«След Лисицы» - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 47

— От вас у меня нет секретов, — засмеялся Сердюк. — Он из музея.

— Понятно. Но какого именно?

— А черт его знает! Вам не все равно?

— Когда платишь такую сумму, риск должен быть минимальным. А я и так рискую. Покупателем должен быть иностранец, как вы понимаете.

— Это ваша забота.

— Так, так… Значит, из музея, — Павел Иванович задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Что ж, давайте-ка мне его до завтра. Я проверю.

Сердюк насмешливо покачал головой.

— Э, нет. Желаете — проверяйте так. А штучку эту я из рук выпущу только в обмен на деньги.

Они еще некоторое время препирались, уговаривая друг друга и делая вид, что сделка не особенно их интересует.

В конце концов Павел Иванович объявил, что завтра даст окончательный ответ.

Когда он вернулся домой, Татьяна Спиридоновна еще не ложилась. Нервно прижимая руки к пухлой груди, она плачущим голосом сказала:

— Я сойду с ума от тебя. Неужели нельзя было позвонить? Час ночи.

— Ты же знаешь, что там нет телефона, — поморщился Павел Иванович. — Если можно, то чашечку кофе.

— На ночь? Очень полезно!..

Павел Иванович обычно не скрывал от жены свои наиболее крупные комбинации, он даже снисходил порой до того, что советовался с ней, и Татьяна Спиридоновна нет-нет да вдруг подкидывала что-то интересное и не позволяла упустить ни копейки. При этом она каждый раз непременно добавляла: «У нас дети, Павлуша. Ты всегда об этом забываешь». Действительно, взрослые сын и дочь давно жили своими семьями: сын в Ленинграде, а дочь в Харькове. И тот и другая, ни в чем особенно не нуждаясь, тем не менее уже привыкли, что по первой их просьбе родители высылали им солидные переводы. При этом сын, инженер, беспечно говорил жене: «Старики! Им много не надо. Накопили, конечно». А дочь умиленно сообщала супругу: «Мамочка для нас готова на все». Степень искренности всех этих слов уточнению при этом не поддавалась.

В тот поздний вечер, допивая на кухне чашечку кофе, Павел Иванович сообщил жене о своем разговоре с Сердюком.

— Кусок старой кожи, — брезгливо заметила Татьяна Спиридоновна. — Я тебя не понимаю, Павлуша.

Павел Иванович усмехнулся.

— Там, — он со значением поднял пухлый палец, — там за этот кусок кожи заплатят… — и, помедлив для большего эффекта, закончил: — Много тысяч долларов, много. Они малость свихнулись на подобных сувенирах.

— Боже мой! — Татьяна Спиридоновна всплеснула руками. — Но если так, о чем ты думаешь?

Павел Иванович, горой нависнув над чашечкой с кофе, буркнул глухо:

— О новом «динамо» думаю, вот о чем.

Этот странный на первый взгляд термин был хорошо знаком Татьяне Спиридоновне: друг друга жулики обманывали часто и ловко. А уж про «динаму», которую устроил ей этот самый Антонов, она до сих пор вспоминала с сердцебиением. Но сумма, названная Павлом Ивановичем, вызывала сердцебиение еще больше.

— Так надо проверить в конце концов!

— Именно, — кивнул массивной головой Павел Иванович. — Завтра же займусь.

Утром Павел Иванович принялся по телефону наводить справки и вскоре с удивлением обнаружил, что в Москве имеется чуть не десяток литературных музеев и среди них есть музей-квартира Достоевского.

Спустя час сине-серый «Москвич» уже стоял у входа в музей. Павел Иванович с неудовольствием выслушал просьбу какой-то девушки занести свое имя в толстую книгу у входа и, подумав, написал: «Иванов, бухгалтер». Затем он прошел в первую комнату музея, еще толком не зная, как приступить к выполнению своего деликатного замысла.

В первой комнате около высоких витрин с книгами Достоевского стояла небольшая группа людей, и молоденькая девушка в строгом черном костюме что-то с увлечением им рассказывала. «Работник музея», — догадался Павел Иванович и, пристроившись к экскурсантам, стал медленно подвигаться с ними от витрины к витрине. Затем все перешли в следующую комнату.

