Хроники Дерини - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 93

Конечно нет.

Тогда почему Аларик закрыл ее?

Точнее, Аларик ли ее закрыл? И если да, то зачем?

Он оглянулся и увидел, что двери слегка приоткрылись и в проеме мелькнула щуплая фигура в коричневой рясе.

Ах вот как, монашек за ним шпионит! С минуты на минуту он вернется с подмогой.

Дункан снова повернулся к алтарю и склонился над оградой, осматривая замок. Вдруг его взгляд остановился на каком-то предмете, лежащем за оградой, которого раньше здесь не было. Он похолодел.

Там, на полу, лежала смятая поношенная коричневая шапочка с ремешком, который крепился под подбородком.

Шапочка Аларика?

Ужасное подозрение шевельнулось в глубине его сознания. Дункан протянул руку за шапочкой и зацепился за что-то рукавом. Осторожно осмотрев замок, он обнаружил вдруг острый металлический шип. Высвободив рукав, Дункан наклонился еще ниже. Какое счастье, что он не дотронулся до замка.

Мераша!

Дункан содрогнулся от ужаса, отпрянув в холодном поту, и с трудом удержался от желания бежать отсюда без оглядки. Припав на одно колено, он оперся об ограду, восстанавливая дыхание и успокаиваясь.

Мераша. Теперь все понятно — закрытая комната, шапочка, замок...

Он словно увидел все, что здесь произошло. Вот Аларик приближается с зажженной свечой к ограде алтаря, так же как он сам перед этим. Вот наклоняется в поисках потайного замка. Он, конечно, настороже и готов к опасностям, которые, возможно, таит это место, но даже не подозревает об угрозе, заключенной в

безобидном на вид замке. Вот выступающая из него колючка пронзает не рукав, а живую плоть, посылая замутняющее разум зелье в тело ничего не подозревающего человека.

Кто-то, затаившийся в засаде, выждал, пока отрава ослабит лорда Дерини, а затем его, беспомощного, куда-то уволокли. И что уж там дальше — неизвестно.

Дункан тяжело вздохнул и огляделся, вдруг осознав, как он сам был близок к тому, чтобы тем же путем последовать за своим родственником. Надо было торопиться. Рассерженный монашек вот-вот вернется, и не один. Но прежде чем покинуть это место, нужно найти хоть что-то, какую-то самую ничтожную нить, за которую можно было бы уцепиться, чтобы найти Моргана. Он ума не мог приложить, где Аларика искать. Каким же образом его вынесли отсюда?

Вытерев рукавом мокрый лоб, Дункан наклонился и вытащил кожаную шапочку между прутьями ограды. Немного подумав, он сосредоточился и вдруг почувствовал обволакивающую его боль, путаницу в мыслях; тьма подступала к нему со всех сторон. Судорожно прижимая к груди шапочку, он уловил отзвуки тех страданий, что испытывал его кузен, когда ее сорвали с его головы.

И вот он уже где-то в другом месте и мельком видит безликие тени таких же путников, как и все на этой дороге. Он чувствовал, что это солдаты, что они приближаются к нему с какой-то целью, но с какой — распознать не мог. Еще он уловил какую-то зловещую черноту, исходившую от маленького монашка за перегородкой. Разум его наполнился ненавистью к тем, кто готовил ему преждевременную гибель.

Узнал Дункан и кое-что еще: монашек видел, как Аларик вошел, но не только не видел, а и не ожидал увидеть, как он покинет часовню.

Дункан вышел из транса и дрожа, в тоске привалился к ограде алтаря. Ему надо уходить отсюда. Монах, который, очевидно, принял участие во всем, что произошло, мог с минуты на минуту привести солдат, и, если Дункан хочет помочь Моргану, он не может позволить себе угодить в плен.

Дункан со вздохом поднял голову и в последний раз окинул взором алтарь. Да, ему надо бежать, и как можно скорее.

Но где же Аларик?

Он лежал на животе, его правая щека покоилась на твердой холодной поверхности, покрытой чем-то шероховатым и затхлым. Первым его чувством, когда он очнулся, было чувство боли — пульсирующей, начинающейся где-то у кончиков пальцев ног и кончающейся в затылке.

Глаза его были закрыты, и у него еще не было сил их открыть, но сознание постепенно возвращалось. Раскаленные иглы пронизывали голову снова и снова, с каждым ударом сердца, не давая никакой возможности сосредоточиться.

