В поисках царства русалок (СИ) - Дубровин Николай. Страница 19

- Вас подозревают в попытке выведать тайны крымских пирамид! – решив тут же брать быка за рога, строго заявила я, едва присев к столу.

- А в Крыму есть пирамиды?! – искренне изумился Гюстав. – Любопытно, – задумчиво произнес он, выслушав эту сагу в моем изложении, – не хотел бы вас, конечно, разочаровывать, но эти загадочные пирамиды сейчас меня, честно говоря, не сильно интересуют.

- А что вас здесь так сильно интересует? – как-то нехорошо спросил Сергей, разливая по первой. Но Гюстав тоже был не лыком шит, и когда они уже чуть ли ни в обнимку допивали вторую бутылку, я начала понимать, что мой оператор безнадежно перевербован. В промежутках между тостами разговор, естественно, крутился вокруг крымских тайн и загадок.

- Да, – подытожил француз какую-то свою предыдущую мысль, – эти пирамиды, действительно, как-то малоубедительны. А вот за шанс найти знаменитую золотую колыбель княжества Феодоро я бы многое отдал! Вы что-нибудь слышали о ней?

- Что-то очень уж много пересечений у этого Гюстава с нашим Петром Исааковичем! Крымская война…. Золотая колыбель… Не налегай на коньяк! – подумала я (впрочем, к сокровищам Крыма последняя мысль имела несколько опосредованное отношение), и радостно заявила господину Франку, – А так вы еще один из искателей Чаши Грааля? Вы позволите называть вас Индианой Джонсом?

- История золотой колыбели уходит в значительно более глубокую древность, чем история знаменитой Чаши, – сухо встретил мою иронию Гюстав. – Более того, сильно подозреваю, что слухи о крымском Граале намеренно распространялись немногочисленными посвященными, что бы хоть как-то канализировать болезненный интерес дилетантов в какое-нибудь абсурдное, но безопасное русло. – Было похоже, что мастерской рукой Сергей довел его уже до такого состояния, когда всем, даже шпионам, сильно хочется просто поболтать. – Вы знаете легенду об этой колыбели? – и, не дождавшись нашего ответа, продолжал. – Но даже если и знаете, то почти наверняка в каком-нибудь урезанном варианте. Что-то вроде: гора Басман, чаша Грааля, колыбель Чингизхана. Я прав? – впрочем, Гюстав уже находился на стадии риторических вопросов, не требующей вмешательства собеседника.

– Ни в какой горе Басман она, конечно, не спрятана. Еще мой учитель профессор Янкун провел сравнительный анализ этой легенды по всему Крыму и выяснил, что в преданиях крымских татар из разных частей полуострова можно выявить более восьми названий различных гор, где она якобы находится. Более того, и само это предание серьезно различалось у разных татарских родов.

Пытаясь вычленить зерно истины, профессор собрал некий обобщенный вариант легенды и обнаружил, что в своих наиболее древних версиях это сказание содержит предание не об одном, а о двух предметах – золотой колыбели и золотой наковальне! – Тут Гюстав пристально оглядел нас и покачнулся на стуле, а я подумала, что Сергей, как обычно, несколько переборщил с зельем.

- Так что франки требовали у греков не только золотую колыбель, но и золотую наковальню. А греческий царь утверждал, что наковальня ему гораздо дороже колыбели. Колыбель их, мол, только вскормила, а на наковальне они давали великую Клятву Верности. И просил царь горных духов, что если погибнет он и народ его, что бы спрятали они эти святыни княжества от взоров людских, пока не родится тридцать третий по счету потомок владыки этой горной страны.

- А вот когда он родится, и где нам искать его? – тут Гюстав сделал какой-то неопределенно-безнадежный жест руками и, как то уж совсем пригорюнившись, заметил, – тем более, что единственного феодоритского князя, о котором мы хоть что-нибудь слышали, так и вообще звали Исаак.

- Тогда в Израиле! – неожиданно подал голос Сергей, который если и отставал от Гюстава, то буквально лишь на полкорпуса.

- Что вы лезете ко мне со своим Израилем! Вы не понимаете, что такое эта наковальня! – напустился на нас Гюстав. – Вы не представляете, какое значение вообще имела наковальня в преданиях о древних богах! Да знаете ли вы, что в наковальнях даже мерили расстояние между мирами. «Если бросить медную наковальню с неба на землю, то она долетела бы до земли за девять дней. И столько же потребовалось бы ей, чтобы долететь с земли до Тартара!».

