Призраки подземелий - Юрин Денис Юрьевич. Страница 6

Мозг моррона быстро просчитал ситуацию и пришел к прискорбному выводу, что самый верный способ исправить незавидное положение дел – извиниться; извиниться за правду, которую он неосмотрительно осмелился озвучить вслух. Это была бы жертва во имя благого дела; мощнейший удар по собственному самолюбию с непредсказуемым числом удручающих последствий, которые должны были обрушиться на его голову в ближайшем будущем. Но ради соклановцев, ради тех, кто был ему дороже, чем обычным людям кровная родня, моррон был готов на нее пойти.

Дарк уже открыл было рот, чтобы пролепетать жалкие извинения и возненавидеть за них себя, но от этой незавидной участи его избавил внезапно появившийся из-за деревьев Крамберг; окровавленный, пошатывающийся, в разодранных одеждах, но почему-то глупо улыбающийся и довольный.

– А вот и мы, – заплетающимся, будто у пьяного, языком возвестил Вильсет о собственном прибытии, но почему-то во множественном числе.

– Кто «мы»? – мгновенно позабыв об обиде, спросила Ринва. – И где, черти тя задери, ты вообще шлялся?

Так уж вышло, что Крамберг появился у девушки за спиной, а иначе бы она этих вопросов не задавала. Стоявшему лицом к разведчику Дарку сразу стало понятно, в каких нелегких и опасных трудах провел парень последнюю четверть часа. Крамберг еле стоял на ногах, но это ему не мешало утруждать руки еще большей, чем ранее, поклажей. Окровавленный и ободранный воин медленно продвигался в сторону спорщиков, волоча за собой одной рукой столь же полный, как и прежде, вещевой мешок, а другой – два только что отделенных от туши, оставляющих на земле кровавый след кабаньих окорока.

Говорят, что дуракам везет; что поразительное везение компенсирует им недостаток мозгов. Вильсет глупцом вовсе не был, но удача улыбнулась ему целых три раза подряд. Разведчику посчастливилось натолкнуться на добычу в лесу, из которого по причине близкого расположения шеварийских войск уже давно разбежались все звери, за исключением разве что привыкших к такому тревожному соседству гадюк, ежей да юрких полевых мышек. Крамберг хоть и пострадал, но отделался легкими ранениями в схватке один на один с грозным лесным зверем, охотиться на которого, как и на медведя, было принято большими группами, со сворой собак, да еще и не покидая седла. Рассвирепевший кабан (а это животное мгновенно приходило в ярость, когда боролось за свою жизнь или защищало свои угодья) мог покончить с пешим охотником всего одной напористой атакой, всего одним стремительным и мощным ударом – повалить его наземь с разбегу, подмять под себя и мгновенно распороть брюшину острыми клыками. Вильсет выжил, хоть, судя по его плачевному виду, явно подвергся нападению зверя, и в этом состояло его второе везение. Ведь если бой человека с кабаном начался, то кто-то непременно станет пищей другого. Дикий лесной свин никогда не отступает и не дает врагу бежать. Ну и, в-третьих, Крамберг как-то умудрился дотащить часть добычи, причем вместе с мешком. Немногие решились бы в походе на такую растрату сил после уже пережитого, да еще в свете того, что им впереди предстоял полный трудов день.

Видя, что спутники позабыли о распре и двинулись ему на помощь, Крамберг бросил тяжелый груз, а затем, пройдя еще пару шагов, со вздохом облегчения повалился на траву и сам. Ринва склонился над ним и попыталась приподнять, но Вильсет устало замотал головой, подавая тем самым сразу два знака: что с ним всё в порядке и чтоб его ненадолго оставили в покое.

– Что делать-то будем? – к удивлению Аламеза, решила обратиться к нему за советом Ринва. – Привал или дальше идем? Раны не серьезные, но он измотан и…

– Поступим так, – перебил девушку Дарк, конечно же, прекрасно понимая, что она хотела сказать. – Передышка нужна, но оставаться надолго здесь опасно, так что придется с силенками собраться, поднапрячься и уж до места дойти. Провизию бросать не стоит, жратва никогда лишней не бывает. В мешках, как я понимаю, тоже ничего ненужного нет, но облегчить их всё же можно… Коль вы с Крамбергом переоденетесь, то чуток полегче нести станет, да и дружок твой за это время отдохнет. Я его знаю, он быстро оклемается. Со своей же стороны, так уж и быть, обещаюсь, тоже носильщиком побыть, – добавил Аламез со смешком, – хоть и не рыцарское то вовсе дело.

