Перед бурей (СИ) - Лунин Артем. Страница 7

Камень. Тяжёлые гладкие валуны, ровно уложенная плитка, грубый простой рисунок украшений. Борт фонтана, облицованный розовым и серым мрамором, посредине в прыжке застыл маленький голубой дельфин, поддерживаемый зелёной каменной волной. У дельфинёнка озорные глаза-стекляшки, из дыхала на голове льётся вода.

На широком краю чаши фонтана в тени черёмухи лежала худощавая сероглазая девочка-подросток. Светлые очень коротко стриженые волосы, простая одежда из добротной ткани. Лицо обыкновенное, разве что чересчур бледное.

Девочка болтала ногами в воде, брызгала на дельфина. Интересно, какие они на самом деле? Госпожа Архивариус своим единственным глазом видела морских зверей. Говорит, статуя хороша и очень похожа. Мастер делал. Который, несомненно, тоже видел дельфинов.

— Хотела бы и я когда-нибудь… — задумчиво обратилась девочка к каменному другу. Дельфинёнок смолчал. Она вздохнула и вернулась к книге.

Очередной доклад читался скучно. Восемьсот сороковой год ничем особенным не выделялся. Мало кто воевал, а империя и вовсе ударилась в несвойственное ей миролюбие. Волнения в Радоне. Претензии выборных от народа признаны справедливыми. Что за претензии? Прошлое лето было засушливым, плохой урожай. Кажется, тогда в этой провинции ещё не было мастеров-погодников. А сейчас они есть?..

Девочка дотянулась до тетрадки, раскрыла, черкнула пару строк новенькой авторучкой. Так, голодную провинцию накормили. Славно. На всякий случай недалеко устроили военные учения армии Каррионы. Угу, метод кнута и пряника. Пряником нужно угостить, кнутом — лишь погрозить. Или попросту обозначить, что он у тебя есть… Если же пустишь его в ход — проиграешь.

Перо нарисовало быстрый изгиб кнута. Девочка передёрнула вдруг занывшими плечами.

Так, читаем дальше.

Военно-исследовательские экспедиции не нашли неизвестных племён, никого не призвали к покорности. Научно-исследовательским тоже нечем было хвастаться. Новые никогда раньше не виданные звери не попадались в ловушки, новые цветы не распустились в ботанических садах. Новые месторождения? Есть. Но немного, и все банальные — медь, свинец и сопутствующие металлы. Какой-то чудак ушёл в Базес, непонятно как защитив себя от Кристаллов Границы. Так, интересно. Надо перечитать о этой пустыне.

Девочка привычно потянулась за чернильницей, спохватилась. Авторучка — очень удобная штука. Не нужно подтачивать жало — здесь перо стальное, не надо периодически окунать в чернильницу — в трубчатом стержне достаточно чернил. Эти волшебные перья только что появились на рынках, а у неё уже есть. Подарок Госпожи Архивариуса. Оценив удобство, купила всем секретарям и писчим в замке, и воспитанницу не забыла.

Девочка снова сделала заметки. Насколько она помнила, человек, оказавшийся недалеко от Кристаллов Ограничения, падал без чувств. Иногда глох, даже сходил с ума. Те, кто оказывался достаточно крепок и глуп, чтобы идти вперёд, умирали, оказавшись на линии между двумя столбами с Кристаллами. Раньше считалось, что пройти Границу может только мёртвый дух.

— Ну и как звали безумца? Никола Трионский. Ха, знакомое имя, — девочка задумалась. Ну да, попадалось в трудах че Вайлэ, ещё в каких-то книгах, и Госпожа Архивариус упоминала. Надо полагать, он не вернулся, чтобы рассказать о раскалённом аде Базес. По крайней мере, ссылок нет.

Что ещё случилось в этот год? В Стате вывели новый особо урожайный сорт свеклы. Интересно, империя его купила, вывела заново или попросту украла? Чтобы одарить голодающий Радон… Несколькими росчерками девочка изобразила на листе человека в одежде патэ, с мешком в руках. В мешке у него была свекла, а крался он через границу Каррионы и Стата.

Интересно, если Кристаллы Границы были бы расставлены не только между жизнью и смертью, но и по границам человеческих государств, жить стало бы лучше? Едва ли… Девочка набросала несколько столбов с Кристаллами, она видела в книге, как те выглядят. Нет, патэ, не выпустят вас из Стата, особо урожайная свекла останется дома!..

