Игры богов - Воронина Тамара. Страница 31

– Я не умру! – заорал Лумис. – Когда ты поймешь, что я не умру? Я бы вернулся завтра к этому колодцу! Как ты можешь быть такой бесчувственной скотиной?

Март на скотину не обиделся. Его хозяева и покрепче называли. Особенно тот, которого он оставил без прикрытия, когда племянницу его кинулся выручать: она в повозке осталась, а кони понесли, да к обрыву. И морду ему тогда крепко набили. А он и не сопротивлялся, потому что за племянницу ему не платили, а за дядюшку ее – платили, и лошади не просто так понесли, а потому что их разбойники пугнули. Уволил их тогда купец на месте, прямо возле обрыва, и когда его караван скрылся за другим холмом, Ли еще от себя добавил неслабо.

– Всегда надо спасать женщин и детей! Прежде всего – слабых и беззащитных.

– Я это и делал, – попробовал объяснить Март. – Против великана ты слабый и беззащитный.

– Женщин и детей нужно спасать не всегда, – вдруг заявил Ли. Пададоксальный эльф. Нет. Парадоксальный. Лумис вытаращил глаза, да и Айрон поглядел заинтересованно. – Ну представьте себе, сударь, корабль терпит крушение, матросы связали один небольшой плот. Кого посадить в лодку?

– Женщин и детей!

– И что будут делать женщины и дети в открытом море? Или на острове, где живут только дикие звери? Нет, непременно должны быть сильные и предприимчивые мужчины, чтобы спасти тех, кого можно спасти.

– А выбирать как? – полюбопытствовал Айрон.

– Выбирать тех, кто может выжить, – пожал плечами Март. – Какой прок от тяжелораненого, например? Или даже от того, кто не может идти? Кто его понесет – женщины и дети?

– Бесчеловечно как-то получается.

– Бесчеловечно? – усмехнулся Ли. – А что человечнее – когда все погибнут, кто раньше, кто позже, или когда хоть кто-то выживет? Представьте себе, что в пещеру с покойниками и скелетами попали только женщины и дети. И другой вариант: на одну женщину с ребенком меньше, но с ними Март и его меч. Или хотя бы палка.

– Это неправильно, – по-детски обиженно сказал Лумис. – Так нельзя. Это жестоко.

– Это жестоко, – согласился Март, – но правильно. Лумис, ты не заметил, что жизнь чаще всего жестока и умирают прежде всего слабые? На поле боя первым убивают неумелого солдата, в лесу погибает тот, кто не умеет ладить с природой, толпа затопчет растерявшегося? Ты представь себе, что выжили только слабые, потому что сильные пожертвовали собой ради них. Кто будет искать еду для этих слабых? Кто станет защищать их от диких зверей?

– Получается, что раненых надо бросать, – кивнул Айрон.

– Не надо. Но иногда приходится.

– Или добивать, – вставил Ли. – И я бы предпочел, чтобы меня добили.

– Но ты же не бежал с поля боя, когда понял, что война проиграна, – сказал вдруг Берт, – хотя это была и не твоя война.

– А кто говорит о войне? – удивился Ли. – Война вообще все правила меняет. Но ведь и на войне нужнее сберечь умелого полководца, а не неопытного пехотинца. Новобранцам никогда не победить, а хороший командир даже новобранцев сумеет в бой повести как надо. Когда положили половину полка, чтобы спасти лорда Брима, никто ведь не счел это ошибкой, потому что лучше полководца, чем Брим, у короля Бертина не было, и война кончилась бы гораздо раньше, чем она кончилась.

– И не было бы Сторши, – полувопросительно произнес Айрон, – и не было бы такого количества бессмысленных жертв.

– Дарма сдалась, – пожал плечами Ли, – а бессмысленных жертв было не меньше. Мы хоть дрались…

– За право быть повешенными? – перебил Айрон.

Март прикрыл глаза и посчитал до десяти. Иначе врезал бы прямо по этой ухмылке. Бессмысленная бойня при Сторше.

– Мне кажется, – тихо, чтоб не показать ярости, сказал он, – король Бертин знал что-то о хартингах, чтобы не сдаваться просто так. Наверное, знал, что они все равно в назидание казнят не одну сотню человек. В маленькой Дарме повесили почти двести офицеров и солдат. Я не знаю, лорд Айрон, возможно, вы предпочитаете умереть, как баран под ножом мясника, а я предпочитаю забрать с собой одного-двух мясников.