– Ишь, холопку себе нашел! Ишь, барин выискался! – огрызнулась Ринва, смачно сплюнув, к счастью, в сторону, а не под ноги Аламеза, а затем, преисполненная презрением, отвернулась. – Быть по-твоему! Дело говоришь. Но только учти, Вильсету изрядно досталось, больше одной ляжки свинючьей он не потащит. Остальное – наша забота!

– Кабаньей… кабаньей ляжки, – поправил спутницу Дарк. – Не стоит путать вольного и грозного лесного зверя с его жалким домашним сородичем! Это всё равно что тебя девицей считать; робким, невинным и чистым созданием…

В то утром с Дарком творилось что-то неладное. Его обычно послушный, а вовсе не дерзкий язык упорно взялся бороться за независимость от головы и основательно преуспел в этом начинании, то и дело ставя хозяина в очень неприятные положения.

– Ты прав, полностью прав, – как ни странно, спокойно и даже с очаровательной улыбкой отреагировала Ринва, хоть оскорбительное сравнение просто не могло ее не задеть. – Так, не будем попусту терять время!

Когда женщина кричит и осыпает голову провинившегося мужчины обидными словами, это еще полбеды. Другое дело, когда она берется мстить, то есть от слов переходит к делу. Затаившая злобу представительница слабого пола чаще всего свершает возмездие молча и очень жестоко. Она расчетливо наносит сокрушительный удар по самому слабому месту мужчины, и только немногим удается его достойно выдержать.

Вместо того чтобы сперва извлечь из второго мешка чистую одежду, а затем, скромно зайдя за деревцо, по-быстренькому переодеться, Ринва без стеснений принялась скидывать грязное платье прямо перед Дарком, при этом вызывающе смотря ему в глаза и победоносно ухмыляясь. Взору никак не ожидавшего такого наглого поступка и поэтому не успевшего вовремя отвернуться Аламеза предстал прекрасно сложенный девичий стан с пышными верхними округлостями, с заманчиво влекущими нижними и всеми остальными плотскими прелестями, достойными внимания и высоких похвал. Мгновенно возникшее у моррона желание не могло не отразиться на его раскрасневшемся лице. Это весьма обрадовало жестокосердную мучительницу, лишь дразнившую спутника, но вовсе не помышлявшую о близости; игриво позволившую собой полюбоваться и прекрасно знавшую, как тяжело обидчику будет осознать недоступность соблазнительной награды. Ринва была абсолютно уверена, что как бы Дарк ни разгорячился, но он никогда не применил бы грубой физической силы для достижения сладкой цели. Красавица чувствовала свою безнаказанность и поэтому откровенно издевалась, нанося беззащитному перед ее чарами мужчине один болезненный удар за другим.

Для начала она обнажилась, затем, призывно, но не вульгарно покачивая на ходу бедрами, прошествовала к мешку, где приступила к последнему, самому эффектному акту воздействия на мужчину. Вместо того, чтобы скромно присесть возле мешка, Ринва принялась развязывать его тесемки, нагнувшись, да еще развернулась специально так, чтобы глазам Аламеза предстал наилучший, наиболее впечатляющий вид на ее молодое, соблазнительное тело. Практически разведчица размахивала красной тряпкой перед носом быка, вдвойне наслаждаясь от осознания, что жертва «стреножена» и сколько бы она, точнее, он, ни злился, ни «пускал из ноздрей пар», а сделать ровным счетом ничего не мог.

Неизвестно, чем бы закончилось это непристойное, издевательское представление, да только Дарку внезапно пришел на помощь Крамберг, за что Аламез ему был очень признателен.

– А все-таки прав был Генрих. Задница у тя уже не та стала… – с сочувствием изрек Вильсет. – Снизу чуток подвисает, да и бочишки слегка одрябли. Те б, мать, поменьше сладостей жрать, да и наклончики-поклончики поделать бы какие не помешало.