Читаем дальше. Урожай в разных провинциях, пшеница, рас, картошка, яблоки, виноград, джег, пролистываем, скукотища. Пошла статистика, значит, ничего интересного больше не будет. Девочка перечитала свои записи, пририсовала к кнуту дюжего мужика, повертела в руках авторучку.

— Вы пускали кнуты в ход без колебаний. И потому проиграете, — словно разя ножом, с силой проткнула нарисованного работорговца стальным пером.

Раздался писк.

Девочка вздрогнула, подняла голову.

Солнце стояло высоко, и один из внутренних каменных двориков замка был весь залит светом. Но камни дышали прохладой, не пуская сюда удушливую жару, фонтан остужал воздух, свежая зелень черёмухи расточала тонкий аромат. В тени под ветками стояла большая плетёная колыбель.

Из которой снова подали голос.

Девочка обречённо вздохнула. Встала и подошла.

— Ну, чего?.. — пробормотала, заглядывая в колыбель. — Разбудила вас злая тётя Дикарка?

В глухом дворике не было тихо. Откуда-то доносились голоса работников замка, визжали по дереву пилы, кирки стучали в камень. Сама девочка бормотала себе под нос, вполголоса восторгалась найденными фактами или сделанными выводами, хвалила себя или ругала. Но дети в колыбели безмятежно спали и проснулись не от громкого звука — от вспышки холодного гнева, с которым девчонка убила нарисованного врага.

— Ну, извините…

Младенцы заворочались в неплотных завёртках, загулили, как будто советуясь — возмущаться или простить на первый раз.

Их раздумья прервали звуки шагов. По ступенькам, ведущим из помещений замка в дворик, сбежала молодая женщина. Стройная, синеглазая, с коротко подстриженными каштановыми волосами.

— Что?..

— Всё в порядке. Не капризничали. Не промокли. Только что проснулись, — доложила девочка.

— Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делала, — мать наклонилась над младенцами. Они беззубо улыбались. Женщина тоже улыбнулась, но почти горько:

— А ваши папаши почти никогда не улыбаются… — обратилась к ним. — Так, ты будешь первым…

Она распустила шнуровку рубахи, поддёрнула женскую ленту и стала кормить грудью. Ребёнок сопел и чмокал, зажмурившись, шевеля носом-кнопкой.

Девочка вернулась к своим записям, бесцельно перебирала листы. Она чувствовала на себе взгляд Тании: скажи что-нибудь, соври, что у тебя всё в порядке, похвастайся тем, что нашла в скучных книжках. Называвшая себя Дикаркой знала, чего ждёт молодая мать.

Они были почти подругами — ну, насколько могут быть подругами тринадцатилетняя девочка и двадцатилетняя женщина. Вопреки своему прозвищу, Дикарка не была такой уж дикой. Она не отказывалась общаться, откликалась на просьбы — подождать, передать, посидеть с ребёнком. Но не больше. На все попытки сблизиться отвечала глухой обороной и никогда не отзывалась на безмолвный призыв Тании.

Женщина была целительницей, сильной эмпаткой, чужая боль и горе не оставляли её равнодушной. Но некоторые раны можно исцелить только тогда, когда раненый сам признает себя таковым и согласится лечиться…

Дикарка отказывалась признавать свои раны. Нянчит боль, не чувствует в себе силы открыться?.. Нет, скорее защищается от окружающего мира. Все враги, разве не так?.. Её нельзя приласкать, поддразнить, посмеяться над ней или вместе с ней.

Тания вздохнула. Что муж, что эта упрямая девчонка — почти сестрёнка, — резаны из одного камня. Им больно, а они молчат и только набычиваются упрямо. Проси, кричи, плачь — толку не будет. Остаётся только любить их такими, какие они есть.

Один из детей кашлянул, разбивая вдруг воцарившееся неловкое молчание, заикал после кормления. Тания покачала его, ещё раз поблагодарила девочку, задала пару незначительных вопросов и исчезла, унося детей. Дикарка выдохнула, распластавшись на бортике фонтана. Тяжело чувствовать на себе внимание женщины стратига. Так и хочется пожаловаться, может быть, даже поплакать… запустив руку себе за пазуху, она тронула бугорки на рёбрах. Вот чем оборачивается слабость. Срослись неровно, и иногда больно дышать… особенно когда учитель загоняет, но она не жаловалась на запредельные нагрузки. Тренировалась как одержимая, благо большой тихий замок предоставлял широкие возможности для самосовершенствования. Каждый, от самого стратига до последнего слуги, был воином и мог наставить девочку в самых неожиданных мастерствах. В свои тринадцать лет она чего только не умела.