Кот баюн и чудь белоглазая (СИ) - Ладейщиков Александр. Страница 100

Жевали губы, морщили лбы. Нет, не знаем. Если б он послужил немного… При нём девица? Та, что тут сейчас была с княгиней? Пропавшая принцесса? Откуда? Никто не говорит, но все точно знают? Хороша, хороша. Надо бы всё выяснить — вот готовая жена будущему князю, если всё верно…

Вскоре вече созрело, чтоб взять перерыв на горсть орешков — переговорить на крыльце, да затем и выкликнуть князя. Выходило, что из боярских детей — Матан хорош, да и Скальд… Будут нам, памам, обязаны. По-крайней мере, прислушаются, если что…

Только поднялись наверх, только сели — Тарас, было, привстал, открыл рот — и тут вдалеке раздался рёв рогов. К стольному граду подходило войско — огромное, человек в пятьсот, с факелами.

Двери распахнулись и в гридницу вошли пропахшие дымом, покрытые дорожной пылью воины. Памы приподнялись, загалдели, разглядывая группу людей, спокойно шествующую меж столов к княжескому престолу, головы поворачивались вслед прибывшим.

— Вон, этот… воевода Чудес!

— Глянь-ка, богатырь Аминта следом!

— Этот белый-то, кто? Коттин, дружинник? Который с боярином бился?

Головы повернулись к крамольнику, зашикали:

— То страшная ночь была! Неразбериха! Уж и дружина признала, что его вины нет! Вдруг это и есть древний герой?

— Мне тут один солевар в страшной тайне поведал, что этот Коттин вызвал ледяного великана! Тот дунул — и всех поморозил!

— Может, его и кличут Котом Баюном, нам то что? Молчите!

— Нам хуже не будет! Хоть кто-то волшбу сохранил!

Памы опустили головы, скорбно замолчали — легендарное умение в последнее время исчезло, а ведь были, были времена! Говорили с духами, с лесной навью, изредка и с богами из Прави беседовали — когда те откликались на зов!

— Этот кто? Высокий, с плёткой?

— Это мастер Строг! Сольвычегодский старшина! — шепнул кто-то из знающих, торгующих с Усольском.

Вошла ещё одна группа людей — в чёрных плащах с капюшонами, походной формой тотемских волхвов. Впереди идущий человек откинул со лба толстую рогожу, остро взглянул на собрание.

— Тридрев, Верховный волхв! — ахнул кто-то, бывавший в Тотьме.

Тридрев прошёл к группе воинов, встал впереди них. Коттин поморщился, ткнул воеводу Чудеса в бок. Тот глянул на волхва, положил руку на рукоять меча.

— Не посмеет! — шепнул воевода.

— Народу много — и глаз и ушей. Если выберут по его слову, потом назад не переделаешь. Вот, хитрая змея!

Памы успокоились, расселись по лавкам. Тарас, недобро зыркая на бывшего Кота, в очередной раз привстал, хрипло промолвил:

— Господа памы и дружина! Вече продолжается!

— Вот и славно! — громко выкрикнул воевода за секунду до того, как Тридрев открыл рот. — Господа вече, вы уж извините, что мы при мечах! Дороги нынче опасные, потому как престол пустует. Мы и поспешили на общий сбор, не помылись, не пообедали!

— Зачем вас так много? Усольские, зачем тут? — закричал кто-то, узрев в окно построенные на майдане сотни при полном вооружении. — Мы и сами с усами — посадим князя, да по домам! Скоро уж Купала!

— Сколько можно по печам лежать, да калачи трескать? — голос Коттина сорвался, дал петуха.

Памы зашептались, кто-то прыснул, по красным рожам поползли усмешки. Столы зашумели, не давая сказать бывшему Коту ни слова. Аминта с воеводой встали по бокам древнего странника, наполовину вытащив из ножен стальные мечи. Однако, шум продолжался, причём ближний конец орал громче, дальние же концы, где сидели худородные, всё больше молчали и примечали. Коттин заметил это, тихо промолвил:

— Прискакали. Тупик. Самого себя посадить на престол, что ли?

Уши стоящего впереди Тридрева дрогнули, он присел, закричал, перекрывая гул голосов, шум на площади, звон посуды и чавканье памов — подали осетров и пиво.

— Господа вече! Дозвольте слово молвить!

