Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Егорушкина Александра. Страница 18
Под конец Марго вручила Инго длиннейший шарф, в котором сочетались всевозможные оттенки зеленого.
– По всем правилам куртуазности, – негромко и отчетливо произнесла Бабушка, отчего Маргарита опять бурно покраснела и поспешно объявила, что для Левы и Кости у нее тоже кое-что заготовлено, но это кое-что она подарит им лично.
Лиза раздарила всем своих ангелков, теперь казавшихся ей жалкими и убогими, взрослые вежливо поахали, и Лизе захотелось провалиться сквозь паркет – прямо как есть, в куцем платье с тряпочной розой.
Потом взрослые некоторое время горячо спорили о политике – наверно, они без этого не могут. Смуров, с трудом оторвавшись от каталога, сначала чуть не повздорил с Амалией, но потом они объединенным фронтом выступили против Филина, а затем произошли еще какие-то рекогносцировки, но Лиза этих тонкостей не уловила. Самое обидное было то, что Марго вставляла в разговор какие-то дельные замечания, и ее слушали, а Лиза чувствовала себя маленькой и глупой и даже ушла в ванную поплакать и заодно посидеть без туфель, но ее отсутствия никто не заметил.
Когда она вернулась, то увидела, что Бабушка уже совсем обессилела и сидит над полной тарелкой, ни к чему так и не притронувшись, однако старается быть вежливой, поэтому улыбка у нее как приклеенная. Амалия на минутку перестала кокетничать с Филином, которого упорно называла Глауксом, и в сотый раз спросила, чем помочь. Лиза буркнула «ничем» и по лицу Филина поняла, что, во-первых, ведет себя неподобающе (ну и пожалуйста!), а во-вторых, что Филину тоже не до праздника. А Маргарита с обожанием смотрит на Инго, а Смуров недовольно на Маргариту и временами на Инго, а Инго, в свою очередь, не только на Маргариту, но и на Амалию, а Бабушка, когда поднимает веки, переводит суровый взгляд с Инго на Маргариту и с Амалии на Филина и обратно… ну их с этой путаницей!
Наконец, Бабушка сдалась на тихие уговоры Инго и пошла прилечь. Все почему-то оживились – неужели они ее боялись? – и затеяли игру в буриме, и тут Лизу постиг еще один ужасный позор, потому что слова ее никогда особенно не слушались, а уж чтобы стихи написать… да еще на рифмы, которые тебе кто-то сует под нос… да еще за считанные минуты! Инго с Маргаритой одновременно шепотом предложили Лизе сочинять строчки за нее, и это было еще обиднее, поэтому она вторично ушла в ванную и еще немножко там поплакала и надела на надоевшее платье свитер и переобулась в тапочки, а когда вернулась, этого опять никто не заметил, и Лиза устроилась в кресле, с нетерпением глядя на часы.
Она все ждала, что Инго, как и обещал, наконец заговорит про меняющийся портрет, но так и не дождалась. Ну хорошо, при Бабушке он не решался, а теперь-то ему что мешает? Неужели совсем забыл?!
От разочарования и усталости Лиза начала клевать носом и уже прикидывала, как бы так незаметно подремать, – хотя чего там, все равно на нее никто не смотрит, да и темно почти! Елочная гирлянда сонно помигивала, свечи оплывали. Взрослые тоже были какие-то сонные и вялые, разговор то и дело замирал. Инго теребил длинными пальцами мандариновую кожуру, Филин сосредоточенно крутил проволочку от шампанской пробки, а Марго складывала из шоколадного фантика самолетик. Смуров вновь взялся листать амберхавенский каталог и зажег торшер. Только Амалия была свежа, как белая роза. В бирюзовой обертке. Заметив, что Илья Ильич вновь углубился в альбом, она вдруг перемигнулась с Инго.
Лиза поспешно включила волшебный слух и насторожилась: молчание Амалии и Инго было громче любого хлопка в ладоши, громче оклика «внимание!» Оно прозвучало так, будто кто-то позвонил в колокольчик в гулкой пустой комнате.
Амалия подсела к Смурову, а тот поднял голову от альбома. Глаза у него сияли.
– Поразительно! Я полагал, что знаю все варианты этого Ван дер Гроота – «Шоколадницы с семейством»! – Он показал Амалии разворот альбома, потом в сомнении посмотрел на обложку. – Амберхавен – это где-то в Скандинавии? Никогда не слышал.
