Год дракона (СИ) - "Civettina". Страница 63

– Тогда давай остановимся в гостинице. Хотя бы на сутки, – не сдавался я. – Хорошо обработаем рану, зашьем, нормально перевяжем, чтобы Максик смог выдержать два дня дороги.

– Все это так не вовремя! – Вовка схватился за голову, и я впервые увидел его таким растерянным и беспомощным. Правда, он тут же справился с эмоциями: – Хорошо, тогда быстро трогаем! Времени в обрез.

========== Лекарь ==========

Вовка гнал так, что в какие-то моменты мне казалось, будто мы сейчас взлетим. Я был на заднем сидении с Максиком. Он полулежал у меня на коленях, положив раненую ногу на подлокотник противоположной дверцы. Так велел сделать Вовка, чтобы ослабить кровотечение. Максику становилось все хуже. Он уже не плакал, только тяжело дышал, прикрыв глаза.

– Эй, не засыпай. Будь со мной, – я тормошил его, как только замечал, что он отключается. – Спроси меня о чем-нибудь…

Максик молчал. Его пальцы судорожно комкали подол куртки. Мне было страшно за брата. Я никогда еще не видел таких ран, и мне казалось, что Максик умирает. Вдруг зубы и когти химер ядовиты, и сейчас какой-нибудь неизвестный токсин убивает моего брата? Хотя Вовка уверил меня, что никакого яда у химер нет, у меня было подозрение, что он сказал это, чтобы не сеять панику.

На рассвете мы въехали в Меджидию – первый большой город на нашем пути. По дороге на АЭС мы проскочили его по объездной, чтобы не терять времени на светофорах, но сейчас Вовка не свернул с главной трассы. На окраине мы встретили дежурную аптеку. Брат вышел и купил там бинтов, ваты, спирта, флакон антисептика и две упаковки одноразовых шприцев.

– А остальное? – удивился я.

– Купим в другой, чтобы не привлекать внимания.

У меня было большое сомнение, сможем ли мы найти еще одну круглосуточную аптеку, но нам повезло. Буквально через четыре квартала мы заметили светящуюся вывеску. За остальными лекарствами брат послал меня.

– Так труднее выследить нас, – пояснил он, припарковав машину за автобусной остановкой, чтобы ее козырек скрывал нас от любопытных фармацевтов.

В этой аптеке у меня возникли проблемы: не хватило румынских лей. Я пытался уговорить аптекаршу взять доллары, но она наотрез отказалась. Я был бы рад применить гипноз, но не овладел еще этой техникой. Оставить брата без обезболивающего я тоже не мог, поэтому уставился тетке прямо в глаза и произнес заклинание забывчивости.

Вообще, оно работало иначе. Нужно было оставить точку входа, как называл ее Вовка, – любой звуковой, световой или тактильный сигнал, а потом произносить заклинание. С этого момента человек забывал все, что слышал, видел, говорил и делал. Точкой выхода служил повторный сигнал, после которого функции памяти восстанавливались, но момент, ограниченный точками навсегда выпадал из жизни человека. Большинство людей этого даже не замечали. Но иногда не было времени на создание точек или нечем было подать эти сигналы. И тогда драконы использовали упрощенный вариант заклинания, просто глядя людям в глаза. Заклинание действовало, пока сохранялся зрительный контакт с человеком. Как правило, люди в такие моменты не моргали и не отводили взгляд, поэтому драконы сами контролировали длительность контакта. Стоило им хотя бы моргнуть, как чары тут же рассеивались, и возобновить их, как правило, было невозможно.

Поэтому я, вперившись в аптекаршу, произнес заклинание, просунул руку в прорезь окошка, похитил упаковку обезболивающего и сунул ее в карман, и только после этого моргнул. Контакт пропал, но женщина еще с полминуты смотрела на меня, как сомнамбула.

– Сколько с меня? – громче произнес я, и аптекарша вздрогнула, очнувшись, мотнула головой и огляделась.

– Извините, я очень тороплюсь…

Фармацевт кивнула и опустила взгляд на кассу.

