Леди полночь (ЛП) - Клэр Кассандра. Страница 31

Кьеран поджал губы.

– Клянусь, что по выполнении условий сделки Марк Блэкторн выберет сам, желает ли он остаться в Охоте или вернуться к жизни нефилима.

Марк не двигался и никак не выдавал своих чувств, словно речь шла не о нем, а о ком-то другом. Казалось, сквозь стены Убежища он видит океан вдали или какую-то страну на другом конце света.

– Полагаю, мы договорились, – заключил Джулиан.

Фэйри переглянулись, и Кьеран подошел к Марку. Он положил бледные руки ему на плечи и произнес что-то на полном гортанных звуков языке, который Эмма не поняла. Диана не учила их такому: это была не протяжная речь эльфов и не магический говор. Марк не пошевелился, и Кьеран отошел от него без тени удивления на лице.

– Покамест он ваш, – сказал он. – Мы оставим его жеребца. Они… привязались друг к другу.

– Он не сможет скакать на коне, – напряженно заметил Джулиан. – Уж точно не в Лос-Анджелесе.

Кьеран презрительно улыбнулся.

– На этом – сможет.

– Боже! – вскрикнул Артур и наклонился вперед, вцепившись в подлокотники. – Как больно…

Джулиан подскочил к дядюшке и попытался взять его за руку, но Артур отмахнулся и, тяжело дыша, поднялся на ноги.

– Прошу прощения, – сказал он. – У меня мигрень. Боль просто невыносимая.

Выглядел он и правда ужасно: кожа посерела, воротник пропитался потом и прилип к шее.

Фэйри молчали. Молчал и Марк, который все смотрел куда-то себе под ноги. В глазах Кьерана и Иарлафа читалось любопытство. Эмма догадывалась, о чем они думали: «Глава Института Лос-Анджелеса болен. Он слаб…»

Внутренняя дверь Убежища распахнулась, и вошла Диана – как всегда, спокойная и сдержанная. Она обвела комнату темными глазами, и Эмма разглядела в них холодный гнев.

– Артур, – сказала Диана, – вам нужно наверх. Идите. Я провожу гостей и закончу оформление сделки.

«И долго она подслушивала?» – задумалась Эмма, пока Артур – с выражением безмерной благодарности на лице – прошел мимо Дианы и вышел в коридор. При желании Диана могла двигаться бесшумно, как кошка.

– Он умирает? – с интересом спросил Иарлаф, проводив Артура взглядом.

– Мы смертны, – ответила Эмма. – Мы болеем, стареем. Мы не такие, как вы. Но в этом нет ничего удивительного.

– Хватит, – велела Диана. – Я провожу вас, но сперва – перевод. – Она протянула тонкую коричневую руку.

Усмехнувшись, Кьеран передал ей полупрозрачные бумаги. Диана быстро взглянула на них.

– Что в первой фразе? – не в силах сдержаться, спросила Эмма.

Диана нахмурилась.

– Огонь – к воде, – прочитала она. – Что это значит?

Иарлаф холодно посмотрел на нее и подошел чуть ближе.

– Вот вам это и предстоит выяснить.

«Огонь – к воде?» Эмма вспомнила тела своих родителей, которые были пропитаны водой, но рассыпались в прах, и тело, найденное в переулке, которое было обожжено и затем брошено в океан. Она посмотрела на Джулиана, задумавшись, не размышляет ли и он о том же, но нет – он смотрел на брата и не двигался, словно прирос к месту.

Эмме очень хотелось поскорее забрать бумаги, но Диана положила их в карман куртки и вместе с фэйри направилась к выходу из Убежища.

– Вы ведь понимаете, что мы будем расследовать это дело, не ставя в известность Конклав? – спросила она.

Иарлаф шел с ней в ногу. Угрюмый Кьеран чуть отставал.

– Мы понимаем, что вы боитесь своего правительства, – кивнул Иарлаф. – Мы тоже боимся его, ведь именно оно создало Холодный мир.

Диана не клюнула на эту наживку.

– Если вам потребуется связаться с нами во время расследования, вам придется устраивать встречу самим, – добавила она.

– Мы будем приходить в это Убежище. Вы можете оставлять здесь сообщения для нас, – сказал Кьеран. – Если мы узнаем, что о нашей сделке стало известно кому-то за пределами этих стен, особенно если это будет не нефилим, нам это не понравится. Марк тоже должен хранить молчание по поводу Охоты. Увидите, он не нарушит данного нам слова.

