Месть Темного Бога - Флевелинг Линн. Страница 38

— О Создатель, — простонал Алек, ощущая ледяную тяжесть недоброго предчувствия. Из-за необходимости спешить и усталости, затуманившей ум Алека, не оказался ли Серегил в руках двух хитрых мошенников? Проклиная себя, Алек шагал туда и сюда по причалу, высматривая в темноте хоть какое-нибудь движение. Он даже не догадался спросить Талриена, какой из кораблей «Касатка»!

Ночь была тихой, волны еле слышно плескались внизу. Отзвуки веселого пения, которым моряки сопровождали возлияния в окрестных тавернах, лишь усугубляли одиночество Алека. На стоящем на якоре корабле пробили склянки, звук показался юноше унылым и далеким.

Он в десятый раз называл себя проклятым дураком, когда заметил свет фонаря, приближающийся к нему. Огонек исчез, скрывшись за корпусом какого-то судна, потом появился снова, равномерно качаясь в такт с плеском невидимых весел.

Тощий рыжий матрос, едва ли старше самого Алека, ловко подогнал шлюпку к причалу. Алек мало что знал о вербовщиках, но этот парень не показался ему похожим на злодея.

— Это ты новый матрос «Касатки»? — спросил тот, суша весла и оглядывая Алека с нахальной улыбкой. — Я Бинакел, приятели зовут меня Бини. Лезь сюда, если не хочешь всю ночь прохлаждаться на пристани. Клянусь Старым Мореходом, здесь холоднее, чем у трески в желудке!

Алек едва успел спрыгнуть на заднюю банку шлюпки, как Бини оттолкнулся веслом от причала. Все время, пока он греб к кораблю, парень не переводя дыхания болтал, не нуждаясь ни в поощрении, ни в репликах. Он перескакивал с одного на другое, пересыпая свою речь ругательствами, но Алеку удалось понять из его болтовни достаточно, чтобы к тому времени, когда они добрались до «Касатки», успокоиться. По словам Бини, капитан Талриен был славным малым, отличавшимся большим достоинством — он ни разу никого еще не приказал высечь.

«Касатка» была каботажным судном, с тремя большими прямоугольными парусами на высоких мачтах и двадцатью парами весел на случай штиля, и совершала регулярные рейсы между портовыми городами Майсены и Скалы.

Команда лихорадочно готовилась к отплытию. Алек надеялся, что ему удастся поговорить с Талриеном, но капитана нигде не было видно.

— Твой приятель внизу, — сказал Бини и повел Алека к трапу.

Серегил спал в углублении между огромными тюками шерсти. Дальше, насколько Алек мог разглядеть при свете фонаря Бини, трюм был забит мешками с зерном.

— Будь осторожен с огнем, — предупредил его моряк. — При таком грузе одна искра — и мы заполыхаем как костер. Повесь фонарь на крюк над головой, и, если начнется качка, сразу же туши его.

— Я буду осторожен, — пообещал Алек, роясь в своем мешке в поисках чистых бинтов: повязка на ране Серегила заскорузла от крови и гноя.

— Кэп прислал тебе еду и ведро воды, — показал Бини. — Вон там, в углу. И ты завтра поговори с Седриком насчет раны твоего приятеля. Старый Седрик лечит не хуже, чем готовит похлебку. Ладно, пока!

— Спокойной ночи. И передай капитану мою благодарность.

Повязка прилипла к ране. и ее пришлось отмачивать. Когда Алеку удалось ее снять, он увидел, что воспаление не уменьшилось. Не похоже было, что мазь, которую дала старая крестьянка, помогает, но Алек все равно снова наложил ее, поскольку не знал, что еще можно сделать.

Серегил и раньше был худощав, теперь же он казался совсем бестелесным; Алек почувствовал, как он хрупок, когда приподнял друга, чтобы завязать бинт на спине. Дыхание его тоже стало более затрудненным и иногда переходило в болезненный кашель.

Уложив Серегила снова на тюки с шерстью, Алек откинул влажные черные волосы с его лица; щеки больного ввалились, бледная кожа приобрела синеватый оттенок. Теперь еще несколько дней — и они доберутся до Римини и Нисандера, но только доживет ли Серегил?..

