Перед бурей (СИ) - Лунин Артем. Страница 3

Его противник был в войлочном "наморднике", сплошь закрывающем голову, только глаза блестели из прорезей. Он заметно уступал шраму в росте и ширине плеч, что не мешало ему вполне успешно держать атаку и самому теснить длинного.

Интересно, кто это такой прыткий, подумала Мона, всматриваясь. Бьется с одним из лучших войев, да ещё в таком доспехе, как ещё не свалился от усталости, от давящей жары?..

Потом узнала воина.

Воительницу.

Кажется, бойцы сражались уже долго и успели здорово измотать друг друга. Кто-то из зрителей неуверенно крикнул ничью, но его не поддержали. Отмеченный шрамом обрушил удар, женщина-вой бросила свой меч навстречу. Шинаи ударились с деревянным треском, слитно взметнулись, снова столкнулись…

Должны были столкнуться.

В последнее мгновение шрам чуть качнул корпус, войя "срубила горизонт" кистевой подкруткой, и мечи минули друг друга. Снова одновременно метнулись и снова не встретились. Казалось, шинаи плывут в воздухе, лишь обозначая удары, как в показательном бою — но воздух стонал, вспарываемый деревянными лезвиями. Попади кто под такой удар — и дух вон.

— Что они делают? — спросил Гарий недоумённо.

Мона подумала:

— Избегают столкновения мечей.

— Зачем? Затупить, что ли, боятся?

Деревяшки всё же столкнулись, и войя отступила, потеряв на мгновение равновесие.

— Вот зачем, — пояснила Мона. — В такой грязи потерять равновесие — значит…

Она болела за женщину, но отмеченный шрамом уверенно теснил её. Атаковал, отбил неверный удар, снова взмахнул шинаем… и отскочил, ругаясь и отирая лицо рукавом. Войя на исходе движения зацепила лужу мечом и подняла тучу брызг, окатив не только противника, но и толпу.

Зрители недовольно вопили. Поединщики стояли напротив друг друга, сцепившись взглядами, тяжело дышали.

— Ничья, — уверенно приговорил кто-то.

Длинный длинно сплюнул, не в знак презрения — просто никак не мог отплеваться от грязи. Кивнул. Войи вместе сделали шаг из круга, женщина протянула шинай в толпу, не глядя, кто-то забрал деревянный меч. Раздражённо дёргала завязки шлема, наклонилась, позволяя Моне развязать.

Нетолстый войлок, промокший мало не насквозь, был зашнурован тряпичными завязочками. Мокрый узел наконец поддался, хлынули тёмные от пота волосы.

Вики подставила горящее распаренное лицо слабому ветерку. Сдёрнула нагрудник, уронила на руки Кнопке, тряхнула головой, попыталась расчесать гриву пальцами.

Пальцы эти были татуированы странными знаками. Умеющий их понимать с лёгкостью прочтёт многое. Непосвящённый в тонкости узнает главное — девушка носит меч по праву. И если найдётся человек, который вовсе не слышал о древнем обычае воличей, он всё поймёт, глядя на её ладони, не татуированные, но несущие не менее выразительные письмена — бугорки жёстких мозолей.

Одна татуировка была "моложе" остальных и отличалась по исполнению. Вместо знаков смерти и скорби, вместо рун, перевитых колючим терновником, стрел, скрещённых мечей и языков пламени — зелёная ветвь. Символ новой жизни.

— Дерек у хозяйки, — сказала ей Войко. Девушка кивнула.

— Что он?

— Веселится вовсю, — ответила рабыня. — Кэрри.

— Ну?! — радостно отозвалась войя. — Жалко, я не видела…

— Ещё увидишь, — посулила Мона. Вики улыбалась, мать, довольная успехами сына, но вдруг отвернулась, и по щекам её побежали слёзы. Все "ничего не заметили". Подошёл её противник, уже избавившийся от оружия и доспехов, потом от него шибало будь здоров.

— Кэрри? — переспросил Гераж, старательно отворачиваясь от Вики. Красивое лицо молодого мужчины было перечёркнуто неправдоподобно ровной линией шрама, идущего от левого виска через всю щёку. Вой "остыл", шрам уже успел побелеть.

— У всех сразу в детском саду, — уточнила Войко.

— Много они разнесли? — молодой вой озабоченно оглянулся на деревню, словно ожидая увидеть её в руинах. Гарий и Мона фыркнули.

Кэрри.

