Война ведьмы (Др. издание) - Клеменс Джеймс. Страница 15

– Хватит глупостей! Говори нормально. Ты не можешь видеть мое лицо. У тебя нет глаз.

– При чем тут глаза? Я вижу кусочек засохшей грязи на твоей щеке и крошечную соломинку, которая запуталась у тебя в волосах над левым ухом.

Мисилл стерла грязь со щеки и вынула соломинку из волос.

– Как?

Мама Фреда взъерошила золотистую шерсть своего любимца и пощекотала его за ухом. Тамринк поиграл с ее рукой, а потом устроился на коленях целительницы и принялся сосать палец у себя на ноге. Все это время он не сводил глаз с лица Мисилл.

– Кроме таланта к мимикрии тамринки обладают и другими уникальными способностями, – начала Мама Фреда. – В наших джунглях они передвигаются большими группами, связанными семейными узами. Они вырастают в такой непосредственной близости друг к другу, что каждый становится частью целого. То, что видит один тамринк, видят и все остальные. В каком-то смысле стая становится одним живым существом, которое все видит и все слышит.

– У них единое восприятие окружающего мира? – спросила потрясенная Мисилл.

Она читала про такие способности в книгах, сохраненных Союзом Сестер.

Мама Фреда не стала отвечать ей.

– Я родилась без глаз, а в моем племени такой недостаток считался дурным предзнаменованием. Чтобы умилостивить богов, меня совсем крошечной отнесли в джунгли и оставили умирать.

Видимо, ужас, появившийся на лице Мисилл, не остался незамеченным.

– Не переживай, дитя, – сказала Мама Фреда, – я почти ничего не помню из того времени. Мое первое воспоминание: я лечу среди деревьев и вижу мир глазами огромной самки тамринка. Она висела на ветке у меня над головой, видимо, пытаясь понять, почему странное голое существо громко плачет возле ее гнезда.

– Ты?

Она кивнула.

– Ее стая взяла меня к себе и выкормила. Со временем моя связь с тамринками стала более тесной, и я научилась видеть мир их глазами.

– Эти существа тебя вырастили?

Мама Фреда рассмеялась над столь нелепым предположением.

– Нет, сомневаюсь, что я пробыла с ними больше одной луны. Однажды охотники из моего племени нашли меня около гнезда тамринка и увидели, что я еще жива. Они принесли меня в деревню и стали мне поклоняться, решив, что боги джунглей осенили меня своим знамением и сохранили мне жизнь. Так что я выросла среди своего народа, однако не теряла связи с тамринками. Постепенно я стала умелой целительницей, и меня призывали в другие племена Ирендла. – Мама Фреда отвернулась, и ее голос зазвучал тише. – Но однажды в нашу деревню пришли работорговцы. Думаю, их привели туда слухи про слепую женщину, которая все видит. Меня выкрали вместе с детенышем тамринков, которого я растила.

– Тикал?

– Да. Через три зимы нас привезли на север в ваши земли. По дороге мы останавливались в прибрежных городках и портах, где меня заставляли демонстрировать мой «талант».

– А как тебе удалось сбежать?

Работорговцы славились тем, что они не выпускали из рук своей добычи.

В голосе Мамы Фреды появилась ярость, и она снова посмотрела на Мисилл.

– Некоторые истории лучше забываются, если навсегда заперты в твоем сердце.

Мисилл отнеслась с уважением к словам старой женщины. В ее собственной жизни тоже были моменты, о которых она не хотела говорить.

– И в конце концов ты оказалась в Порт-Роуле. Но почему мои друзья? Почему ты взяла их к себе?

– Я уже говорила, что щедрость в Порт-Роуле имеет свою цену.

– Чего ты хочешь? У меня есть серебро и даже одна золотая монета…

– Нет.

– Тогда что?

– Когда твой спутник поправится настолько, что сможет снова отправиться в путь, я хочу, чтобы вы взяли меня с собой.

Мисилл напряглась. Такую высокую цену она не была готова платить.

– Зачем? Почему ты хочешь уехать отсюда вместе с нами?

– Я хочу встретиться с вашей ведьмой. С девушкой по имени Элена.

Мисилл отошла от нее на шаг и принялась вглядываться в лица своих друзей, пытаясь понять, кто из них предатель, кто раскрыл их тайну.

Тол’чак выпрямился на своем месте, словно огромный валун поменял положение.