Согрев у пламени фонаря остатки молока, Алек положил голову Серегила себе на колени и попытался влить хоть несколько капель ему в рот, но Серегил сразу начал давиться, и молоко струйкой потекло по его щеке.

С тяжелым сердцем Алек отставил чашку и вытер молоко полой плаща, потом улегся рядом с Серегилом.

— По крайней мере до корабля мы добрались, — прошептал он грустно, прислушиваясь к тяжелому дыханию друга. Алек был абсолютно вымотан и скоро уснул.

…Каменистая равнина под низким свинцовым небом окружала Серегила со всех сторон, под ногами шуршала мертвая серая трава. Не звук ли это прибоя доносится издали? Воздух был неподвижен, это не мог быть шум ветра. Вдалеке сверкнула молния, но раскатов грома за ней не последовало. Над головой быстро летели тучи.

Он не чувствовал своего тела, воспринимал только то, что его окружает, как будто все его существо заключалось теперь в одном лишь зрении. Однако двигаться он мог, мог оглядывать безжизненную равнину вокруг и кипящую мешанину туч над головой, сквозь которую не проглядывало ни клочка голубого неба. Все еще был слышен шум моря, хотя он и не мог определить направления, откуда доносится равномерный гул. Он хотел бы пойти туда, бросить взгляд за пределы окружающей его серой монотонности, но как это сделать? Он вполне мог выбрать неверное направление, удаляясь от моря, уходя все глубже в пустыню. Эта мысль заставила его застыть на месте. Откуда-то ему было известно, что равнина тянется бесконечно, стоит только уйти от моря.

Он знал теперь, что мертв и что только сквозь врата Билайри может достичь истинной жизни после смерти или, может быть, полного небытия. Мысль о том, чтобы оказаться навеки пленником этой безжизненной равнины, была непереносима.

«О Иллиор Светоносный! — беззвучно взмолился он. — Пролей свой свет на это безрадостное место. Научи, что мне делать!»

Но ничего не изменилось. Он заплакал, но даже его рыдания не отдались ни единым звуком в пустоте…

ГЛАВА 13. Расспросы

— Да, точно, были они тут, были. Уж мы их долго не забудем, скажу я вам. — заявил трактирщик, кидая оценивающий взгляд на двух господ. Один из них, бледный и сутулый, требовательно смотрел на него, но другой, темноволосый красавец со шрамом под глазом, понимал как будто, что информация стоит денег.

И действительно, темноволосый полез в свой изукрашенный кошелек и положил на прилавок перед хозяином гостиницы тяжелую монету — двойное дерево.

— Если ты будешь так добр и ответишь на несколько вопросов, я буду весьма признателен. — Еще одна тяжелая прямоугольная монета присоединилась к первой. — Эти люди — мои слуги, и мне очень важно найти их.

— Небось украли что-нибудь?

— Ну, ситуация довольно деликатная… — начал темноволосый.

— Эх, на целую неделю вы от них отстаете, должен вас огорчить. Я сразу понял, что непорядочные они люди, как только глянул, верно, мать?

— Верно, верно, — подтвердила жена трактирщика, выглядывая из-за плеча мужа. — И не надо было нам их пускать, говорила ведь я муженьку, при том что пустые комнаты в гостинице — чистый убыток.

— И ведь права была старуха. Этот белобрысый пытался убить второго ночью. Я с семейством заперся в кладовке, когда застукал его. А утром их и след простыл. Не знаю, жив был еще тот, хворый, или уже и нет.

Хозяин гостиницы потянулся за монетами, но темноволосый господин придержал их кончиками затянутых в перчатку пальцев.

— А ты случайно не заметил, в каком направлении они отправились?

— Нет, господин. Я ж говорю, мы сидели в кладовке, пока не уверились, что они убрались подальше.

— Какая жалость, — пробормотал черноволосый, пододвигая монеты к трактирщику. — А не покажешь ли ты нам комнаты, в которых они останавливались?

— Как пожелаете, — неуверенно ответил трактирщик, поворачиваясь к лестнице. — Но только они ничего не оставили. Я сразу же хорошенько все осмотрел. Уж очень странно было, когда мальчишка потребовал ключ от наружного замка на двери второго. Запер его там, а потом, ночью, хотел прикончить. Ох, слышали бы вы, какой шум они подняли! Такой грохот, такой кошачий концерт!.. Вот мы и пришли, господа, вот тут все и было.