Шпион, который любил меня - Флеминг Ян. Страница 16

Вот тут-то и раздался громкий стук в дверь.

8. Разбойники из страшной сказки

У меня душа ушла в пятки. Кто бы это мог быть? Потом я вспомнила. Табло «Есть свободные места!» Я нажала на кнопку выключателя, когда ударила молния, а потом забыла выключить это проклятое табло. Что за идиотка! В дверь снова забарабанили. Ну что ж, придется выйти, извиниться и сказать, что мотель уже не работает. Нервничая я подошла к двери, отперла ее и держала приоткрыв, на цепочке.

Навеса над крыльцом не было. Неоновое табло «Есть свободные места» мерцало сквозь пелену дождя, красные блики плясали на блестящих черных плащах и капюшонах мужчин. Позади них стоял черный «Седан». Мужчина, стоявший ближе к двери, вежливо спросил: «Мисс Мишель?»

— Да, это я. Но боюсь, что табло горит по ошибке. Мотель закрыт.

— Конечно, конечно. Мы от мистера Сангинетти. Из его страховой компании. Приехали, чтобы произвести быструю инвентаризацию перед завтрашней консервацией мотеля. Можно ли нам войти, чтобы не мокнуть под дождем, мисс? Мы покажем свои удостоверения в доме. Ужасная ночь!

Я с сомнением посмотрела на одного и другого, но лиц под капюшонами плащей было не разобрать. Звучало все убедительно, но мне все это не понравилось, и я робко сказала: «Но супруги Фэнси, управляющие, они мне ничего не сказали о том, что вы приедете».

— Конечно, они должны были бы сделать это, мисс. Мне придется доложить об этом мистеру Санганетти. — Он повернулся к мужчине, стоящему позади него.

— Так ведь, мистер Джоунс?

Тот подавил смешок. Почему он хихикнул?

— Конечно, мистер Томсон. — И снова хихикнул.

— О'кей, мисс. Разрешите нам, пожалуйста, войти. Здесь на улице чертовски сыро.

— Я не уверена… Мне сказали никого не впускать. Но так как это от мистера Сангинетти…

Я нерешительно сняла цепочку и открыла дверь. Они ввалились в дверь, — при этом один из них грубо оттолкнул меня плечом, — и встали рядом, осматривая зал. Тот, которого назвали мистер Томсон, стал принюхиваться. С холодного серого лица на меня смотрели черные глаза:

— Вы курите?

— Да, иногда, а что?

— Я подумал, что вы здесь не одна. — Он взялся за ручку двери, скинув с нее мою руку, захлопнул дверь, запер ее и закрыл на цепочку. Оба сняли плащи, с которых стекала вода, и бросили их на пол. Увидев их лица, я поняла, что нахожусь в опасности.

«Мистер Томсон», очевидно главарь, был высок и худ, как скелет, кожа его была серого цвета, будто он, всю жизнь провел в помещении, никогда не выходя на улицу. Черные глаза медленно скользили по залу, не выражая никакого любопытства, а тонкие с лиловым оттенком губы были похожи на незашитую рану. Когда он говорил, его передние зубы поблескивали серым серебристым металлом. Наверное, на них были надеты дешевые стальные коронки. Я слышала, что так делают в России и Японии. Уши у него были плотно прижаты к костистой, квадратной голове, а жесткие седеющие черные волосы коротко подстрижены, так что через них просвечивался череп. На нем был черный строгий однобортный пиджак с подложенными плечами, узкие брюки, настолько узкие, что костлявые колени выпирали через ткань, и серая рубашка, застегнутая на все пуговицы, без галстука. На ногах — остроносые итальянские башмаки из серой замши. И башмаки, и вся одежда казались новыми. Он был похож на страшную ящерицу, и у меня от страха мурашки побежали по коже.

Если первый из мужчин был ужасен, то второй просто неприятен: маленький, круглолицый молодой человек с влажными, почти бесцветными голубыми глазами и мокрыми толстыми губами. Кожа у него была очень белой, и он, видимо, страдал отвратительной болезнью, при которой выпадают все волосы, — ни бровей, ни ресниц, ни единого волоса на голове, похожей на отполированный биллиардный шар. Если бы я не была так напугана, я бы испытала к нему жалость, тем более, что он был, очевидно, простужен, и, сняв плащ, тут же начал сморкаться. Под плащом на нем была надета черная кожаная ветронепроницаемая куртка, грязные брюки, и мексиканские ботинки из грубой кожи с ремешками, какие носят в Техасе. Он был похож на жестокого ребенка, способного отрывать крылышки у мух, и я отчаянно пожалела, что на мне было так мало одежды, мне казалось, что я почти раздета.