Пока я дурил аптекаршу, Вовка тоже не терял времени. Он выяснил, где на окраине есть гостиница, и, когда я сел в машину, двинул туда. По дороге я рассказал брату о своих подвигах в аптеке, и он пожурил меня за опрометчивость:

– Там наверняка была видеокамера, которая зафиксировала, как ты слямзил лекарство. Это не очень-то хорошо.

– А что мне было делать?

– Это заклинание надо использовать с умом. Камеры не записывают звук, поэтому ты можешь говорить все что хочешь, но выглядеть твои действия должны естественно.

Этот способ я и испробовал в отеле «Генриетта». Вообще, его сложно было назвать отелем. Это была странная смесь пансионата, мотеля и общежития, которая располагалось в левом крыле шестиэтажного жилого дома. Никаких ограждений или хотя бы зонирования, призванного отделить подъезд с квартирами от подъезда с номерами, я не заметил. Общий двор, общая парковка, одинаковые входные двери, со стеклянной вставкой в верхней половине. Разве что над дверью левого крыла висела табличка с названием отеля.

К моему удивлению, в начале седьмого утра за стойкой регистратора я обнаружил женщину лет сорока. Она не спала, а занималась какой-то текучкой: сверяла записи в толстой амбарной книге с какой-то таблицей, открытой в компьютере. Однако дверь отеля была заперта. Это в центре города большие и дорогие отели принимали гостей круглосуточно, а опытные швейцары были любезны с постояльцами и суровы с непрошенными визитерами. Здесь же, на окраине, маленький отельчик по-своему боролся с такими, как мы, – просто закрывал входную дверь. Постояльцам выдавались электронные ключи, поэтому если кто-то и возвращался за полночь, он не тревожил дежурного администратора, открывая дверь самостоятельно.

Это неожиданное затруднение поставило бы меня в тупик, если бы Вовка предусмотрительно не вручил мне свое удостоверение, которое в разных обстоятельствах играло роль корочек то фээсбэшника, то опера угрозыска, то налогового инспектора. Не важно, успевали ли люди прочесть истинную надпись: брат внушал им то, что нужно было ему. Корочки служили лишь двум целям: они привлекали внимание нужного человека и работали в качестве алиби, если поблизости имелась камера видеонаблюдения. У Вовки обычно это получалось легко и непринужденно, словно он и был фээсбэшником, налоговиком или опером. Теперь то же самое предстояло провернуть мне, и, надо признаться, я трусил. Если бы не раненый Максик, я бы ни за что не согласился на такую аферу. Но брат истекал кровью – и я стоял возле двери отеля «Генриетта» и давил на кнопку звонка.

Женщина отреагировала не сразу. Может быть, потому, что звонок не разносился эхом по холлу и коридорам, а тихонько пиликал у нее над столом. А может, и потому, что вид у меня был не совсем благонадежный. Однако удостоверение знало свое дело: я прижал его к стеклянной части двери и, как только администратор подняла на меня глаза, указал свободной рукой на корочки. Женщина заколебалась. Ей по-прежнему не хотелось меня впускать, потому что я сулил не одни, так другие проблемы, но перечить человеку с красным удостоверением она не посмела. Нехотя закрыла амбарную книгу, положив вместо закладки карандаш, и неспеша направилась к двери. Я не опускал корочки до тех пор, пока расстояние между мной с женщиной не сократилось до того критического отрезка, с которого уже можно разобрать, что на фото не я.

– Международная полиция, – прокричал я по-английски, чтобы женщина сразу поняла, что по-румынски я не бельмес. – Капитан Петров.

Я произнес эту фамилию на болгарский манер, как тетя Оля, с ударением на первый слог. Мне показалось это хорошей идеей: так моя собеседница поймет, что я из соседней страны, и это заставит ее быть, с одной стороны, более вежливой, а с другой – менее подозрительной.

– Чем могу быть полезной? – без энтузиазма поинтересовалась администратор, приблизившись ровно настолько, чтобы я мог слышать ее голос сквозь стекло.

– Международная полиция, – зачем-то повторил я. – Мадам, нам нужна ваша помощь.

Регистраторша что-то буркнула по-румынски, а потом по-английски спросила:

– Какого рода помощь?

– У нас есть информация, что в отеле остановился человек, который находится в розыске. Могу я взглянуть на список постояльцев?