Теперь переглянулись уже все присутствующие. Словно по негласной договоренности, Илью Ильича щадили и в его присутствии ни о Радинглене, ни об Амберхавене не говорили, да и с чарами постарались управиться до его появления. Смуров вообще с прошлой осени, напугавшись драконов и ходячих статуй, предпочитал делать вид, что ему все это приснилось в страшном сне.
– А скажите, ведь правда, что в Эрмитаже самый известный из вариантов? – спросила Амалия, вкрадчиво мерцая бирюзовыми глазами. По ее голосу Лиза определила: если бы не получилось такого удачного совпадения с подарком, который позволил навести разговор на картины, Амалия исхитрилась бы и все равно переключила гостя на эту тему.
– Именно, именно, – удовлетворенно подтвердил Смуров, который, как только ему подвели любимого конька для оседлания, сразу же оживился. – С этим шоколадным семейством вообще интереснейшая история, прямо анекдот.
– Пап, расскажи, пожалуйста! – попросила Марго.
– Видите, – Смуров показал всем альбом, – одна из женских фигур стоит вполоборота и лица за оборками чепчика не видно? Так вот, когда голландские коллеги привезли к нам на выставку свой вариант, у нас вышел спор о том, на каком художник изобразил свою жену, а на каком – сестру. Одна дама из Амстердама и давай утверждать, будто наши Ван дер Грооты одинаковые…
Лиза приготовилась к длинной лекции – за несколько экскурсий в Эрмитаж она уже убедилась, что Маргошин папа – рассказчик дотошный и даже несколько занудный, но Смуров опроверг ее ожидания.
– … но я ей доказал – слазал в обе картины и проверил. Лица под чепчиками были разные! – с гордостью завершил Смуров.
«Как это – слазал в картину?» – вскинулась Лиза. Остальные тоже насторожились.
– Неужели можно проникнуть внутрь картины? Как интересно! – Амалия сузила глаза и стала похожа на кошку перед прыжком.
– Будьте так добры, можно подробнее? – попросил Инго. – Нам очень нужно.
Ура, ура, мысленно возликовала Лиза, разговор идет в нужном направлении! Инго сдержал слово! И королевская воля опять сработала – Илья Ильич охотно принялся отвечать на расспросы.
– Да на здоровье, – махнул он рукой, – ничего сложного. Многие музейщики умеют проникать внутрь картин. Но не все на это отваживаются, хотя ради доказательств, если возник спор… Да и от картины зависит: соваться в батальные полотна или в Босха – затея рискованная.
– Пап, ты почему никому не рассказывал? – подала голос Маргарита.
– Я как-то не думал, что вам интересны эти цеховые хитрости. Я вот про венецианских стеклодувов такое читал, не поверите… – развел руками Смуров.
Услышав про Венецию, Инго прикусил губу, и от внимания Лизы это не укрылось.
– Да к тому же у вас и своих секретов полно, – бледно усмехнулся Смуров, явно намекая на прошлогоднее.
Значит, так и не решил, приснилось или нет, поняла Лиза. И немножко верит. Да у него в Радинглене глаза разбегутся!
– Не согласитесь ли вы, Илья Ильич, посмотреть одну занятную картину? Там, у нас, – уточнил Инго.
Лиза опять с трудом удержалась, чтобы не подпрыгнуть в кресле от радости. У нее даже перестали болеть натертые туфлями ноги. Дело пошло на лад!
– Там, у вас – это где? Ваше «там» на самом деле есть? – подозрительно спросил Смуров. – Где эти ваши… драконы? Нет уж, увольте, слуга покорный!
– Драконы будут сидеть смирно, – пообещал Инго, а Лиза, представив себе смирного Костика, хихикнула в салфетку.
– А нам без вас никак не разобраться, – нежно пропела Амалия.
Смотреть и слушать, как Инго с Амалией и ничего не подозревающей Марго разворачивают беседу в заданном направлении, точно корабль штурвалом, было захватывающе интересно.
– Будь по-вашему, – со вздохом кивнул Смуров.
– Правда, пап! – вмешалась Марго. – Тебе там будет очень интересно! Там столько всего…
Договорить она не успела.
У кого-то в кармане настойчиво зачирикал мобильник.
Филин захлопал себя по бокам.
Лиза вздрогнула.
Звонок был нехороший. Непраздничный. Отчаянный. Это Лиза определила сразу.