Серебряные ноготки - Йовил Джек. Страница 38

6

В мансарде большинство птиц спали. Он приучил их к ночным полетам.

Пробираясь среди клеток и насестов, он проверял своих любимиц. Белль отдыхала, спрятав голову под крыло. Крючковатые лезвия, прикрепленные к ее когтям, ей не мешали. У хорошей боевой птицы оружие должно держаться так же крепко и удобно, как обручальное кольцо, которое никогда не снимают с пальца.

Его спина с двумя незримыми шрамами там, где вырастут крылья, постоянно чесалась. Горячий воск капал ему на руку.

Он вспомнил своего отца, статую на холме, разум, воспаривший ввысь в теле Миньи. Боевой Ястреб, первый Боевой Ястреб покинул сына, когда тот был еще маленьким ребенком. Каждое воспоминание мальчика об отце превращалось в совершенную лаковую миниатюру, которую он хранил вечно.

Иногда птицы шевелились. В каморке без окон было уютно и темно, и только случайные проблески солнца проникали сквозь щели люка. Естественный запах крылатых созданий был сильным, приятным, неизменным.

Сколько он помнил своего отца, тот всегда был спокойным, замкнутым в себе, лишенным истинной личности. Переводя взгляд с бесстрастного лица-маски своего родителя на танцующие облака в небе, он начинал понимать.

Газеты, в которых рассказывалось о последнем жертвоприношении, пригодились в качестве подкладки под клетки.

Следующий этап Замысла потребует смелости.

В углу чердака лежали напоминания о его первых попытках взлететь. Здесь были обломки первых механизмов, погнутый металл и порванная парусина, часовые шестеренки со сломанными зубцами и мотки проволоки. Он потратил на это годы. Ему было хорошо известно, что ответ может дать только наука, а не магия. Но лишь недавно он вспомнил рассказ отца о Замысле.

Умный человек может летать. Человек, не умеющий колдовать, но влюбленный в небо всем сердцем.

Однажды он решил посоветоваться с магом относительно Замысла, но чародей высмеял его. И все же за его презрением скрывались ужас и зависть. Все волшебники боялись, что их разоблачат, раскроют их надувательства. Они притворялись, что Замысел - это чепуха, ревниво охраняя свои секреты.

Когда он научится летать, мучения магов доставят ему удовольствие.

Скоро нужно будет принести следующую жертву. В этот раз ее следует тщательно выбрать. По мере того, как Замысел приближался к завершению, он требовал все большей аккуратности, поскольку каждый последующий шаг проистекал из предыдущего.

Мужчина подумал о Кляйндесте и ведьме, гадая, готовы ли они исполнить то, что нужно.

Придется рисковать, иного выхода нет. Одобрил бы отец его действия? Он не знал! Но это не имело значения. Когда Замысел осуществится, останется только один Боевой Ястреб.

Спустившись вниз, мужчина надел свой плащ.

7

Сотрудники Комиссии по особо тяжким преступлениям собрались в участке на Люйтпольдштрассе, самом большом в городе. У Харальда там стоял стол, и оттуда он якобы управлял армией клерков и счетоводов. Однако Розана знала, что капитан под любым предлогом старается улизнуть подальше от бюрократов и крючкотворов. Уличному стражнику не хватало терпения, чтобы возиться с учетными книгами.

Но сегодня им пришлось перетрясти пыльные записи. Все помещение было завалено кипами пожелтевших бумаг. Фирек был плохим администратором, поэтому среди папок, скопившихся за период его руководства, царил хаос. Более ранние документы - опорный пункт стражи находился на Люйтпольдштрассе веками - использовались для раскуривания сигар так же часто, как и попадали в архив. По непостижимому закону бюрократии шансы документа уцелеть были прямо противоположны степени его важности. Иначе говоря, все материалы, которые могли пригодиться, обращались в прах и пепел, тогда как корявые списки покупок в бакалейной лавке или императорские указы, касающиеся изменений в форменной одежде, сохранялись для потомков.

- Я должен был догадаться об этом раньше, - раздраженно бурчал Харальд. - Боевой Ястреб - это довольно редкое прозвище.

Розана не разделяла его уверенности. Теперь ей казалось, что она слышала это имя раньше, но не в том контексте, который позволил бы связать его с нынешними преступлениями.

- Первый Боевой Ястреб не был убийцей, верно? Он был героем или что-то вроде того?

