворения проекта в жизнь.
Затем потянулись месяцы проволочек, нетерпение нарастало. В парламенте один за одним сыпались запросы. Оппозиция поднимает вопрос о доверии к правительству. И наконец, заявление премьер-министра о том, что проект одобрен комиссией экспертов министерства ассигнований и что Королева выражает высочайшее удовлетворение, принимая дар от имени британского народа, и жалует дарителю рыцарское достоинство.
Почти завороженный рассказом об этом недюжинном человеке, Бонд замолчал.