Год дракона (СИ) - "Civettina". Страница 24

– Пока учись на этом, а потом подберешь себе оружие по характеру, – сказал брат, и я учился на «Макарове».

Штанги и гантели укрепили мускулы, моя рука стала твердой – и для того, чтобы гасить отдачу, и чтобы наносить опасные удары мечом. Мне нравилось, как изменилось мое тело. Пусть я не выглядел мощным, как Вовка, я стал сильнее и мобильнее. Я оттачивал остроту реакции, а мой мышечный корсет помогал достигнуть маневренности. Вовка уже не мог ударить меня столько раз, сколько ему удавалось в феврале: я уворачивался и бил его в ответ. Этот бешенный ритм придал моей жизни неожиданно приятный вкус, и я уже не так сильно переживал из-за своей внезапной капитуляции. Временами мне казалось, что мой скептицизм вернется ко мне, как после травмы людям, потерявшим зрение, возвращается способность видеть. Но то были кратковременные вспышки надежды. В остальное время я с любопытством и без тени сомнений внимал рассказам брата про различных тварей. Интерес подогревали и практические занятия: я несколько раз побывал с Вовкой на охоте. Пока что он охотился на паразитов, но обещал мне сафари.

– Ты пока больше человек, нежели дракон, а потому являешься хорошей приманкой для хищников, – гасил мое нетерпение брат. – Боюсь, для меня твоя охота превратится в операцию по спасению рядового Райана.

– И когда я стану больше драконом, чем человеком?

– Когда твоя сущность окончательно проснется.

Кстати, о моей сущности. Я стал ощущать в себе нечто такое, чего раньше не чувствовал. Поначалу я был уверен, что это сила самовнушения, но с каждым днем мои ощущения становились все ярче и глубже, и я стал подозревать, что пробуждение во мне дракона не за горами. Этот факт пугал меня и одновременно волновал, как пугало и волновало героев прочитанных мною книг первое свидание.

Первым сигналом, что со мной что-то не так, стали головные боли. Они были такие же сильные, как та, которую вызвал Вовка в ночь после первой охоты. Наверное, поэтому они и случались со мной ночью. Иногда до того, как я усну, иногда я просыпался от невыносимой мигрени и лежал, свернувшись в клубок, дожидаясь, пока меня отпустит. Звать на помощь брата мне было неловко, поэтому я терпел, сжав зубы. Но однажды приступ накрыл меня во время спарринга. Мигрень была такой сильной, что сбила меня с ног. Я упал на колени, и у меня потемнело в глазах. Боль разрывала голову, словно в нее воткнули топор. Я лишь почувствовал, как брат подхватил меня под руки и уложил на спину. Не знаю, что он сделал, но боль из головы плавно перетекла в грудь, а потом растворилась в теле.

– Давно это с тобой? – строго поинтересовался Вовка, когда я пришел в себя и сел.

– Второй раз, – соврал я.

– Я же просил сообщить мне!

– Вов, это случилось, когда тебя не было дома. Я хотел сказать, но забыл.

Брат вздохнул и помог мне подняться.

– Как только я договорюсь, поедем к Шу. Затягивать с твоими болями не стоит.

Впрочем, я чувствовал, что не только они являются предвестниками моего необычного будущего. Еще одним звоночком, что со мной происходит нечто необычное, стала неожиданная всеобъемлющая любовь ко мне представителей животного мира. На улице мне не давали прохода собаки. Они бросались ко мне, радостно виляя хвостами и повизгивая, они лизали мне руки и преданно заглядывали в глаза, вызывая у своих хозяев всю гамму чувств от недоумения до ревности. Воробьи, голуби, синицы и даже вороны ели у меня с рук. Коты терлись о ноги и урчали, как двигатель «Газели». Вовка подтрунивал надо мной:

– Смотри, чтобы голуби тебя за памятник не приняли, а то нагадят.

А еще он брал меня с собой на охоту, где я учился выслеживать тварей и смотрел, как брат вытаскивает их из людей. Поначалу он делал это руками, но потом признался, что ему так не совсем удобно, и стал… – даже не знаю, как объяснить это, – высасывать паразитов из людей. Брат просто открывал рот, вызывал внутренний розовый свет, и тот словно бы вытягивал тварь. Попадая в поток этого света, она уже не могла вырваться и плыла прямо Вовке в рот.

