Падший клинок - Гримвуд Джон. Страница 18
Госпожа Джульетта порывисто кивнула.
— Госпожа моя, еще не…
— Не смейте! — выкрикнула она. — Не смейте говорить, что я еще увижу Венецию. Что все делается ради общего блага. И то, что вы со мной…
Ее голос заглушили рыдания.
— А если это правда?
— Всеобщее благо? — выговорила сквозь слезы Джульетта.
— Нет. Вы покинете город, и вы вернетесь. И то и другое нелегко, но вернуться будет труднее… А сейчас задумайтесь о постели. Ваш дядя откажется предоставить вам стражников для ночной прогулки. Вы же знаете, они не двинутся с места без подписанного приказа.
— Я собираюсь не на прогулку, — возразила она. — Там всего сотня шагов. И стражники не его, а Марко.
— Однако вы все равно нуждаетесь в них.
— Нет, не нуждаюсь.
Алхимик уже открыл рот для возражений, но Джульетта продолжила:
— Я воспользуюсь проходом в часовню Девы.
Доктор Кроу казался потрясенным.
«Он не предполагал, что я знаю о проходе», — сообразила Джульетта. Очевидно, сам доктор знает о нем. А вот ей — не следовало.
— Дверь будет заперта.
— Вы сможете ее открыть.
— Госпожа моя…
— Или мне следует поведать всему Кипру, что вы режете трупы?
Джульетта не забыла, как алхимик лишил ее дара речи. Но если не считать того раза, сейчас девушка впервые видела его колдовство. Не принимать же за магию огонь, выпущенный из пальца? На такое способен любой фокусник на площади Сан-Марко.
Дверь находилась за гобеленом, в стене, примыкающей к базилике. Пока Джульетта следила за стражей, старый алхимик опустился на колени и потер руки. Потом приложил пальцы к пластине замка.
— Поторопитесь, — сердито прошептала она.
Послышался резкий щелчок, пружина освободила язычок, и он отошел назад. Доктор Кроу открыл дверь, прикоснулся к замку с противоположной стороны и что-то пробормотал.
— Захлопните ее, когда уйдете, — сказал он. — Замок запрется сам.
С этими словами он исчез. Шаркающие шаги, серый бархат и затхлый запах старика, которому некому стирать одежду.
Базилика Сан-Марко, самая роскошная за пределами Византии, считалась личной часовней герцога. Ее открывали в День всех святых и по большим праздникам, но в остальные дни доступ в нее имело только семейство Миллиони. Так повелось еще с той поры, когда Венеция была имперским городом, а на материке хранили верность императору Востока.
В те времена не существовало императора Запада. По крайней мере, такого, которого признавала Византия. Тогда императора Востока называли просто императором.Все изменилось, когда франки основали империю Тедески, [13]известную еще как Священная Римская империя. Франки — французы, а Тедески — германцы, так что госпожа Джульетта не очень понимала, как все получилось. Но отец Диомед любил пускать в ход розги, и девушка научилась не прерывать вопросами его уроки.
И вот Венеция, пойманная в ловушку между двумя могущественными правителями, стала хитрить и изворачиваться, поскольку только так могла сохранить свободу. Она выбрала святого, никак не связанного ни с папским престолом, ни с Тедески, ни с Византией, и заявила: отныне Венеция не отдает предпочтений никому и торгует со всеми.
Так и повелось.
Джульетту приветствовали все те же стеклянные звезды вокруг головы Богоматери и все та же мягкая улыбка. Девушка присела в реверансе и направилась к украшенному драгоценностями занавесу, скрывающему высокий алтарь от чужих взглядов. Джульетта надеялась отыскать отца Зенона, одного из немногих мамлюков, допущенных стать священником. Отец Зенон молод и всегда ей улыбается. Он выслушает и не станет перебивать. Но вместо него Джульетта встретила патриарха. Точнее, ее встретил патриарх Теодор.
— Дитя мое… — дребезжащий голос из темноты заставил ее подскочить. — Что ты делаешь здесь в такой час?
— Я… — она собиралась сказать, что ищет отца Зенона, но это бестактно и приведет к возможным домыслам. Не все ли равно, с каким священником она поговорит. К тому же Теодор — патриарх.
Если он ничего не знает…
— Взыскую помощи.
Старик огляделся, а потом улыбнулся.
— Ты нашла не самое плохое место, — согласился он. — А беспокойный ум не помышляет о часах.
Он взял масляную лампу, повернулся, и Джульетта обнаружила, что следует за ним в пространство за алтарем.
— Это…
— Здесь самое теплое место.
Девушка вошла в крошечную ризницу, которую никогда раньше не видела. Часть пола покрывал старый персидский ковер, на стене висело потрепанное знамя. А на сундуке со священническим облачением стоял золотой потир, украшенный изумрудами и рубинами. Чаша была выложена пластинками лазурита, по ободку бежали сапфиры. В ней лежало обручальное кольцо.
Джульетта сразу узнала его. С этим кольцом герцог Венеции каждый год сочетался браком с морем, чтобы успокоить воды и принести попутный ветер кораблям. С момента основания города обряд совершался ежегодно. Так говорил ее учитель.
— Сколько ему лет?
— А сколько лет топору, если тебе придется заменить рукоять и лезвие? Кольцо недавно чинили. А потир на моем веку сменил основание, ножку и большую часть камней. Оригиналам около шести столетий. Может, меньше. Записи о том, когда герцог впервые взял в жены море, определенно лгут.
Старик увидел, как потрясена Джульетта, и рассмеялся.
— О таком не говорят на уроках истории. Поведай, зачем ты здесь и почему воспользовалась тайным проходом? Я даже не подозревал, что тебе известна эта дверь.
— Я случайно нашла ее.
Она задумалась, почему он улыбается.
— Праздность угодна дьяволу. И, между нами, тетя Алекса и дядя Алонцо держали тебя в праздности дольше, чем следовало. Впрочем, девушка твоего возраста может открыть и что-нибудь похуже, чем потайную дверь.
На секунду Джульетте показалось, сейчас он наклонится и потреплет ее по голове. Но патриарх вздохнул и, поставив лампу рядом с потиром, огляделся в поисках стула.
— Итак, — он уселся, — поведай о своих тревогах.
Возможно, патриарх ожидал каких-то сомнений, связанных со свадьбой, Господь знает, их у Джульетты достаточно, или опасений, связанных с отъездом из Серениссимы. Их тоже немало. Но едва прозвучали несколько первых фраз, как улыбка патриарха и блеск в глазах исчезли. Под конец старик замер, как змея перед броском. Но он гневался не на Джульетту. Она поняла это, когда увидела, как патриарх изо всех сил старается улыбнуться ей.
— Позволь мне немного поразмыслить.
Джульетта не упомянула о синьоре Скарлет, суровой аббатисе и гусином пере. Вдруг доктор Кроу в самом деле навсегда украдет ее голос? Но и остальное было достаточно неприятно.
— Возможно, ты что-то неправильно поняла?
— Нет, — уверенно ответила она. — Приказы дяди Алонцо ясны. Как только родится наследник, я должна отравить мужа и править как регент, пока ребенок не подрастет и не станет править самостоятельно. А дядя будет сообщать мне, какие решения следует принять.
— И как ты?..
— Этим, — Джульетта достала два горшочка. Один маленький, второй еще меньше, с наперсток. — Здесь, — она указала на больший, — три сотни зерен яда.
— Чтобы убить мужа?
— Нет. Чтобы приучить к яду себя.
Она споткнулась на странном выражении доктора Кроу. Архиепископ Теодор, казалось, задумался. Может, в ее словах он услышал эхо слов алхимика. При встрече патриарх приветствовал доктора Кроу с холодной вежливостью. Но за этим, осознала Джульетта, крылась ненависть.
Она следила, как патриарх открывает меньший горшочек. Крышечка запечатана воском, внутри какая-то паста.
— Розовый бальзам для губ. Когда ты будешь уверена, что ребенок здоров, ты просто… — он изобразил, как намазывает бальзамом губы. — И примерно с неделю тепло встречаешь Януса?
Джульетта кивнула.
— Он действует медленно?
— Ложная чума… Я буду пробовать его еду, Элеонора — мою, а дегустатор — ее, — мрачно сказала Джульетта. — Я останусь здоровой, и никто не заподозрит яда. Особенно если буду сама ухаживать за Янусом.