Кроме того, золотая наковальня сама по себе представляет некоторый оксюморон. Из золота глупо делать наковальни, слишком мягкий металл. Они выходят как бы одноразовые. Поэтому, скорее всего, это была не наковальня, а что-то лишь похожее на нее. И лишь я один знаю, что это было!

Тут пьяный Гюстав торжествующе оглядел нас и выпалил: это ключ в подземное царство! Это не наковальня, а некий музыкальный инструмент, выдающий мелодию, открывающую зачарованные врата. Но где он, и как играть на нем?! – вот главная загадка!!! – И пока с перепугу протрезвевший Сергей успокаивал не на шутку разошедшегося Гюстава, перед моими глазами стояли маленькие ритуальные молоты из «Клада Приама», если для чего и идеально подходящие, так это именно для игры на золотой наковальне. Молоты, которые Шлиман считал своей самой главной и ценной находкой на развалинах древней Трои.

На утреннем семинаре Гюстава не было. – Ухайдакал ты заморского гостя,- пожурила я неприлично бодрого Сергея.

- К обеду оклемается, – уверенно возразил мой спутник и, как обычно, угадал. Довольно помятый француз появился около экскурсионного автобуса, когда мы уже собирались отправляться в глубины пещеры Кизил-Коба, самой большой на Крымском полуострове и вообще крупнейшей карстовой полости в Восточной Европе.

- Ну что? – деловито поинтересовался Сергей у измученного иностранца, – поехали за наковальней? Как думаешь – вдвоем унесем, или еще придется и водителя в долю брать?- Гюстав в ответ лишь болезненно морщился.

Возле огромного камня с выгравированной на нем надписью «Сказочная долина красных пещер» нас поджидал местный экскурсовод. Под его рассказ о 20-ти километрах уже известных залов и галерей, расположенных на шести уровнях в теле горы, о древних амфорах и неолитических стоянках, найденных там, о родовых святилищах и жертвоприношениях мы добрались до специально оборудованной площадки. Там нас экипировали теплыми куртками (в самой пещере довольно холодно) и по бетонной дорожке повели в подземелья.

Неожиданно меня начала бить крупная дрожь. Сергей хмуро покосился в мою сторону, подошел и приобнял за плечи. – Держись, мать! Ну, ты, что?! – «Что, я?» – я прекрасно понимала. Со всей ясностью, четкостью и определенностью я вдруг осознавала, что дико боюсь углубляться в эту пещеру. Страх пришел одномоментно, внезапно и не имел ничего общего с клаустрофобией. Не знаю, как и почему, но я совершенно четко почувствовала, что вступаю во владенья сил, разлучивших меня с Андреем, сил, которым я объявила войну, и которые знают об этом. Но главное, что я почувствовала, это масштаб противостояния. Даже не муравей и слон. Муравей на этом фоне показался бы гигантом, достигающим головой до небес. Тля, пылинка, молекула, пренебрежительно малая величина. Почему-то вспомнилась Галина. Представляю, какого ей было слушать меня, если она хотя бы приблизительно догадывалась о величии сил, которым я столь самонадеянно бросала вызов.

У меня буквально подкосились ноги, но в следующий момент наваждение вдруг растаяло как дым, и я вновь оказалась в совершенно безопасной, в чем-то даже уютной пещере на бетонной дорожке, огражденной для пущей безопасности высоким металлическим турникетом.

– Ну, тебя и колбасит, – увидев, что мне резко полегчало, облегченно вздохнул стоящий рядом Сергей, – говорил, надо похмелиться! Он завел меня на площадку, возвышающуюся над маленьким буквально метр на два подземным водоемчиком с прозрачной водой, и прислонил к перилам, что бы я смогла немого отдышаться, пока вся группа слушала бубнящего что-то свое экскурсовода. Я склонилась над водой, пытаясь внимательней рассмотреть что-то на дне, как вдруг дурнота накатила вновь, а поверхность озерца распахнулась как окно, за которым виднелся освященный факелами зал, какой-то мужик в тяжелом балахоне, злобно уставившийся на меня, но самое главное, стоящий возле него Андрей. – Андрей!!! – крикнула я, чуть было не перевалившись за ограждение. Мне даже показалось, что он услышал мой голос и рванулся ко мне, но тут жрец (или, кто он там был) высоко воздел руки и, похоже, выкрикнул какое-то заклинание. По крайней мере, мои глаза ослепила яркая вспышка, а в голове взорвался такой фонтан дикой боли, что я потеряла сознание.