Дитя, ещё не умея как следует управлять Узором, случайно сдвигает предметы с места. Это такие же неосознанные действия, как движение руки и ноги. Ребёнок учится ползать, потом ходить, начинает лучше владеть своим телом, он растёт и сила его растёт вместе с ним, вызывая умиление родителей…

Ещё очень нескоро он научится контролировать силу в полной мере, и вовсе необязательно, что его умения сохранятся и в более зрелом возрасте. Но родители хвастаются кэрри точно так же, как и первыми шагами ребёнка.

— Готов спорить, затеял Роки, — сказал Гераж.

— И выиграешь спор, — отозвался Гарий.

— Что там затеял Роки? — спросили со спины, Александр подошёл незаметно.

— Кэрри, — ответствовал Гераж. Молодой отец гордо улыбнулся.

— Много они разнесли? — мимоходом кинул взгляд на деревню. Войи и дети расхохотались.

— Что, неужели всё так плохо? — печально спросил Алек. — Пожалуй, стоит мне пойти и полюбоваться на развалины.

— Хозяин…

Алек скривился, будто уксусу хлебнул. Это обращение он ненавидел. Как и сам факт, что эта женщина принадлежит ему, словно какая-то вещь.

— Войко, раз уж и я и жена в посёлке, ты сво… гм, то есть можешь остаток дня делать что угодно.

Женщина кивнула, притворившись, что не заметила оговорки, хозяин её, рабыню, чуть не назвал свободной. Вики уже справилась с собой, Александр долго поглядел ей в глаза, махнул рукой остальным:

— Не забудьте про Большой Бедлам!.. — и ушёл в сторону посёлка.

— Забудешь такое… — буркнула ему вслед Вики. — Эй, купаться идёшь? — хлопнула соперника по плечу, раздался сочный плюх. Войя состроила удивлённую физиономию и принялась брезгливо вытирать пальцы о войлочный нагрудник. — Знаешь, тебе, пожалуй, нужно купаться прямо в одежде.

— Так и сделаю, — не стал спорить Гераж. — Дети, айда с нами.

— Сам ты "дети"! — обиделась Мона. Гарий вежливо отказался.

— Войко, ты?..

Рабыня покачала головой.

— Брось, он же отпустил тебя. Дети не нуждаются уже в твоём присмотре, а эти сами заявили, что уже не дети, — сказал Гераж. Мона из-за его спины кивала и делала разрешающие знаки.

— Я лучше здесь побуду, — Войко опустила взор.

— Уверена, что побыть здесь будет лучше? — сердито спросила её Мона, едва войи отошли подальше.

— Не поняла, — рабыня глянула вопросительно.

— Почему ты не пошла с ними? Он же тебя звал.

— Не хочу, — буркнула Войко.

— Почему не хочешь? — Мона смотрела пристально.

— Просто — не хочу! — сдержанно рявкнула Войко. Гарий открыл было рот, на лице его читался вопрос: "чего ты к ней пристала?", но сказал другое:

— Мы же хотели попрактиковаться.

— Вот именно, — сказала Войко. — От обещания меня никто не освобождал.

— Я же тебе кивала!..

— А я не поняла, — ухмыльнулась рабыня. Мона что-то буркнула себе под нос.

— Ладно. Давай…

— Нет уж, это вы "давай", — Войко жестом пригласила войти в круг. На лицах детей отразился ужас:

— Как, сюда, в это болото?!. - возопила Мона. — Но почему?..

— Вы обещали слушаться, — напомнила рабыня.

— И от этих обещаний нас никто не освобождал, — понуро заключил Гарий и первым шагнул в грязевой круг.

Алек облегчённо выдохнул, не найдя рядом с детским садом каких-то особых разрушений. Дети смирно играли, бегали и ползали, общались друг с другом и присматривающими взрослыми. Гам стоял невообразимый, во все стороны хлестали эмоции. Иногда случайное касание Узора вызывало подпрыгивания и полёты игрушек, порывы ветра.

Лина встала навстречу мужу. Роки тоже попытался встать, шлёпнулся, сделал вторую попытку. Утвердился на ногах и побежал, потешно переваливаясь, к Александру, протянул руки, требовательно гукнул. Молодой отец подхватил ребёнка на руки, Роки обрушил водопад эмоций — чистая радость, ликование от его прихода, "картинки"-воспоминания о прошедшем веселье. Дети, не умеющие ещё говорить, телепатически прозрачны, лишь со взрослением приходит скрытность и сдержанность.