Лесная обитель - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 57

Путешествие в южную часть страны доставило Гаю огромное удовольствие. Всю дорогу он думал об Эйлан, о Синрике, с которым они могли бы стать друзьями, но волею обстоятельств оказались во враждующих лагерях. Весна наступала стремительно, как армия завоевателей; установилась прекрасная погода. По утрам было ясно и свежо, и Гай каждый раз радовался тому, что тепло оделся в дорогу. Днем ярко светило солнце, прогревая воздух и землю. Лишь к вечеру иногда капал ласковый дождь. Клотин оказал Гаю радушный прием, и хотя юноша понимал, что британец делает это, чтобы угодить представителю могущественного Рима, он тем не менее был благодарен хозяину дома. Гвенна собиралась выйти замуж, и в данный момент гостила у родителей жениха, так что Гаю в этот приезд никто не докучал.

Поместье Клотина оказалось прекрасным местом для отдыха. Кормили гостя вкусно и сытно. У Клотина была еще одна дочь, девочка лет двенадцати, и Гай, как ни странно, в ее обществе чувствовал себя уютно и раскованно. Он даже решился рассказать ей о том, что отец пытается устроить его брак с девушкой, которую он ни разу в жизни не видел, и младшая дочь Клотина с сочувствием отнеслась к его тревогам. Гай видел, что она готова и к более активным действиям, чтобы утешить его, однако на память пришли слова отца – и, по мнению Гая, очень своевременно – о том, что не следует обременять себя интимными отношениями с британками. Если девушка и пыталась завлечь его, Гай делал вид, что не замечает ее безмолвных намеков.

Ему нужна была только Эйлан, но он не видел возможности встретиться с ней и лишь молил в душе, сам не зная кого, – очевидно, Венеру, – помочь ему. По ночам он спал беспокойно, прижимая к себе одеяла, и, пробуждаясь со стоном, понимал, что ему опять снилась Эйлан.

«Я люблю ее, – чуть ли не рыдая от жалости к самому себе, шептал он в безнадежном отчаянии. – У меня и в мыслях нет соблазнить и бросить ее. Я был бы счастлив жениться на ней, если бы смог добиться на то соизволения людей, которые почему-то решили, что имеют право распоряжаться нашими жизнями». В конце концов, ему уже двадцать три года и он офицер легиона, хотя чин его пока не так высок. Если сейчас его не считают достаточно взрослым и самостоятельным, чтобы избрать себе супругу, в каком же возрасте ему будет дозволено сделать это?

В один из дней Гай сказал Клотину, что едет поохотиться, сел на коня и отправился на прогулку. Вскоре неожиданно для самого себя он оказался у того места, где стояли обгорелые стены, – все, что осталось от дома Бендейджида. Значит, где-то поблизости находится и Лесная обитель, подумал Гай. Он вспомнил, как лежал на дне кабаньей ямы, и сразу же почувствовал ноющую боль в ноге. Именно тогда он впервые увидел Эйлан. Казалось, с того дня прошла целая вечность.

«Надо уезжать отсюда… – вдруг решил он. – Здесь каждое дерево, каждый камешек навевают горестные воспоминания». Гай не представлял, как тяжело ему будет видеть места, где он нашел свою любовь. В Деве он время от времени встречал Арданоса и при этом не испытывал никаких страданий. Может, ему стоит проехать дальше на юг, навестить родственников матери. Мацеллий, конечно, не одобрит его поступка, но у него сейчас не было желания угождать отцу.

Вечером они сидели с Клотином у очага, и Гай сообщил хозяину дома о своем намерении. Клотин стал уговаривать римлянина погостить еще пару дней.

– Скоро Белтейн. На дорогах сейчас полно всякого народа, – заметил он. – Подожди, пока все съедутся на праздник. Тогда ты сможешь путешествовать спокойно.

– Людей я не боюсь. Но, возможно, мне не следует ехать в форме легионера, – ответил Гай. – В одежде британца я буду привлекать меньше внимания и доберусь быстрее.

– Это верно, – кисло усмехнулся Клотин. – Ты ведь в некотором смысле британец. Думаю, я смогу подобрать для тебя подходящий наряд.