– Мы ничего ей не говорили, – проворчал он.

Могвид просто сидел на своем стуле с широко раскрытыми от потрясения глазами. С его губ сорвался лишь отрицательный стон, когда Мисилл на него посмотрела.

– Оставь их, – принялась отчитывать ее Мама Фреда. – Никто ничего не говорил и не предал вашего доверия.

– Тогда как ты узнала про наши дела?

Старая целительница почесала гриву своего зверька. Маленький тамринк прижался к ней и принялся довольно мурлыкать.

– Вчера я оставила в комнате Тикала, а сама готовила лечебный чай для вашего обожженного друга. Я хорошо знаю свою кухню и кладовую и могу обходиться без его глаз. Пока меня не было, твои друзья говорили о тебе, об Элене и о книге, которую вы ищете, – Кровавый Дневник.

– Но как ты…

– Мы с Тикалом связаны не только зрением. – Она погладила ухо Тикала. – То, что слышит один тамринк, слышат и все остальные.

В боковой улочке Порт-Роула чудовище утоляло свою жажду, пожирая умирающее сердце юной жертвы, молоденькой девушки, у которой была первая в жизни кровь. Закончив, зверь поднял черную морду от растерзанной груди и завыл на луну, поднимавшуюся на свое место в ночном небе. Его голодный рев эхом промчался по рядам пивных и борделей, а он сам, скользнув в тень, осторожно пополз вперед на четырех лапах, вонзая когти в жидкую грязь. Он был готов охотиться всю ночь, но знал, чего желает его господин.

Никто не должен ничего заподозрить…

Зверь жалобно заскулил, представив себе прикосновение господина. Где-то в самых потаенных глубинах его существа голодное сознание помнило обжигающее черное пламя и то, как кипела его кровь. Он будет подчиняться. Чудовище принюхалось – улица за переулком была пуста. Только самые отчаянные или очень пьяные осмеливались болтаться по Порт-Роулу после захода солнца. Двери были заперты на засовы, а окна закрыты ставнями. Огромный зверь промчался по раскисшей дороге. И хотя луна еще только начала свой путь на небо, на сегодня охота была закончена. Если он еще немного промедлит, это может вызвать подозрения тех, от кого он прятался.

Зверь пронесся по улице, успев на бегу заметить свое отражение в залитом лунным светом окне таверны – мощные челюсти, ряды острых зубов, перекатывающиеся могучие мышцы, кожа цвета застарелого синяка. Клапаны по обе стороны носа широко раскрыты, позволяя ему вдыхать морской ветер. Так много крови, столько живых сердец.

Он метнулся в переулок и поспешил по узкому проходу в самый темный угол. Там пахло мочой и экскрементами. Он отыскал кучу брошенной одежды и нашел спрятанный под ней предмет. Зубами вытащил его наружу и принялся разглядывать – сначала одним черным глазом, потом другим. Его передернуло. Ему отчаянно не хотелось возвращаться, он желал только одного: мчаться по улицам и насыщаться плотью и кровью. Он снова завыл в темную ночь.

В конце улицы кто-то крикнул:

– Уйми своего вонючего пса, или я распорю его поганую глотку!

Чувствуя, как от голода по телу побежали мурашки, зверь сделал шаг в сторону улицы, но воспоминание о черном пламени заставило его остановиться. Он не мог нарушить волю господина. Чудовище вернулось к куче одежды и длинному предмету, который оно вытащило из-под нее. Наклонившись, зверь сорвал выделанную кожу с железного оружия. Как только оно увидело свет, охота на сегодня закончилась.

Чудовище почувствовало обжигающую боль текущей плоти и меняющих положение костей и повалилось в грязь, извиваясь и раскрыв пасть в безмолвном крике, когда его морда превратилась в лицо, а клыки погрузились в десны. Лапы начали вытягиваться, появились пальцы, острые когти стали желтыми ногтями. Всего за несколько мгновений трансформация завершилась.

Обнаженный Крал выбрался из грязи и мусора, потер подбородок и черную щетину, которой заросли щеки и шея, и поднялся на ноги. Его сердце все еще ликовало, наполненное воспоминаниями о крови и плоти юной девушки. Он ухмыльнулся и шагнул к валявшейся на земле одежде. В лунном свете блеснули большие белые зубы. Отличная выдалась охота.