Черви - Фленаган Роберт. Страница 64

— Все точно. Тютелька в тютельку, — подтвердил Кирнан. — Магвайр — мастер по таким делам. Так отделает, будь я проклят, что ни одна штабная крыса не подкопается. Настоящий «эс-ин». Морская пехота, одним словом. Я вот тоже расскажу случай. Как-то во взводе у него один бедолага психанул да и хрястнул сержанта прикладом по башке. Джимми аж в госпиталь отправили. А когда он вышел, думаешь, выкинул этого бандюгу, как дерьмо в консервной банке, вон с острова? Думаешь?

— Нет, конечно, — ответил Мидберри. — Выдал ему по первое число, но во взводе оставил…

— Так ты слыхал про это?

— Знаю. Понял он, что из такого парня со временем выйдет отличный боец. Раз, мол, здесь никому спуску не дает. Настоящий убийца получится! — Мидберри что есть силы стукнул кулаком по стойке. — Из тех, что так нам нужны, чтоб мне сдохнуть!

— А ты знаешь, что он потом мне сказал? — снова начал Кирнан. — Что его тогда больше всего беспокоило?

— Что же? — Бармен даже рот раскрыл от любопытства.

— Ты-то слыхал, Уэйн?

— Ну?.

— А вот что. Вышел, значит, Джимми из госпиталя, башка вся в шрамах, а он прямым ходом во взвод. Да и взялся там за этого парня. Потом, через пару дней, встретился он мне, разговорились. Знаешь, говорит, парень-то этот неплохой. С придурью только, да это не беда. Вон сколько времени занимался я с ним штыковым боем, а он, дурак, чуть что, хватает винтовку за ствол и норовит бить ею как дубиной. Чему же тогда, спрашиваю, мы его столько времени учили?

— Да будет тебе!

— Ей-богу. Он ведь тоже с приветом… Этот твой Магвайр. Ты уж мне поверь, знаю, что говорю. Зря, что ли, у него с начальством вечно нелады. Хотя все знают, что он — лучший «эс-ин» на острове. Да только кишка у них тонка под него подкопаться. Куда уж больше: два раза даже вынуждены были признавать его лучшим «эс-ином» месяца. А сколько раз его взвод оказывался лучшим на общем зачете по строевой? Брал первое место по итогам выпуска? Вот ведь какой человек.

— Вот это да! — восхищенно пропел бармен.

— Он ведь хоть и с приветом, но мужик с головой. А эти все дерьмовые лейтенантишки… Что они понимают в нашем деле? Им бы только чины отхватывать да награды. Одно ведь на уме. Ради этого готовы родную мать в грязь втоптать, не то что какого-то там сержанта.

Кирнан протянул бармену кружку.

— Допивай свое, я и тебе кружечку закажу, — подтолкнул он Мидберри. — Эй, Билли, а ну-ка быстро две кружки за мой счет.

Мидберри выплеснул в рот остатки пива, бармен взял кружки, подставил под кран…

— А у тебя, говорят, вроде, нелады во взводе? — отпив глоток, как бы между прочим спросил Кирнан. — Плюнь, не обращай внимания. Магвайр все наладит. — Он похлопал Мидберри по плечу, ободряюще улыбнулся: — Ну, поехали. Будь здоров!

— А верно говорят, — опять влез в разговор настырный бармен, — будто сержант Магвайр заработал нашивки в Корее?

— У Чхонсиньского водохранилища. [17] Это точно. У него даже письмо благодарственное есть.

— Вы тоже слыхали об этом, сержант Мидберри?

Мидберри постеснялся признаться, что впервые слышит эту историю. Утвердительно кивнул на всякий случай головой. «Ну и Магвайр, — подумал он. — Прямо всеобщий кумир, да и только». Допив пиво, он вылез из-за стойки бара.

— Чего спешишь?

— Дежурю завтра…

— Погоди маленько. Вместе пойдем.

— Да нет, спасибо. Пойду уж, и так поздно засиделся. — Он вдруг качнулся и едва не потерял равновесие, Схватился за стул.

— Доберешься сам-то? — спросил Кирнан.