На следующее утро слуга Клотина принес Гаю рыжевато-коричневые штаны и зеленую тунику. Одежда была из добротной материи, чистая, хорошо пошита. Вид у нее был не особо роскошный, но Гаю наряд пришелся как раз впору. Клотин также дал ему широкий темно-коричневый плащ из плотной шерсти.

– По ночам еще холодно, юноша, – сказал он. – Возьми плащ, не пожалеешь.

Гай облачился в новый наряд и стал похож на истинного британца.

– В этом одеянии ты уже не Гай Мацеллий Север. – Клотин рассматривал его каким-то странным взглядом. Гай ухмыльнулся.

– Кажется, я говорил тебе, что мать звала меня Гауэном. Сейчас я и есть Гауэн, пусть меня так и зовут.

Клотин поспешил заметить, что в британской одежде Гай смотрится замечательно, но юноша чувствовал, что хозяину дома он больше нравится в облачении римского аристократа.

– Если я попаду на праздник, в этом наряде меня все будут принимать за обычного британца, – продолжал Гай. – Сообщи, пожалуй, Мацеллию, что я на время путешествия изменил внешность! – Гай догадывался, что отец не обрадуется такому известию. Но, возможно, Мацеллий будет меньше сердиться, если убедить его, что цель этого путешествия – собрать сведения о настроениях местных жителей.

В день праздника костров Эйлан проснулась со странным ощущением, что где-то совсем рядом находится Гай. «Наверное, – размышляла девушка, – он сейчас думает обо мне». Ведь сегодня Белтейн, а их самые памятные встречи случались именно во время праздника костров. Ничего удивительного в том, что она вспомнила его в этот день, когда сердца всех мужчин и женщин открываются для любви.

Здесь, под священным кровом Дома Девушек, ей не следует думать о подобных вещах. Во всяком случае, она должна относиться к человеческим страстям с благосклонной отрешенностью, ведь жрицы не подвержены плотским желаниям. Зимой ей легче удавалось следовать этому правилу. Ей казалось, что пылкие прикосновения друида Мерлина, который явился ей во время испытаний, отметили ее тело и душу пламенем очищения, священным, как огонь алтаря, и поэтому обет целомудрия – не такая уж великая жертва для нее.

Но теперь, когда стали пробуждаться деревья, распускаться почки, Эйлан охватили сомнения. Когда она вспоминала свое видение, у нее начинало пылать все тело, а по ночам ей снилось, что она лежит в объятиях возлюбленного, который иногда оказывался Мерлином, иногда Гаем, а порой это был какой-то незнакомец, и глаза его светились царским величием. «У меня тело девственницы, – вдруг подумала Эйлан, – но в душе я уже не невинна. Великая Богиня, скажи, как мне жить с этой сладостной болью?»

– Эйлан, сегодня ты помогаешь Лианнон готовиться к вечерней церемонии? – Голос Миллин вывел девушку из задумчивости. Эйлан покачала головой. – Тогда, может, пойдешь с нами посмотреть на праздник? Тебе это не повредит. Подышишь свежим воздухом.

Как выяснилось, говоря «с нами», Миллин имела в виду себя и Сенару, которая была счастлива, что ее взяли на прогулку. Стояло ослепительно яркое бодрящее утро; живая изгородь сияла белыми цветами боярышника, словно солнце светило прямо из его ветвей. Всюду толпился народ. За месяцы, проведенные в уединении, Эйлан отвыкла от шума и суеты, и теперь все ее тело сотрясала дрожь. Надо же, как скоро тишина и поной стали для нее жизненной необходимостью, а может, она так сильно изменилась после обряда посвящения в жрицы? Эйлан всегда чувствовала себя неуютно в толпе, но сейчас ей казалось, будто с нее содрали кожу.

А Сенара была в отличном настроении. Она шла между девушками, с восторгом разглядывая все, что встречалось на пути: прилавок с круглыми головками сыра, стол, на котором переливались украшения из стекла, и цветы, целое море цветов.

Последний раз Эйлан видела такое скопление народа год назад, когда она вновь повстречалась с Гаем на празднике костров. Люди распихивали друг друга локтями, хохотали, ели, пили. Казалось, что на площади собрались все жители Британии и даже все население близлежащих островов, что здесь есть представители всех ремесел и искусств, какие только существуют на свете, от пекарей до канатоходцев.