Первый меч Бургундии - Зорич Александр. Страница 11
Эдвард не без гордости поднял правую ладонь. Дескать, вот она, героиня. После этой ценной подробности Карл почувствовал, что неодолимо устал. Устал внимать английскому бахвалу, словно Наташа Ростова - поручику Ржевскому, а потому дальнейшее почти не слушал, довольствуясь обрывками, которые пробивались сквозь нарастающий треск салата за ушами.
Таким вот образом - через салат и ганзейцев, куропаток и орлов, прованское масло и хрум-хрум-шквал, поддакивания Ричарда и участившиеся запинки Маргариты - Эдвард догонял неизбывно ускользающий из-под вопроса "Сколько времени?" узел, в котором прошлое кусает за пятки настоящее, которое становится прошлым и кусает за пятки будущее, успевшее перекраситься в настоящее и блеснуть пятками перед хрум-клац-прошлым, догонял и догнал наконец, припечатав: "Вот почему мы здесь и сейчас, снедаемые жаждой мщения, жаждой крови Ланкастеров и белокурых иблисов."
В этом эдвардовом "здесь и сейчас" скрестились абсолютный ноль пространства и абсолютный ноль времени и все англичане почувствовали себя неуютно, ибо устами короля только что была возвещена совершенная гностическая формула их бедствий. И лучше бы им было быть здесь не сейчас или сейчас не здесь. И если второму уравнению корень был прост - "свой дом", то первое настораживало, ибо в нём чудился подвох. И когда Ричард первым увидел в глазах Карла краешек тучи, а затем оценил материал, расцветку и размеры её, повисшей над головой Эдварда, он сказал себе "Ничего себе" и ещё "Буду королем".
Сердобольная Маргарита пустила слезу.
Пришел Коммин и привел с собой Жануария, который скромно сел на пол у ног Карла. Он здесь, мыслится, просто шут.
"Вспомнил. Салат называется брюссельским. А потому говна точно не выйдет. Много."
Карл выплюнул на тарелку крохотное конопляное семечко, чудом уцелевшее в кухарских жерновках для конопляных семечек.
- Рита, сердце мое, - начал Карл фальшивым фальцетом, - ты можешь передохнуть. А посредником в общении с твоим венценосным братом послужит нам кавалер Филипп де Коммин.
Маргарита тревожно посмотрела на Карла, перевела взгляд на грызущего ногти Жануария, на постную улыбку Коммина. На Эдварда она взглянуть не осмелилась и, кротко кивнув своему супругу, действительно отправилась передохнуть. В полной уверенности, что в её отсутствие произойдет нечто не столь непоправимое, сколь неповторимо таинственное, дивное и - наверняка - ужасное.
Стоило Маргарите исчезнуть за шелковой ширмой, скрывающей потайную дверь, которая уводила прочь из павильона в дом бургомистра Брюгге, где находилась временная резиденция герцога, стоило потайной двери, приоткрывшись, пустить по полу сквозняк, а, хлопнув, окончательно демаскировать себя, как герцог почувствовал себя свободнее.
- Крови Ланкастеров и белокурых ибисов? - переспросил Карл.
Эдвард кротко кивнул - словно бы жаждал не кровавой вендетты, а стакан молочка. Что же до несуразицы "ибисов"-"иблисов" - её никто не заметил.
- Но ведь это очень дорого, - лицемерно вздохнул Карл. - Вы ведь знаете, Ваше Величество, во сколько обходятся все эти десанты через Канал. Вы же сами два года назад пустили по миру пол-Англии, лишь бы сходить войной на Людовика. Вам повезло, что йомены заставили короля Франции оценить Вашу предприимчивость и возместить с лихвой расходы на то, чтобы его, Людовика, попужать. А то ведь могли ещё тогда разориться, а?
Эдвард посмотрел на Карла с бессильной неприязнью. Один из спутников Эдварда, отрекомендовавшийся, как помнилось Карлу, Брюсом из Гэллоуэя, спрятал улыбку. Ричард хмыкнул.
- На всё воля Зодиака, - развел руками Эдвард, принимая шпильку Карла в подушечку спорных онтологических истин.
Жануарий одобрительно захлопал в ладоши и показал Карлу рожки - разумея, надо полагать, зодиакальные знаки Овна, Тельца и Козерога разом. Карл показал ему в ответ "о'кей" из сомкнутых в очко указательного и большого пальцев. Разумея не то Деву, не то весь зодиакальный круг. Жануарий капитулировал, изобразив двумя ладонями крылатую душу, трепещущую в восторге преклонения перед карловой Софией.