Она смутно припомнила балладу, рассказывавшую о великих победах и благородной гибели.

- Хороший вопрос. Но героями становятся так же, как и злодеями.

- Убивая людей?

- В убийстве нет ничего плохого, - осклабился Харальд. - Пока убивают тех, кого нужно.

Капитан яростно листал газеты сорока- и пятидесятилетней давности, подняв тучу пыли, от которой у Розаны слезились глаза. День клонился к вечеру, и светильник в кабинете нещадно коптил. Одна искра - и бумаги, а вслед за ними и всё помещение заполыхает как мондстилльский костер. Однажды Харальд Кляйндест вытащил ее из горящего здания, и девушке совсем не хотелось пройти через аналогичное испытание снова. Она сняла колпак со светильника и подкрутила фитиль.

- В конце концов,- продолжал Харальд,- кто убивал чаще, Тварь, или Сигмар? Убийство ради определенной цели может служить добру, однако есть люди, для которых процесс убийства более важен, чем цель.

- Когда нашего преступника стали называть Боевым Ястребом?

- Еще один хороший вопрос. И наш добрый друг Фирек должен был найти на него ответ.

- Я видела надписи, сделанные мелом на стенах.

- Как правило, имена серийных убийц - Тварь, Мясник, Потрошитель - сначала появляются на страницах газет, однако на этот раз прозвище возникло из воздуха, прямо как наша хищная птичка.

Розана припомнила, как пыталась узнать что-либо о Боевом Ястребе. Иногда ей удавалось уловить имена. Все зависело от того, как люди думали о себе, полагая, что их мысли надежно скрыты под черепной коробкой. Одной из первооснов магии считалось истинное имя вещей и живых существ. Знание истинного имени давало власть над объектом. Их случай относился к этой категории. Если бы они знали истинное имя Боевого Ястреба, то смогли бы найти его и остановить.

Очередное облако пыли поднялось от развернутого свитка, и Харальд закашлялся.

Даже в мыслях убийца называл себя Боевым Ястребом, однако за его спиной маячила гигантская тень другого человека с таким же именем. Несомненно, это был отец преступника. Перед взором Розаны промелькнули некоторые картины из его детства, воспоминания о наказаниях и поощрениях.

Спотыкаясь, в кабинет вошел писец, у которого на щеке неизменно красовалось чернильное пятно - следствие привычки засовывать перо за ухо. Он вывалил еще одну охапку документов на перегруженный стол.

- Нашел, - тихо сказал Харальд.

Розана подошла к нему и заглянула через плечо. Это был официальный указ почти тридцатилетней давности. На нем стояла печать Императора Люйтпольда. В свитке перечислялись обвинения против принца Вастариена, начиная с измены и заканчивая созданием личной армии, действовавшей в военных интересах принца.

- Вастариенские завоеватели, - процедил Харальд сквозь зубы.

- Кто они? - спросила провидица.

- Я все время забываю, как вы молоды, - усмехнулся капитан.- Принц Вастариен жил до вашего рождения.

- Мне знакомо это имя.

- Упомяните его в разговоре с кем-нибудь моего возраста и сможете наблюдать интересную, хотя и противоречивую реакцию. Одни проклинают его, другие возносят за него молитвы Сигмару. Кем бы принц ни был, он все доводил до крайности.

- Он был героем?

- Некоторые так думали. Другие - в том числе старый Император и большинство придворных - придерживались иного мнения. Никто не знает, что случилось с принцем в конце пути, у крепости Джаграндхра Дейн, но если бы Вастариен вернулся, неизвестно, провел бы он остаток жизни в крепости Мундсен или был бы увенчан славой и почестями.

Розана прочитала список преступлений, которые вменялись принцу в вину. Это длинное и пространное произведение приписывало Вастариену и моральное разложение, и неподобающее поведение, и опасные замыслы. Оказалось, что рейд против пиратов на реке Урскоу едва не спровоцировал небольшую войну между Империей и Кислевом. Во всяком случае, он возмутил царя Радия Бокха до такой степени, что тот направил угрожающую дипломатическую ноту. Однако приписка, накорябанная совсем другим почерком, рекомендовала не давать хода этому делу. Внизу стояла собственноручная подпись Максимилиана фон Кёнигсвальда, одного из приближенных советников Императора. Вероятно, принца Вастариена простили, найдя другой способ умиротворить кислевского царя.