Маски Черного Арлекина - Яковлев Олег. Страница 12
Хриплые слова баллады закончились всхлипом.
Теперь он плакал. Человек в комнате совершенно точно плакал! Большая подушка глушила рыдания, но даже через толстую дубовую дверь гостевой спальни их было слышно. Последние слова он шептал сквозь слезы. Их уже было почти не разобрать, поэтому леди Агрейна – совершенно недостойное поведение для благородной, хорошо воспитанной дамы! – вплотную прижала ухо к замочной скважине.
Закончив шептать свою печальную балладу, Кларенс замолчал. Каждый вздох сопровождался хрипом. Сердце леди Агрейны сжалось. Неужели это все происходит наяву, происходит не во сне?
– Я знаю, что ты там! – вдруг воскликнул он.
Леди Агрейна даже отшатнулась от двери. Не пристало взрослой и, несомненно, приличной даме подслушивать у чьих бы то ни было дверей, а уж тем более если это дверь комнаты в твоем собственном доме.
– Позволите? – Она легонько постучала.
– Да, разумеется, – послышалось из-за двери. – Это ведь твой заóмок.
Леди Агрейна набрала в легкие побольше воздуха, будто не переступала порог, а прыгала в бушующую воду с самого высокого в мире водопада, и вошла в комнату.
Он лежал, облокотившись на десятки подушек, и казался таким жалким, невинным... обманчиво невинным.
– Ну, здравствуйте, миледи. – Он попытался подняться, но она ему не позволила.
– Как ты попал сюда, Клэр? Что произошло? И что происходит сейчас? – Она говорила с ним впервые за очень долгие годы, и даже просто вымолвить его имя оказалось очень тяжело. Легче было называть его просто – «Некромант».
Леди стояла в нескольких шагах от распростертого на кровати Кларенса, наблюдая за ним со злостью и болью. Она не хотела приходить к нему, но не могла не прийти.
– Ты не хочешь поинтересоваться моим самочувствием? – лукаво прищурился принц Лоран. – Ты не желаешь поинтересоваться, как я поживал все эти годы? Не хочешь спросить кое о чем другом, моя дорогая Рейн?
– Не смей меня так называть, Некромант! – Леди в гневе сжала кулачки.
– Ты совершенно права, – вдруг отвернулся он, глядя на бушующую за окном грозу. – Ты во всем права.
– Зачем ты пришел? – Слеза скатилась по ее щеке. – Зачем ты появился посреди моего зала? Зачем?..
Она закрыла лицо руками, а он все так же смотрел на грозу.
– Я пришел туда, где находится в плену мое сердце, – прошептал он. – Я пришел туда, где ты, надеясь перед смертью хотя бы взглянуть на тебя. Тогда мне не был бы страшен ни один демон на той стороне. Мне вообще уже ничего не было бы страшно. Я просто хотел вернуться домой. Но нет, я не умер, – зло усмехнулся некромант. – Почему-то я не отошел в мир иной, хотя совершенно точно раны мои были смертельны. Ты... это ты что-то сделала.
– Это не я! – Леди превратилась вдруг в ледяную статую. Помертвевшую и бесчувственную. – Я бы никогда не позволила тебе выжить, я не стала бы спасать какого-то некроманта! Это ворон. Черная птица прилетела следом за тобой. У нее к лапкам были привязаны две фляги. Целебная жидкость в одной из них и спасла тебя.
– «Какого-то некроманта»? – только и спросил Кларенс, остальная часть ответа леди Агрейны прошла мимо его ушей. – А помнится, раньше ты... ты меня...
Женщина подошла к раненому, склонилась над ним. На ее лице появилась легкая, свободная улыбка. Такая родная, такая любимая. Неужели она вернулась? Неужели он смог растопить ее сердце? Она вспомнила его. Не того, кем он притворялся почти тридцать лет, а того, кем он был, когда они были вместе, когда любили друг друга! Может быть, он выжил не зря? Может быть, ему еще удастся все вернуть?
Эти глаза, совсем молодые, такие прекрасные, такие глубокие. Они снились ему каждую ночь, их он видел каждый раз, когда опрокидывал себе в горло отраву, превращавшую его в некроманта Магнуса Сероглаза. Он видел их и не задумывался ни на секунду. Он все это делал ради них одних, этих глаз. К Бансроту и короля, и королевство, и народ, и... и всех. Только ради нее он вступал во тьму. Неужели ее любовь к нему вернулась?
Леди Агрейна наклонилась к самому его лицу. Он видел каждую веснушку на ее щеках, видел каждую ресничку. Он смог различить в ее дивных глубоких глазах собственное отражение. Почувствовал исходящее от нее тепло и этот приятный фиалковый запах. Сердце Кларенса в безумии забилось, а горячая кровь вспенила заледеневшие и покрытые инеем жилы, застывшие, казалось, навеки в его жизни некроманта. Он помнил... он чувствовал...
– Я всегда ненавидела тебя. – Лицо красивой женщины исказилось страшной яростной усмешкой. Сэр Кларенс отпрянул в сторону, в глазах потемнело от дикой боли. – Я тебя ненавидела и сейчас ненавижу, проклятый Некромант.
