Четыре повести о Колдовском мире - Бойе Элизабет. Страница 3

Мэл не знал, в какой день он попал под ее влияние. Возможно, это случилось в тот день, когда он разрешил ей сесть сзади него на лошадь — старого Болдхира уже давно сменила спокойная высокая кобыла. Они носились так, что ветер свистел в ушах, и смеялись, когда кобыла перескакивала через ручьи, а ветер уносил вдаль их крики. А может, это случилось в тот день, когда Мэл подкрался к ней в лесу, желая отпугнуть ее и навсегда от нее отвязаться. Он увидел, что она лежит на траве, окруженная мышами-полевками, и другие маленькие пушные зверьки спешили к ней из своих нор, откликаясь на ее зов. Голос ее звучал странно и тихо, а слова, что она произносила, были абсолютно непонятны Мэлу. Когда она заметила, что он подглядывает, то рассмеялась и произнесла одно короткое слово, отчего все зверьки тотчас же скрылись. Потом она опять что-то сказала, и на ее вытянутый палец уселась бабочка, а потом еще одна, пока ее рука не была полностью покрыта бабочками, а целое облачко других кружило над ее головой.

Мэл, покинув свое укрытие, приблизился, чтобы получше рассмотреть яркокрылые создания.

— Как ты это делаешь? — подозрительно спросил он. Эйслин улыбнулась и взмахнула рукой. Бабочки разлетелись.

— Я называю их по именам, и они прилетают ко мне. Мэл, покажи мне место, где Тэвис видел большого кота. А может, ты боишься, что кот еще там?

Мэл, разумеется, не боялся, и они провели целый день в развалинах, пока наконец не увидели промелькнувшего большого серебристого кота, удалявшегося в темное место между поваленными каменными глыбами. Эйлин обратилась к нему со странной монотонной речью, и кот откликнулся так же монотонно и вышел опять на солнце, помаргивая с ленивым любопытством. Он поворачивал голову из стороны в сторону, стараясь отыскать источник звука.

— Стой! — быстро прошептал Мал. Волосы его встали дыбом от ужаса, когда кот, медленно переступая мягкими огромными лапами, двинулся к ним.

— В чем дело? Ты что же, боишься? — в изумлении спросила Эйслин. В ее глазах мелькнула веселая чертовщинка.

— Да! — выпалил Мэл. Снежный барс уже увидел их. Кончик его длинного языка заинтересованно высунулся, а узкие золотые глаза уставились на Мэла.

— Хорошо, я отошлю его, если ты пообещаешь мне, что будешь всегда брать меня с собой, — заявила Эйслин. — Если же не согласишься, я расскажу всем, как ты испугался, когда увидел снежного барса.

— Ну что ж, расскажи, и все будут только смеяться.

— Ладно, не буду. Ты сам можешь рассказать им, что потрогал снежного кота.

Она взяла руку Мэла в свою и повела его за собой. Большой кот пошел к ним, низко свесив огромную голову. Мэл посмотрел на него, и вдруг весь страх, который внушили ему с детства, пропал. Он видел перед собой необыкновенно сильное животное, царя среди животных. Он улегся возле ног Эйслин и смотрел на нее с ленивым добродушием. Мэл почувствовал любопытство животного, когда она дотронулась до его широкой пушистой головы, почувствовал его желание покориться девочке. По настоянию Эйслин Мэл тоже дотронулся до головы снежного кота, при этом он крепко держался за руку Эйслин. На короткое мгновение он испытал досаду оттого, что люди Долины были разлучены со столь могучей и старинной, как сама земля, силой. Ведь когда-то все люди и животные были связаны друг с другом единым знанием. Теперь же Мэл и его сородичи были этого знания лишены.

Эйслин сказала еще одно слово снежному коту. Он поднялся на ноги и, не торопясь, пошел прочь, приостановившись, чтобы взглянуть на огороженные дворы и хлев, а затем скрылся в гроте.

— Теперь ты можешь сказать пастухам, что гладил снежного кота, — сказала Эйслин.

Мэл покачал головой.

— Они все равно не поверят. Да и тебе лучше никому не рассказывать, а то они подумают, что ты просто хвастаешься. Откуда ты узнала, как его зовут?

Эйслин встала на колени среди цветов и, разговаривая с ними, сорвала несколько штук.

— У всего есть свое имя, — сказала она с некоторым раздражением. — Ведь это же просто. Ты смотришь на них и просто знаешь. Даже у людей есть имена, но они хранят их в тайне.

— Меня зовут Мэл, и я не делаю из этого никакой тайны.

— Это не единственное твое имя. Но ты никому не должен говорить другое имя. Ты должен это знать! А животные и растения не прячут от меня свои имена. — она посмотрела на Мэла. Ее личико с узким подбородком стало вдруг серьезным. — А они говорят тебе свои имена, Мэл?