— Еще чего… Все в порядке. — Мидберри дошел до двери, толкнул ее плечом, вышел на каменное крыльцо. Вечер был тихий-тихий и удивительно теплый. Воздух, казалось, застыл, ни одна веточка не колыхалась. Сержант с большим трудом одолел две сотни шагов до общежития, несколько раз останавливаясь и переводя дыхание. В голове все плыло, и он с большим трудом сохранял равновесие. Наконец добрался до комнаты, не раздеваясь, как был в выходном мундире, грохнулся на койку и тут же заснул мертвецким сном…

24

Новость, которую сообщила мать в своем последнем письме, настолько потрясла Адамчика, что ему пришлось еще дважды перечитывать страницу, прежде чем он смог хоть что-то понять. Мать писала, что утонул Стив, его двоюродный брат. Три дня тому назад полицейские вытащили его тело из бухты Моуми. А утонул он, как предполагают, накануне ночью. Самое поразительное заключалось в том, что никто совершенно не мог себе представить, зачем это Стиву понадобилось ночью отправиться в эту глухую бухту. Он ведь совсем не умел плавать. Родителям сказал, что просто собирается покататься на машине. Полиция придерживается версии о самоубийстве. Но, писала мать, дядя Тэд категорически отвергает подобную возможность и говорит, что, если понадобится, будет добиваться судебного следствия, а с версией о самоубийстве ни за что не согласится. Он кричал, что не позволит этой шайке продажных полицейских ищеек запихать дело под сукно. «Но ты только подумай, — писала мать, — кому это надо было убивать Стива. Он ведь за всю жизнь и мухи не обидел». Она была абсолютно уверена, что никто на свете не мог желать Стиву зла. И в то же время не могла понять, зачем это ему понадобилось обрушивать такой страшный удар на голову своих родителей. Он же был всегда такой спокойный, рассудительный и вежливый мальчик. Все случившееся решительно не укладывалось в ее голове. «Тебе следует обязательно написать дяде, — просила она сына. — Он совершенно разбит, и твое письмо его хотя бы немного подбодрит».

Первой реакцией Адамчика, когда он прочитал это письмо, было недовольство. Ну зачем это матери понадобилось волновать его такими вещами? Помочь он все равно ничем не может, разве только как-то посочувствовать дяде. Но толку от этого сочувствия никакого не будет. А вот его самого это сообщение выбило из колеи, расстроило. И это в такой момент, когда ему и без того трудно, а тут еще подготовка к зачетам. Очень не вовремя.

Он вложил письмо в маленький розовый конвертик и сунул под подушку. Ему не с кем было даже поделиться этим печальным сообщением, и он продолжал сидеть на своем обычном месте — на рундуке, уставившись отсутствующим взглядом на начищенные выходные ботинки. Тщетно пытался восстановить в памяти лицо ныне покойного брата: как он ни старался, черты казались туманными, расплывчатыми, неясными. И вообще Стив теперь казался чем-то нереальным, далеким, все равно как персонаж полузабытого фильма или сновидения. Он не корил себя за это: они ведь никогда не были особо близки со Стивом, да к тому же вообще давно уже не виделись. Так что в этом не было ничего странного.

Потом он подумал о дяде и о том, что следовало бы действительно написать ему, хоть немного подбодрить. Но странно, что он и дядиного лица не мог восстановить в памяти, оно тоже вдруг оказалось далеким и расплывчатым, вроде как в тумане. Удивившись этому, он попытался представить себе лица других родственников, а потом и лицо матери, но никак не мог этого сделать. Прямо какое-то затмение нашло. Письма домой он писал довольно часто, при каждом удобном случае, а получаемые оттуда читал и перечитывал по нескольку раз. Тем не менее и отчий дом, и родители, и дядя Тэд оказались теперь какими-то нереальными личностями, будто бы их вообще никогда не существовало или они жили в другом, сказочном, нереальном мире. Все равно как далекие воспоминания детства. А ведь раньше такого с ним никогда не случалось. Первое время пребывания на острове дом и родители казались очень близкими, как будто они находились где-то рядом, стоит лишь руку протянуть. Но постепенно воспоминания уходили все дальше и дальше, прошлое стиралось, забывалось, и настоящими были уже только Пэррис-Айленд и он сам — новобранец морской пехоты. Не чей-то там сын или племянник, а просто новобранец.

Да, видимо, он здорово изменился за эти недели, повзрослел, набрался знаний и опыта, возмужал. Одиннадцать недель учебного центра показались ему долгими, как годы. Сейчас порой даже казалось, будто он пробыл на острове всю свою жизнь, что до острова вообще ничего не было, никакой другой жизни, один только смутный сон. Ему иногда казалось, что он и родился здесь на острове, здесь же и умрет. Ему ничего не стоило, закрыв глаза, абсолютно четко представить себе лица Магвайра или Мидберри, командира роты, Уэйта и других новобранцев их взвода. Он прекрасно помнил, как сдавал зачеты по истории и традициям морской пехоты, как здорово показал себя на стрельбище. Так же четко и ясно представлялись занятия по тактике, дзю-до и рукопашному бою. Теперь, когда дело уже шло к концу, все они казались ему чем-то вроде барьеров во время бега с препятствиями. И эти барьеры уже позади. Впереди же маячат лишь зачетные занятия в поле и выпуск. Одиннадцать недель тому назад ему казалось совершенно невероятным, что можно пройти весь курс и остаться в живых. А сегодня он был уверен, никакая сила уже не остановит его на пути к желанному финишу.