За окном пропел привратный рог, кто-то приближался к Сарайну, замку графов Аландских.
– Слышишь, Некромант? Это едет мой жених. Сэр Кевин Нейлинг, благородный наследник благородного рода, сын барона Фолкастлского – человек, который меня любит и которого люблю я. Многое изменилось в твое отсутствие, Некромант. Для тебя же будет лучше, если ты не будешь показываться из этой комнаты и исчезнешь туда же, откуда появился.
Сказав это, графиня вышла за двери.
Раненый закрыл лицо ладонями и тихо-тихо заскулил. Он плакал, теперь он мог себе это позволить.
А леди Агрейна билась в немых рыданиях по ту сторону двери...
Глава 2
В пасти кошмара,
или Прибывший издалека
Портреты и пыль, почерневшие рамы —
Осколки былого, свершившейся драмы.
Их лица – лишь тени в плену отражений,
Разбитых зеркал, пелены наваждений.
Ты знал их. То отблески жизни забытой,
Печальной, трагичной, никчемной, убитой...
Ты видишь их вновь, словно взялся руками,
И режут осколки ладони краями...
Здесь в каждой крупице насыпано боли,
Фрагменты полотен – все части юдоли.
И в них ускользающий призрачный облик
Кровавою дланью рисует художник.
Выводит на сердце стальною иглою...
Признанья и клятвы, что скрыты золою.
Сожженных, заброшенных, сломанных зданий,
Твоих преступлений. Твоих наказаний...
Но старые рамы пощады не знают,
Что злобные псы, рвут на части, терзают.
От них не сбежать: это сны твои, грезы,
Острее, чем явь, чем шипы черной розы...
Баллада, написанная
на старом клочке пергамента,
найденном на запыленном чердаке
одного из домов Дайкана
Где-то в стране Смерти
Черный тракт тянулся в безызвестность, рождаясь, словно смоляная река, истекающая из огромной мраморной арки. По бокам этого белого, как полированная кость, сооружения к багровому небу тянулись двадцатифутовые, походящие на человеческие хребты, колонны, на чьих гротескных капителях, выполненных в виде огромных ладоней, возлежал треугольный фронтон, украшенный тонким лепным барельефом. В его центре рукой неведомого мастера была изображена тонущая в тяжелых складках одеяния фигура с оперенными крыльями таких размеров, что казалось, будто они могут поднять в воздух не только своего обладателя, но и, должно быть, какой-нибудь город. Лица у этого существа не было, а вместо него – гладкий, как зеркало, овал. У ног крылатого в различных позах застыли семеро изломанных силуэтов, у каждого из которых четко проглядывала лишь определенная часть тела: у кого-то – рука с когтями, у другого – обтянутая тонкой кожей грудная клетка с провалом на месте сердца, у третьего – нижняя часть лица, где отсутствовали губы, и вместо них грубые десны переходили в загнутые, словно крючья, клыки; четвертый (согбенный в рабском молении) обнажал хребет с выступающими из-под кожи шипами, вырывающимися из позвонков; у пятого был хвост, шестой являлся обладателем длинных, до самых щиколоток, волос, а седьмой – пары могучих перепончатых крыльев.
Все эти семеро отталкивающих своей гротескностью и ужасающих уродствами существ попирали ногами ленту фриза в основании фронтона. Из нее тянулись скульптурные человеческие руки с подагрическими веретенообразными утолщениями на суставах кистей и безобразными пальцами, скрюченными и изломанными так, будто некогда они пытались ухватить податливый и зыбкий край надежды и застыли в этом мгновении извечной неудачи. Как уже говорилось, фронтон лежал на двух огромных мраморных ладонях, служащих своеобразными капителями белых хребтообразных колонн. По сторонам от этих каменных позвоночных столбов, будто бы подпирая их спинами, высились статуи крылатых созданий, облаченных в долгополые плащи с капюшонами. У всех этих фигур было по четыре руки, и в каждой они сжимали по кривому, как усмешка Бансрота, серпу. То были Хакраэны – жнецы смерти. Только не следует путать подлинных Собирателей Жизней и этих их двойников, высеченных из камня, ибо по существу своему они различны, и цели у них иные. Подлинные – это те, что всегда несутся, как чумной ветер, перед телегой-труповозкой Анку, предвосхищая агонию, обрывая человеческие жизни и похищая последний вздох. Питающиеся людской неудовлетворенностью по прожитой жизни и бессмысленными сожалениями, они – Последние Вестники. Мнимые же – лишь облик подлинных, увековеченный в белом мраморе. Но здесь они стояли не просто так, и причиной тому являлись те, кто приходили в Край-Где-Все-Рано-Или-Поздно-Оказываются незваными, невзирая на устоявшиеся законы и запреты. Вот тогда Хакраэны-Из-Камня оживали, и их серпы обрушивались на дерзкого, разрывая его плоть на куски. Все же остальное время они были безжизненны и неподвижны, не имея всех тех привилегий, которыми отличались от них подлинные Собиратели Жизней, вроде дыхания, свободы движений, возможности ощутить земную твердь под ногами и твердь небесную под крыльями. Долгие века они служили лишь украшением Черной Арки, вселяя последний ужас в покойных и наполняя им их души.