— Нет, конечно же нет, — ответил он презрительно. — Это девчачье дело — знать имена.

Ему уже не казалось странным, что Эйслин разговаривала с растениями, вызывала ягоды из их укрытий, так что ветки свешивались прямо перед ней, а фрукты и орехи сыпались с деревьев, когда она была голодна. Называя имя, Эйслин даже усмиряла боль от порезов и царапин, а раны затягивались и больше не кровоточили.

Будучи детьми, они смотрели на все это, как на самое обычное дело. Так же воспринимали они и ту часть мира, которая называлась Малмгартом, с его огромным красным солнцем, поднимавшимся на рассвете, с росой, каждое утро появлявшейся неведомо откуда на траве и цветах, с новорожденными блестящими телятами и жеребятами, чудесным образом оказывавшимися возле своих матерей, юными созданиями вроде них самих.

Эйслин любила до рассвета бегать босиком по траве. Госпожа Айрина и слуги давно оставили надежду удержать ее на женской половине замка и обучать полезным вещам, вроде шитья и вышивания. К сплетням у нее интереса тоже не было. Если Мэл не выходил из дома, Эйслин посылала птичку, которая щебетала возле его окна, или гончую: та прыгала к нему на кровать, лизала лицо и переступала по нему огромными лапами.

Затем они пробирались в кухню, где повара принимались за работу, и они давали Мэлу пирога или хлеба. Потом заходили на ферму, где им наливали парного молока. Следующий визит они наносили в конюшню, где, лежа на сене и наблюдая за тем, как запрягают тягловых лошадей, они съедали свой завтрак. Они уезжали в повозке на целый день то в одном, то в другом направлении, воображая себя при этом разбойниками, вознамерившимися ограбить Малмгарт или разведчиками, впервые обследующими Долины.

Руфус относился к этому с одобрением, а госпожа Айрина была недовольна.

— Этот мальчишка не получает никакого образования, — частенько говорила она за ужином в большом зале. Мэл и Эйслин давно должны были спать, однако они не упускали возможности пошпионить за совершенно не подозревавшими о том взрослыми.

— Этот мальчишка, — продолжала госпожа Айрина, — носится, как бешеный, и учит Эйслин разным гадостям. Она ходит босиком, ездит на лошади, задрав юбку выше колен. Постоянно среди слуг и животных и ведет себя так, будто она ничуть не лучше других. А мальчишка — настоящий дикарь, он не подходящая компания для юной леди, наследницы замка!

Руфус улыбнулся.

— Тебе следует купить ей одежду для верховой езды. А мальчик узнает о земле больше, нежели его водил бы за собой егерь. Надо дать ему больше свободы, и он, обучаясь самостоятельно, станет со временем настоящим лендлордом. Леди Эйслин не пожалеет об этом, когда станет здесь хозяйкой. Ей нужен такой лорд, который знает в Малмгарте каждый камень и каждую тропинку.

— Лордом здесь станет ее муж, а не твой подопечный, — ядовито заметила госпожа Айрина. — Хотя, думаю, — заметила она, неуклюже стараясь загладить свои слова, — раз уж он приходится сыном нашему брату, то он может оставаться здесь столько, сколько пожелает.

— Малмгартом не может управлять посторонний, — сказал Руфус. — Лендлорд должен вкладывать в землю душу, иначе она не принесет урожай. А это врожденный талант.

— Чепуха, — возразила госпожа Айрина. — Ты говоришь о земле, словно она живая.

— Но это так оно и есть, дорогая сестра, — убежденно ответил Руфус.

Разговор о будущем муже Эйслин только позабавил детей. Они-то знали, что сделают с незваным пришельцем. Эйслин позовет виноградную лозу, и она свяжет его по рукам и ногам, вызовет тучи, и они промочат его до нитки, кликнет волков, и они прогонят его прочь. В мыслях они неразрывно связывали этого незваного незнакомца (по имени Хрок из далекого Бретфорда) с профессиональным сватом, Члодвигом, тоненьким маленьким пожилым человеком. Члодвиг колебался, как сухой лист, под порывами юмора большого и шумного Руфуса. На помолвке он едва поклевал еду, положенную на тарелку. Эту пищу он должен был разделить с невестой, Эйслин. Содрогнувшись, Эйслин придвинула мясо поближе к нему, — мясо она обычно не ела, — зато сделала большой глоток из стакана, из которого он только пригубил. Он был похож на озабоченного старого петуха, которого обычно клевали другие петухи. Эйслин во время церемонии тихонько посмеивалась и переглядывалась с Мэлом, изнывавшим в неудобной новой одежде.