– Хм… Убедительно. Значит, чтобы спасти Лумиса, ты бросишь раненого Ли.

Март долго молчал. Очень долго. А они терпеливо ждали.

– Нет, сударь, – выдавил он наконец. – Я никогда не брошу Ли.

– И на эшафот с ним пойдешь? – усмехнулся Айрон.

– Это проще всего, – небрежно ответил Ли.

***

Айрон прошел с ними еще несколько миль, все приставал с разговорами, самые нелепые вопросы задавал, например, любит ли Март стихи и как Ли относится к королю Бертину. Март честно признавал, что в стихах не разбирается, но если красивые, то слушает с удовольствием, а Ли втолковывал, что никак не может относиться к человеку, которого отродясь не видывал, но ничего плохого о короле не слыхал. Вот и правда: его не проклинали у походных костров, даже накануне и во время битвы при Сторше. Тогда Айрон спросил Берта, как тот относится к королю, и Берт неожиданно резко ответил, что лучше бы Бертину и не родиться, потому что король, загубивший свое королевство, оправданий не имеет.

Март не удержался и даже заспорил. Что значит – не имеет? Найкон был нормальным благополучным государством, не самым богатым, не самым бедным, законы были достаточно разумными, чиновники умеренно алчными, стражники умеренно наглыми, женщины умеренно доступными. Видал он страны и похуже. А что война – разве ж Бертин ее начал? Нормально для короля свою страну оборонять, необученных солдат под ружье ставить, ну и даже они с Ли не особенно в обиде, могли ведь и без разговоров башку в головорубную машину засунуть, а им выбор предложили.

Берт не возражал, только помрачнел очень и сказал, что все равно при своем мнении останется. Так сказал, что ясно стало: последнее слово. Март и заткнулся.

На привале Лумис и Айрон отошли чуток в сторону, заспорили, размахивая руками. Март и прислушиваться не стал, ясно ж было, Лумис опять убеждает дружка, что они тут живые. Два сумасшедших. Один убеждает в том, что есть на самом деле, а второй в это не верит.

– Ты прости, Берт, – попросил Март, – я не знал, что король тебе что-то лично сделал.

– Он мне всю жизнь сломал, – буркнул тот, – но тебе-то извиняться нечего. Ты честный малый… и благородный человек.

Ли хмыкнул, да только Март не обиделся. Какое там – благородный. Нормальный. Честный – это да. В меру необходимости, конечно.

Лумис вернулся один, а Айрон отправился в поле. Забавно шел: словно гладил колосья рукой. А может, и гладил.

Очень хотелось есть, да нечего было. Может, речушка попадется, кролика удастся подстрелить или птицу. Лумис молчал, думал о чем-то. Так и хотелось подтвердить: да живые мы, не придуманные. Ни у какого бога не хватит фантазии придумать всю человеческую историю, а ведь еще и эльфийская есть. Да и зачем бы богам придумывать, что Март компот любит? Они могли придумать, что есть такой охранник Март, вложить ему умение драться и все, а зачем мелочи жизни? зачем недописанное имя? зачем беседа о стилистике с петлей на шее? Но он тоже благоразумно молчал, удивляясь сам себе: кого за шкирку таскал, ровно щенка? кого носом в пыль тыкал? на кого чуть не верхом сел, чтоб самому высунуться, а ему высунуться не дать? Он, Март Гаер, – Игрока…

– И куда мы дальше? – спросил он. Лумис очнулся.

– Что? А, дальше. Дальше, братцы, в Элению.

Ли на мгновение замер и расширившимися глазами уставился на Лумиса.

– В Элению? – повторил он безжизненно.

– А зачем бы мне был нужен именно ты? – удивился Лумис. – Затем, что Эления – ключевой пункт в нашем путешествии. Неужто ты дома натворил такое, за что тебя повесят?

– Нет, – посмотрев на Марта, твердо сказал Ли, – меня не повесят.

До Марта дошло, что Эления – это королевство эльфов. Люди там, говорят, бывали, все ж торговля какая-никакая есть, но вот сказать, что Эления с кем-то имеет дружественные отношения, было нельзя. По слухам, граница охраняется очень хорошо, лучше идти честно по дороге, чем пробираться лесом или горами, потому что так могут и пропустить, но если в лесу поймают – долго не проживешь.