Он крепко зажмурился и попытался отогнать боль, стараясь сосредоточить внимание на том, чтобы пошевелить хоть какой-нибудь частью истерзанного болью тела. Он смог наконец шевельнуть пальцами левой руки и почувствовал под ними солому.

Его куда-то унесли из часовни?

Задав себе этот вопрос, он ощутил, как боль сконцентрировалась где-то за глазными яблоками, и рискнул открыть глаза. Это ему, как ни странно, удалось, хотя первые мгновения он ничего не видел.

Потом он увидел на полу, покрытом соломой, всего в нескольких дюймах от носа свою собственную левую руку и понял, что не ослеп, а просто в помещении, где он находится, темно, да еще пола плаща упала ему на лицо, мешая осмотреться. Когда замутненное сознание уяснило этот факт, он уже был в состоянии направить свой взгляд дальше, поверх руки. Он вглядывался во тьму, не двигаясь, и уже начал различать свет и тени, хотя последние преобладали.

Он лежал в каком-то странном зале, отделанном деревом. Лежа он мог увидеть немногое, но все же разглядел высокие, глубокие ниши в стене, освещенные тусклым светом факелов, зажатых в черных железных скобах. В глубине каждой ниши он смутно различил высокие неподвижные фигуры, неясно и угрожающе поблескивающие во мраке; каждая была вооружена копьем и держала овальный щит с каким-то темным геральдическим рисунком. Он прищурился, пытаясь разглядеть их, и понял: это — статуи.

Где он?

Морган попытался встать, но сделал это более резко, чем следовало бы, и это немедленно сказалось. Тогда он попробовал, опираясь на локти, оторвать голову от пола и приподнять ее на несколько дюймов, но к горлу снова подступила тошнота и голова закружилась еще сильнее. Он обхватил голову руками, стараясь остановить этот круговорот, и наконец, разорвав пелену, затянувшую сознание, понял, что же его мучает — это было головокружение, вызванное действием мераши.

Память вдруг вернулась к нему. Мераша. Она была на дверце в часовне. Он попал впросак, как ленивый ученик.

Вяжущий привкус на онемевшем языке говорил о том, что зелье, помутившее рассудок, все еще действует на него, а при сложившихся обстоятельствах это означало, что он не может освободиться с помощью своего могущества.

Теперь, зная источник своих страданий, он знал, как можно наконец обуздать боль, сбросить оцепенение и хоть немного остановить головокружение. Он осторожно приподнял голову на несколько дюймов и справа от себя увидел складки серого шерстяного плаща, а дюймов в шести от лица — неподвижный серый сапог. Он быстро перевел взгляд в другую сторону — много сапог, длинных плащей, полы которых касались грязной соломы, острия обнаженных мечей. Морган понял, что находится в опасности и должен подняться на ноги.

Любое движение сведенных судорогой конечностей было пыткой, но он заставил свое тело повиноваться. Сначала он приподнялся на локтях, потом встал на четвереньки.

Поднимаясь, он сосредоточился на сапоге, стоящем у него перед глазами, но потом перевел взгляд выше, понимая, что этот сапог вряд ли окажется пустым.

Медленно поднимая голову, он сначала увидел ноги человека, стоящего рядом, затем — серую кожаную куртку и эмблему с соколом во всю грудь. А когда он дошел до уставившихся на него колючих черных глаз, то совсем упал духом, поняв, что он, несомненно, пропал.

Человек в куртке, украшенной соколом, мог быть только Варином де Греем.

Дункан уже повернулся было на каблуках, чтобы покинуть часовню, но помедлил, решив еще раз внимательно осмотреть алтарь.

Во всем этом было что-то необъяснимое, он упустил какую-то деталь, деталь, от которой, может быть, зависит жизнь Алари-ка. Вот эта свечка — он ведь видел ее, когда заходил сюда в первый раз. Где он ее видел?

Наклонившись, чтобы еще раз взглянуть за ограду алтаря, он заметил свечку, лежащую на ступенях слева от коврика в центре. Он уже протянул руку к замку, да так и застыл в той позе, в которой его настигло чувство исходящей отсюда опасности; выпрямившись, Дункан перекинул ногу через ограду и попросту перелез тупа. Беспокойно оглянувшись на входную дверь, он опустился на колени рядом со свечкой и, рассмотрев ее, дотронулся до нее вытянутым указательным пальцем.