Приободрившись попутной победой, Карл продолжал:
- Разорились бы, Ваше Величество, и безо всякого Зодиака. Это чересчур дорого - воевать без вдохновения. Сейчас, я понимаю, совсем другая ситуация. Вам насыпали перцу прямо под хвост, Вы вдохновлены жаждой мщенья, и достаточно мне предоставить в Ваше распоряжение известные финансы, немного людей и, главное, корабли, как через месяц Вы уже будете пить вино победы из черепа нечестивца Уорика. Поэтому Вы получите всё. Корабли, людей, финансы, - заложив столь крутой вираж, Карл склонил голову вперед и влево, словно бы выставляя правое ухо встречь переливам победных йоркских фанфар, льющихся из сотворенного им только что будущего.
- Есть! - Ричард услышал те же фанфары, что и Карл и, не удержавшись, щелкнул пальцами. - Есть!
Это были первые и последние значимые слова, услышанные Карлом от Ричарда. Потому что Эдвард мгновенно погасил вспышку ричардовой несдержанности, полоснув по нему взглядом сурового гувернера, и что-то коротко прошипел не по-английски. На просьбу Карла перевести Коммин только пожал плечами. Ричард же уронил голову на руки и разрыдался.
- А взамен? - спросил Эдвард, потеряв к брату всякий интерес. Эдвард и раньше слыхал о странных дипломатических ухватках Карла, но, встретившись с бургундской простотой лицом к лицу, был застигнут врасплох. А где же политический аукцион, где торги? Должен ведь герцог чего-то хотеть?
- Взамен? - Карл улыбнулся. - Взамен Вы станете моей Шахерезадой. Всего лишь на одну ночь.
Ричард поднял на Карла совершенно сухие глаза, добела раскаленные ревностью.
В ту же ночь Филипп де Коммин бежал. Бежал прочь, оставив за спиной Брюгге, нажравшийся впрок до Четвертого Ледникового периода.
Сквозь пьяный храп город разил перегаром до самого Кале, то и дело шипела среди облаков хвостатая шутиха, Коммин вздрагивал и ускорял шаг. Топь с подсасывающим чваком смаковала подошвы его сапог. Коммин шел на службу к французскому королю, которой некогда побрезговал Луи. В этом Коммин был глупее. Коммин уходил от Карла, уходил, чтобы совершить ту самую государственную измену, по обвинению в которой Коммина ожидали меч, грушевая колода, корзина. И в этом Коммин был умнее.
Ему, второму из трех действительных членов бургундского политбюро (первым некогда был Луи, третьим - Жануарий), не требовалось ни иезуитского нюха, ни анализа, ни механического мышления, чтобы увидеть огненную стену. И увидеть её не чем-нибудь, а третьим глазом. Значит, он уже там, за запретной чертой. Сегодня он заступил за неё, вернее, его загнали.
Будь Эдвард и Карл полиглотами, будь они кровными врагами, любовниками, блаженными или детьми, они смогли бы понять друг друга и так, без толмача, который обречен внимать им, слушать и слышать их и, о ужас, запоминать.
Вот почему, рацвечивая свои мемуары и восковыми мелками, и пастелью, и голографической пылью, Коммин врисует ещё и это:
"Нет, определенно государям вредит встречаться друг с другом лично. Но если уж Провидение обрекает их на встречу, все слова должны быть сказаны промеж ними с глазу на глаз. И коль скоро ведомо, что, к первому примеру, норвежский король не знает языка кастильского государя и обратное столь же верно, им потребуются переводчики. Ко второму примеру, они будут говорить отнюдь не о благочестии, а о тайнах государственной вражды и дружбы. Потому переводчиков следовало бы незамедлительно после переговоров казнить, как то в обычае у Турка, дабы тайны оставались тайнами. Но поскольку, первое, вслед за такими случаями вскоре любой откажет своему суверену и в знании родного языка, не то что иноземного, а, второе, нету добра в убийстве невинных, я вижу выход вот в чём. При любом европейском дворе следует собирать разного рода одержимых, склонных вещать словно бы из сна, вроде тех, которых некогда было вынуждено помиловать духовенство в Аррасе по требованию посланцев герцога Филиппа. Отбирать из них тех, кто способен повторить слышанное на чужом языке, но лишь единожды, то есть теряя сразу вслед за translatio [8] память о сказанном. И пусть они служат переводчиками при всех особо важных переговорах. Таких одержимых я назвал бы вещими толмачами."