Диана открыла дверь, и в Убежище хлынул солнечный свет. Когда наставница вывела фэйри на улицу, Эмма почувствовала, как она ей благодарна: благодарна за спасение Артура – и за спасение Джулиана, которому с каждой секундой все сложнее становилось притворяться, будто все хорошо.

Ведь теперь Джулс смотрел на брата – наконец-то по-настоящему смотрел на него, – понимая, что никто не увидит его слабости и не осудит ее. Что никто в последний момент не отнимет у него Марка снова.

Марк медленно поднял голову. Он был худой как палка, гораздо худее, чем помнила его Эмма. Казалось, он вовсе не повзрослел, но черты его лица обострились, как будто его скулы и подбородок искусно обработали каким-то инструментом, чтобы сделать их тоньше. Он был изможден, но изящен, как и все фэйри.

– Марк, – выдохнул Джулиан, и Эмма вспомнила все кошмары, от которых годами просыпался ее друг, как он кричал, как он звал брата, как взывал к Марку и как безнадежно звучали его мольбы, как они были напрасны. Сейчас он был бледен, но глаза его сияли, словно он смотрел на чудо. Это и было чудом, подумала Эмма, ведь фэйри никогда не возвращали то, что забрали однажды.

По крайней мере, они ничего не возвращали в неизменности.

По спине Эммы вдруг пробежал холодок, но она не подала виду и осталась на месте. Джулиан сделал шаг в сторону брата, а затем еще один…

– Марк, – прошептал он. – Марк, это я.

Марк посмотрел ему прямо в лицо. Когда Эмма видела его в последний раз, оба его глаза были синими, но теперь они сияли разными цветами и эта двойственность словно говорила о том, что внутри него что-то сломалось, что-то треснуло, как растрескивается необожженный керамический горшок. Он посмотрел на Джулиана, посмотрел на его широкие плечи и гибкое тело, на растрепавшиеся каштановые волосы, на сине-зеленые глаза – и впервые заговорил.

Голос был хриплым, немного скрипучим, как будто он молчал уже несколько дней.

– Отец? – произнес он, а затем, не успел Джулиан ахнуть, глаза Марка закатились и он упал без чувств.

6

Те, что мудростью нас превзошли

В комнате Марка было пыльно.

Несколько лет после его исчезновения никто не заходил внутрь, пока однажды, в восемнадцатый день рождения Марка, Джулиан не распахнул дверь и не вычистил все в приступе ярости. Одежда Марка, его настольные игры и старые игрушки – все это отправилось в кладовку. В комнате не осталось ничего личного – только голые стены да немного мебели.

Эмма раскрыла пыльные шторы, распахнула окна и впустила внутрь свет, а Джулиан тем временем поднял брата по лестнице и положил его на кровать.

Постель была заправлена давно, и одеяло покрылось тонким слоем пыли. Когда Джулиан опустил на него Марка, пыль поднялась, и Марк закашлялся, но так и не очнулся.

Эмма отошла от окна. Пыль клубилась в лучах яркого света, заливавшего комнату, и создавала причудливые формы, качающиеся в едином танце.

– Он так исхудал, – сказал Джулиан. – Он почти ничего не весит.

Плохо знающий его человек счел бы, что его лицо ничего не выражает: оно казалось абсолютно спокойным, лишь мягкие губы сжались в тонкую линию. Но именно так Джулиан выглядел, когда внутри него бушевали чувства, которые он пытался скрыть – обычно от младших сестер и братьев.

Эмма подошла к постели Марка. С минуту они оба смотрели на него. Его локти, колени и ключицы и правда слишком сильно выпирали из-под одежды – потертых джинсов, заправленных в высокие кожаные ботинки, и футболки, ставшей почти прозрачной от множества стирок. Спутанные светлые волосы падали ему на лицо.

– Это правда? – тихо спросил кто-то с порога.

Эмма повернулась. В комнату с опаской вошли Тай и Ливия, позади них, у двери, стояла Кристина, которая смотрела на Эмму, всем своим видом говоря, что она пыталась их задержать. Эмма покачала головой. Она прекрасно понимала, что остановить близнецов, когда они решали во что-то вмешаться, было невозможно.