Павел Иванович не столько слушал экскурсовода, сколько приглядывался к ней. «Смазливенькая, — думал он. — Умненькая, но, кажется, строга». Эх, скинуть бы лет двадцать хотя бы! С такой может оказаться приятно посидеть в ресторане, прокатиться в машине, обнять… Впрочем, и сейчас это было бы недурно. Он заметил, что девушка уже не раз с интересом поглядывала на него. Еще бы, громадный, солидный, превосходно одетый, он монументально возвышался над всеми, невольно притягивая взгляды окружающих.

Наконец экскурсия очутилась в большой просторной комнате, где в углу стоял старинный письменный стол. На нем под стеклянным ящиком лежали какие-то предметы.

В это время из маленькой боковой двери высунулась какая-то женщина в синем халате.

— Светлана Борисовна, вас к телефону, — сказала она.

Девушка-экскурсовод смущенно кивнула головой, извинилась перед окружающими и заторопилась к двери.

— Какая милая, — сказал кто-то рядом с Павлом Ивановичем. — Прелесть, какая милая! Не раз уж ее наблюдаю.

Павел Иванович оглянулся. Рядом стояла седенькая старушка, по виду учительница.

— А кто она, эта девушка? — вежливо осведомился он.

— Научный сотрудник, фамилия Горина, — словоохотливо ответила та. — Причем энтузиастка. Вчера, например, из командировки вернулась. Сообщили, что какое-то письмо того времени с упоминанием Достоевского обнаружилось. И уже помчалась.

— Так ведь и обмануть могут, — удивился Павел Иванович.

— Ну что вы! Кому это в голову придет?

Вскоре девушка вернулась. Улыбка еще не стерлась с ее лица. Она подвела экскурсию к письменному столу в углу и сказала:

— А здесь, товарищи, собраны некоторые личные вещи Федора Михайловича. Вот его ручка, вот очки, вот…

Кашлянув, Павел Иванович нерешительно спросил:

— Простите. Но, помнится… или я ошибаюсь. Еще и портсигар тут когда-то был…

Светлана смущенно посмотрела в его сторону.

— Да, был… К сожалению, он затерялся… — и с неожиданной убежденностью добавила: — Но должен найтись.

Павел Иванович вышел из музея, с трудом сдерживая ликование. Итак, все подтвердилось! Антонов на этот раз не обманывает его.

Затем Павел Иванович прикинул, через кого, а главное, кому именно можно будет предложить ценную «находку». О, этот господин не поскупится! И что самое главное — оплата будет не в рублях. Рубли заплатит он, Павел Иванович…

Но тут вдруг новое опасение обожгло его. Мысль возникла так неожиданно, что Павел Иванович, заволновавшись, чуть не проехал на желтый свет светофора. Руки и шея его мгновенно вспотели. А что, если это все-таки «динамо»? Да тот ли это самый портсигар, который пропал в музее? С этим Антоновым надо быть вдвое, втрое осторожнее, чем с любым другим. Опыт, слава богу, уже есть. Ах, если бы какой-нибудь специалист посмотрел этот портсигар! К примеру, эта самая девочка из музея… «Энтузиастка». Куда угодно помчится.

Павел Иванович, взволнованный и осененный новой мыслью, притормозил у тротуара и, откинувшись на спинку сиденья, задумался.

Рано утром Косого привели на допрос.

Он шел, усмехаясь про себя, заранее зная, что ничего не скажет и уж нипочем не сорвется. Нет, шалишь. Да и разговор будет теперь о последнем деле, об ателье, и, конечно, о Ваське.

С пистолетом попутал знатно и еще попутает. Пистолет-то не его, Васькин. А сторожа там, в ателье, ударил не он, а Кот. Тут уж Косой ничего на себя не возьмет. Дудки! Не тот случай. А вообще будет что рассказать потом, чем пофигурять. И авторитет будет. Да, все это будет, если… если не «отломится вышка». Тогда фигурять придется перед господом богом.

Морозец прошел по коже: умирать было неохота. Может, и зря он это, с Васькой…

И еще Косой думал о «начальнике в очках». Опять небось станет залезать в душу. А вообще-то хватка у него дай боже и нюх, как у собаки. В колонии дал бы жизни! А такие там, между прочим, теперь появляются. И, по рассказам, все больше. Небось и он, Косой, нарвется на такого там. Была не была, лишь бы не «вышка».

Потом Косой подумал о Попе. Этот гуляет, этот на свободе. Слава богу! Если возьмут, тот рубанет под него, Косого, так, что закачаешься. Все на него повесит…