Коттин тревожно пробежал взглядом по набившемуся в гридницу народу — чёрных капюшонов волхвов было никак не меньше, чем высоких шапок старых дружинников, разбойничьих платков нового усольского войска. Мысли его лихорадочно заметались: за последний час он получил огромное количество донесений, исходя, из которых следовало — вече не будет голосовать за его ставленника, будь то Стефан или воевода Чудес. Один молод, второй не знатен. Заелись, заплесневели в своих болотах и лесах. Город наполнен наушниками Верховного волхва, храмовые люди склоняли народ и родовитые семьи прислушаться к слову Тридрева. В то же время Коттин ощущал осторожное прикосновение какой-то неведомой силы, казалось, что кто-то всё прослушивает, знает каждое его слово, причём как в войске, так и в Тотьме. Коттину конечно было известно о проповеди Мишны, но он недооценивал новое религиозное движение, он даже не видел по прибытию преобразившуюся девушку. Бывший Кот принял решение — если наглый волхв начнёт гнуть свою, смертельно опасную для задумок его, древнего Стража, линию — он даст команду воеводе, и пусть прольётся кровь. Потом он придумает объяснение, убедит дремучих и капризных памов в своей правоте, укажет им на далёкую светлую перспективу.

— Господа памы! — в наступившей тишине провозгласил Тридрев. Собрание замолчало, никто до сих пор не слышал слово из уст главы второй, духовной столицы. — Наша святая земля в опасности! Чудь на краю гибели! Мы, волхвы, поставлены богами для того, чтобы соблюдался нерушимый Покон! Крестьяне всегда пахали землю, охотники добывали зверя, рыбаки — рыбу. Купцы торговали, дружина воевала — когда вторгнется враг. Вятичи или словене, например. Или будут шалить русы, со своей торговлей. Понаехали, заполонили все рынки!

Зал ободрительно зашумел, находя слова Главного простыми и логичными. Так и должно быть. Сто лет так жили. Деды-прадеды, опять же.

— Князь — воплощение всего самого светлого и лучшего в народе, — сладко пел Тридрев, маслеными глазками обводя притихшие скамьи, кивающего Тараса, напрягшихся в толпе многочисленных волхвов, простые лица дружинников, бегающих с подносами гридней и слуг. — Князь должен выйти из народа, из его лучшей части — родовитых семей, в которых текут капли крови древних скифских царей!

Начало столов закивало, привстало, кто-то подкинул и поймал шапку. Боярские дети важно переглянулись, их люди придвинулись к господам, прикрывая своими телами, держась за оружие — в связи с приходом войска старый закон о всеобщем разоружении во время вече потерял значимость. Войско-то не послушалось окриков стражей, вошло наверх с мечами.

— Но устоит ли княжество, если начнётся смута меж главными родами? Не лучше ли, чтоб все боярские семьи, только что справившие тризну по своим отцам и дедам, сохранили жизнь детей? Пусть князь назначит сегодня же девять молодых бояр, от девяти главных родов! И поможет им управлять народом, а памы — научат, помогут советом, да добрым словом.

Стояла тишина, никто не понимал, куда клонит Тридрев.

— Поэтому, для сохранения порядка, для богатства и славы великого чудского народа, для улучшения жизни простых земледельцев и охотников, что получит льготу на каждое рало от дыма, я предлагаю…

Зал замер, открыв рты. Рука воеводы Чудеса, сжимающего меч, побелела от напряжения, он смотрел на поднятый палец Коттина, готовый опуститься в любое мгновение.

…— Я предлагаю не выбирать князя по слову древнего оборотня! Это существо стоит за моим плечом! Я сам видел его в образе Зверя!

Памы зашумели — происшествие в Чудово, неясные слухи из стольного града, а теперь и слова Главного волхва внесли страх и недоумение.

— Стоит ли нам сажать на престол древнего оборотня, если он уйдёт в неведомые пещеры через полгода? Стоит ли нам видеть его за плечом назначенного им правителя? Пусть наши пращуры делали это, но мы уже выросли и поумнели!

Зал снова затаил дыханье, поглядывая то на Тридрева, то на Коттина. Тот был бледен — памы догадывались, что от таких слов оборотень уже должен был бы превратиться в Кота Баюна, покарать дерзкого волхва. Но он не делал этого. Что ж, волшба кончилась и у этого странного существа? Тогда надо держаться Тридрева. А с воеводой поговорим, посулим ему боярство. Наш-то князь навстречу нам ведь пойдёт?