Он кончил сморкаться, и, кажется только теперь увидел меня. Осмотрел меня с ног до головы и удовлетворенно ухмыльнулся. Потом обошел вокруг меня. Вернулся на место и издал долгий, низкий свист.

— Глянь-ка, Страх, — он подмигнул напарнику, — какова красотка? Посмотри-ка на эти яблочки. И задница им под стать. А-а, девочка — пальчики оближешь.

— Не теперь. Позже. Давай займемся делом — осмотрим коттеджи. А леди пока организует нам что-нибудь поесть. Как тебе приготовить яйца?

Тот, кого он назвал Стрелком, по-прежнему ухмыляясь, сказал:

— Сделай яичницу, детка. Хорошую, не пережаренную. Как делает мамочка. А то нашлепаю тебя по попке. Прямо по твоей сладенькой попочке. Ах, ах! — пританцовывая и кривляясь, он двинулся ко мне — я отступила к двери. Я притворилась, что очень испугана, даже больше, чем была на самом деле, и когда он совсем приблизился, размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу. Прежде чем он оправился от неожиданности, я бросилась к столу, схватила стоявший рядом с ним металлический стул и выставила его перед собой ножками вперед.

Худой засмеялся коротким лающим смехом: «Заткнись, Стрелок. Я сказал — потом. Оставь эту дуреху. Впереди целая ночь. Делай то, что я велел».

Глаза на лунообразном бледном лице покраснели от возбуждения. Мужчина потер щеку. Мокрые губы медленно растянулись в улыбке. "Ну, бимбо, ты обеспечила себе чудесную ночку! Она будет долгой-долгой, без конца. Поняла?

Я взглянула на них поверх стула, который держала перед собой. Внутри у меня все дрожало от страха. Это были какие-то разбойники из страшной сказки. Тем не менее мне удалось сдержать дрожь в голосе:

— Кто вы? Что все это значит? Покажите мне ваши удостоверения! Как только мимо проедет машина, я разобью окно и позову на помощь. Я канадка. Если со мной что-нибудь случится, завтра у вас будет куча неприятностей!

Стрелок засмеялся:

— Завтра — это завтра. А тебе надо думать о сегодняшней ночи, детка. — Он повернулся к своему худому компаньону: — Может ты лучше вразумишь ее. Страх. Чтобы она стала покладистей.

Страх взглянул на меня. Выражение его лица было холодным.

— Лучше не обижайте Стрелка, леди. Этот парень ни перед чем не остановится. Он не любит, когда женщины его не слушаются. Может, это из-за его внешности. Он такой с тех пор, как отсидел срок в одиночной камере в Сэн Кью. Нервная болезнь. Как врачи это называют, Стрелок?

Стрелок с явной гордостью старательно произнес латинские слова:

— "Alopcia totalis". Это означает облысение, понимаешь? Полное. — Он показал рукой на свое тело. — Ни там, ни там, ни там. Ты когда-нибудь слышала о таком, красотка?

Страх продолжал:

— Поэтому Стрелок быстро звереет. Считает, что общество обошлось с ним несправедливо. Может и ты была бы такой же, если бы заболела этой болезнью. Поэтому он и стал, как это называют у нас в Трое, «исполнителем». Его нанимают, когда нужно кое-что проделать, как мне сейчас, например. Платит ему мистер Сангинетти, он же и решил, что нам лучше приехать сюда и присмотреть за хозяйством, пока не приедут грузовики. Мистеру Сангинетти не понравилось, что такая молодая женщина проведет ночь в одиночестве. Вот он и послал нас составить тебе компанию, бимбо. Ведь так же, Стрелок?

— Именно так. Конечно, — он захихикал, — просто составить тебе компанию, красотка. Отгонять волков. По этой вашей статистике, бывают случаи, когда очень требуется защита. Правильно?

Я опустила стул на крышку стола:

— Итак, как вас зовут? Где ваши удостоверения?

На полке под стойкой бара стояла одна-единственная банка растворимого кофе «Максуэлл-Хаус». Стрелок вдруг повернулся, правой рукой — я и глазом не успела моргнуть — выхватил пистолет и выстрелил. Банка с кофе отскочила в сторону и упала на пол. Пока она падала, Стрелок успел выстрелить еще раз. И из нее посыпался кофе. Потом наступила оглушительная тишина, которую нарушил лишь звук покатившейся по полу пустой банки. Стрелок повернулся ко мне. В руках у него ничего не было. Пистолет исчез. Глаза светились удовольствием от собственной меткости. Он тихо произнес: