Правила возвышения - Коу Дэвид. Страница 60

— Несомненно, Невил посвятил вас в учение Ина, — продолжал прелат.

— Да, отец прелат.

— Значит, вы знаете, что Ин ценит правду превыше всего. «Слово твое будет золотом, и дела твои будут отражением помыслов твоего сердца».

Тавис узнал фразу: четвертая заповедь Ина. Находись здесь отец, он непременно заметил бы, что данное высказывание стало бы первой заповедью, если бы Ин ценил правду превыше всего. Однако Тавис промолчал.

— Конечно же, сын мой, ты не хочешь предстать перед Ином с сердцем, отягощенным ложью. В Подземном Царстве тяжело приходится тем, кто скрывает правду.

— Да, отец прелат. Я в этом не сомневаюсь. — Тавис хорошо понимал, к чему клонит прелат, чего они добиваются от него. Он снова посмотрел прямо в глаза Андреасу и постарался стойко выдержать полный ненависти взгляд герцога. — Вы хотите, чтобы я признался в убийстве Бриенны.

— Мы хотим, чтобы ты обрел покой, — настойчиво сказал прелат. — Ты отнял у человека жизнь и должен ответить перед богом за свой поступок. Ужели ты хочешь предстать перед Ином не только убийцей, но еще и лжецом? Признайся во всем сейчас, и тогда твой путь в Подземное Царство станет легче.

— Я не могу сделать этого, — сказал Тавис, не сводя глаз с герцога. — Я не убивал Бриенну.

— Ты нагло лжешь! — вскричал Андреас. Он шагнул вперед и отвесил Тавису тяжелую оплеуху.

У Тависа зазвенело в ушах, и щека запылала. Он на мгновение задержал дыхание, пытаясь удержать подступившие к глазам слезы, и отвернул лицо в сторону, не смея вновь взглянуть в глаза герцогу.

— Опомнись, сын мой. — Мягкий голос прелата проливался в душу, словно целительный бальзам. — Прошу тебя Ты погубил свою жизнь зверским убийством и ложью. Не повторяй прежних ошибок, собираясь предстать перед лицом бога.

— Я не убивал, — повторил Тавис, зная, что последует дальше.

Он ударился головой о стену после страшного удара Андреаса. Колени у него подогнулись, но он с трудом удержал равновесие. Кровь потекла по лицу с разбитой скулы, куда пришелся удар герцога, и с виска, которым он ударился о стену. Больше всего на свете Тавису хотелось держаться мужественно, вынести все испытания так достойно, чтобы Бриенна, будь она жива, могла гордиться им, но он не сумел сдержать слез.

— Признавайся, трусливый ублюдок! — яростно прошипел Андреас.

Тавис подавил рыдание, но не ответил.

— Признавайся! — повторил герцог, вновь нанося мальчику сокрушительный удар по голове. Он приблизил свое лицо вплотную к лицу Тависа, по-прежнему прижимая кулак к его щеке. Тавис почувствовал запах винного перегара. — Признавайся, говорю тебе!

Прелат осторожно откашлялся:

— Господин герцог, я не уверен, что это…

— Ступайте прочь! — приказал Андреас, даже не взглянув на мужчину. — Вы выполнили свою миссию.

Наступила длинная пауза. Тавис не чувствовал ничего, кроме горячего дыхания герцога на своей щеке.

— Хорошо, — наконец сказал прелат. — Да спасет Ин твою душу, сын мой!

Казалось, мужчине потребовалась целая вечность, чтобы подняться по ступенькам и выйти из темницы. Все это время Андреас не шевелился и не отпуская узника. Тавису казалось, что его череп вот-вот расколется, словно стекло, под тяжелой рукой герцога и что последний именно этого и хочет.

Но когда тюремная дверь наконец открылась и потом захлопнулась за прелатом, Андреас отступил назад.

— Я рад, что ты отказал ему, — сказал герцог. Его лицо налилось кровью, во взгляде пылала безумная ненависть. — Мне приятно думать о вечных муках, которые ждут тебя в Подземном Царстве. Мне не терпелось услышать твое признание, но прелат сказал, что признание, вырванное под пыткой, не спасет твою душу после смерти. Поэтому он настаивал на том, чтобы я дал тебе возможность признаться добровольно. — Он пожал плечами. — Теперь, когда ты отказался сделать это, я вправе поступить с тобой, как мне угодно.

— Клянусь вам, милорд, я не убивал Бриенну.

Тавис и не предполагал, что столь тучный человек способен двигаться так быстро. Но он даже не успел проследить взглядом за молниеносным движением руки и сверкнувшим в воздухе лезвием, а меч уже полоснул его по плечу.

Мальчик закричал от боли, когда из раны хлынула кровь, пропитывая лохмотья, еще недавно бывшие праздничным платьем.

Герцог вытянул меч вперед, поднеся острие к самым глазам Тависа.

— Каждый следующий отрицательный ответ обернется кровью, — сказал он. — Каждая следующая ложь обернется болью.

— Но я говорю правду!

Снова сверкнуло лезвие, на сей раз полоснув по щеке. Тавис задохнулся. Его лицо горело, как будто кровь, стекавшая по подбородку и шее, была раскаленной лавой, извергнутой вулканом.

— Солги еще раз — и ты лишишься глаза.

— Когда мой отец увидит меня…

— Ах да, твой отец. — Герцог потряс головой. — Полагаю, твоего отца и его товарищей не скоро допустят сюда. Скорее всего в следующий раз они увидят тебя в день твоей казни.

Тавис закрыл глаза, и слезы снова потекли у него по лицу.

— Ты думал, что пятнышко крови, которое они нашли сегодня, поможет им добиться твоего освобождения?

Он не ответил, боясь навлечь на себя очередной удар любым своим словом.

Но даже молчание не спасло Тависа.

— Отвечай! — яростно потребовал герцог, приставив острие меча к уголку его глаза.

— Да, — выдохнул Тавис. — Я так думал.

Андреас отвел меч в сторону — по крайней мере на мгновение.

— Я в этом не сомневался. Похоже, твой отец тоже на это рассчитывал. — Он слабо улыбнулся и вновь потряс головой. — Та кровь ничего для меня не значит по сравнению с кровью на твоих руках и кинжале. — Он снова шагнул вперед и схватил Тависа за грудки. — Посмотри сюда! — Его голос отдался эхом от каменных стен темницы. — Посмотри! Твоя одежда до сих пор в крови моей дочери! И ты хочешь, чтобы я поверил в твою невиновность только потому, что твои друзья нашли каплю крови на ставне окна?

Тавис дрожал всем телом. Он отвел взгляд в сторону, потом опустил — лишь бы не видеть выражение глаз герцога.

— Хочешь, да?

Тавис кивнул и, вероятно, тем самым спас свой глаз. Лезвие снова полоснуло по лицу, но порез протянулся от уголка глаза до уха. Несмотря на кровь, заливавшую глаз, он еще видел. Слезы неудержимо струились по лицу, но Тавис не смел издать ни звука. Он стиснул зубы, ожидая следующего движения меча и спрашивая себя, чем он оскорбил богов, что они послали ему такое испытание.

— Ты считаешь меня жестоким, — сказал Андреас. Это прозвучало как утверждение, и Тавис почувствовал некоторое облегчение: по крайней мере от него не требовалось ответа. — Ты считаешь меня чудовищем, поскольку я нахожу удовольствие в возможности причинять тебе боль. Ты бы меня понял, если бы дожил до того, чтобы стать отцом.

«Я еще жив, — хотел сказать он. — Не говорите так, словно я уже умер». Но он промолчал.

Герцог снова поднял меч, но потом нахмурился и опустил руку.

— Мне следует быть поосторожнее, — сказал он. — Иначе ты умрешь от потери крови. Надо найти другой метод убеждения. Если ты не хочешь признаться сейчас.

Но Тавис по-прежнему молчал. Андреас подступил ближе, грубо схватил его левую руку и заломил мизинец назад.

— Отвечай! Ты признаешься?

— Нет, — сказал Тавис насколько мог мужественно. — Мне не в чем… — Он не договорил, завопив от страшной боли, когда герцог сломал ему палец.

Андреас взялся за безымянный:

— Осталось еще девять. Сколько пальцев нужно сломать, чтобы ты сказал мне то, что я хочу услышать?

— Вы хотите, чтобы я солгал?

Боль полыхнула в мозгу, подобно белому пламени. По-детски скуля, Тавис рухнул на пол, хотя герцог продолжал держать его руку. Он чувствовал на себе взгляд Андреаса, но не находил сил поднять глаза. Мгновение спустя мужчина отпустил руку мальчика и присел перед ним на корточки.

— Почему ты все отрицаешь? — спросил он почти ласково. — Ты уже должен бы понять, что запирательство не спасет тебя от казни, но просто продлит твои страдания.