Наблюдая за этим поглощением, я заметил странную особенность: всякий раз паразиты появлялись из разных частей человеческого тела. Чаще всего – из головы, но были и такие, которых Вовка вытаскивал из груди или живота жертвы. Я спросил, почему так происходит.

– Долгое время человечество вело религиозные споры относительно того, где находится душа, – охотно ответил Вовка. – Версии были разные, но в итоге все сошлись на том, что она в груди, где-то в области сердца. На самом деле душа проникает во все уголки нашего тела, а у некоторых людей даже выходит за его оболочку. Какую именно часть души поразит тварь, предсказать невозможно. Паразиты выбирают лакомые куски, руководствуясь разными причинами, поэтому нельзя сказать, что лярвы, например, живут только в головах, а игоши – в животе. Они селятся там, где им удобно, поэтому и вынимать их приходится через те места, что ближе всего к локации.

– То есть тварь может жить, например, в пятке? – улыбнулся я.

– Может, – в ответ улыбнулся брат, – но из пятки ее вынимать слишком трудно: маленькая площадь тела затрудняет выход. Поэтому приходится тянуть из более широких мест. Паразиты это понимают, и многие научились перемещаться в случае опасности. Кстати, поговорка про душу, которая ушла в пятки от страха, возникла именно из-за того, что в случае опасности твари прячутся именно туда – в самое труднодоступное место.

– Но ты ведь все равно их достаешь!

– Да, но инстинкт самосохранения есть у всех, и он велит бороться за свою жизнь.

Такие премудрости, которыми щедро делился Вовка, создавали некий ореол тайны и избранности вокруг моей новой жизни, и я стал находить в ней все больше прелести. Например, мне очень нравилось, что я мог – и не просто мог, а был обязан – ходить с оружием. Конечно, ничто не запрещало мне носить пистолет, будь я простым человеком, но сейчас для этого у меня были веские основания. Я ощущал себя не то рыцарем средневековья, не то шерифом с дикого запада, не то охотником на монстров из фантастических книжек.

При этом я стал видеть то, чего не видел раньше или не мог видеть в силу своей человеческой сущности. Например, тварей. Когда Вовка вынимал их из людей, я поражался, какими разными создала их природа. У каждого паразита был свой способ поедать человеческие души. Одни вгрызались в тонкую материю, подобно гусеницам, и объедали все вокруг себя; другие двигались, как змейка в компьютерной игре, выедая тоннели и вырастая в длину; третьи сжимали душу в кольцо, поглощая выделяющуюся энергию; четвертые прорастали в нее разветвленной сетью корней, вытягивая живительные соки; пятые подобно коросте покрывали всю оболочку души, не давая ей развиваться.

Кроме того, я стал чувствовать этих маленьких монстров. Я не был уверен, что у Вовки происходит так же – все-таки он более опытный охотник, – но зато я был совершенно точно уверен, что этим особым чутьем я обязан тому, что пробуждалось во мне. Я ощущал, что от людей, в которых живет тварь, исходит едва уловимый запах, напоминающий запах нагретого утюга. Чтобы проверить свою теорию, я спрашивал у брата, есть ли в человеке, от которого такой запах исходил, тварь, и Вовка всегда отвечал утвердительно, рассказывал, какая именно и где засела.

Кроме тварей, я еще научился видеть лиг. Внешне они ничем не отличались от людей, но я замечал свечение, исходившее от них – едва заметный матово-белый свет, какой бывает, когда белая одежда отражает солнце. Брат старался избегать встречи с лигами, хотя они и не проявляли к нему никакого интереса.

После унылой жизни в детдоме я погрузился в мир захватывающий и ошеломительный, и за одно это я должен был быть благодарен Вовке. Собственно, я и был благодарен. И мне даже было несколько неловко от того недоверия, которое я испытывал к нему в первые недели.

***

В середине апреля, когда я вернулся из тренажерного зала, Вовка сказал, что послезавтра мы едем к Шу. После знакомства с Горынычем я почему-то побаивался остальных героев дневника брата, но своего страха не показывал. Я не знал, как Шу намерен избавлять меня от головных болей, но что-то мне подсказывало, что это будет процедура, далекая от массажа ступней.