Бувар и Пекюше - Флобер Гюстав. Страница 18

Зелёные овраги прорезали крутой морской берег, состоявший из мягкой бурой породы, которая, отвердев, превратилась в нижних пластах в серую каменную стену. По ней беспрестанно стекали струйки воды, а вдалеке ревело море. По временам шум моря затихал, и тогда слышалось только журчание ручьев.

Друзья то скользили по мокрым водорослям, то перепрыгивали через ямы. Бувар сел на песок у самой воды и загляделся на волны, ни о чём не думая, завороженный, обессиленный. Пекюше увлёк его обратно, чтобы показать аммонит, вросший в скалу, точно алмаз — в жильную породу. Они обломали себе ногти — без инструмента нельзя было извлечь аммонит; к тому же надвигались сумерки. Небо окрасилось багрянцем, на пляж легла тень. Между чёрными водорослями стояли лужи воды. Море наступало на берег, пора было возвращаться.

На следующий день Бувар и Пекюше поднялись на заре и, вооружившись киркою и ломом, попробовали извлечь окаменелость; наконец, оболочка её треснула. Это был ammonites nodosus, обломанный по краям, зато весом не менее шестнадцати фунтов.

— Мы должны преподнести этот экземпляр Дюмушелю! — воскликнул Пекюше в полном восторге.

Друзья нашли, кроме того, губки, теребратулы, касаток, но крокодила как не бывало! Взамен они пытались отыскать хотя бы позвоночник гиппопотама или ихтиозавра, любую окаменелость, дошедшую до нас со времён потопа, и вдруг заметили в скале, на высоте человеческого роста, остов гигантской рыбы.

Стали совещаться, как бы достать его, не повредив.

Было решено, что Бувар высвободит окаменелость сверху, а Пекюше постарается разрушить скалу снизу, чтобы остов мог опуститься плавно, в полной сохранности.

Приостановив работу, чтобы передохнуть, они заметили у себя над головой таможенного досмотрщика в плаще — он грозно махал им рукой.

— В чём дело? Оставь нас в покое!

И они снова принялись за дело; Бувар стоял на цыпочках и колотил скалу мотыгой; Пекюше, согнувшись в три погибели, долбил её ломом.

Таможенник появился ниже, в овраге, и ещё энергичнее замахал руками. Друзьям было не до него. Окаменелость выступила из-под слоя земли, и вся глыба вздрагивала, кренилась, — вот-вот соскользнёт вниз.

Неожиданно перед ними вырос другой человек с саблей на боку.

— Прошу предъявить паспорта!

Это был сельский стражник в дозоре; тут же подбежал и таможенник, спустившийся на пляж по расщелине.

— Задержите их, папаша Морен! Не то обрушится вся скала!

— Мы же копаем с научной целью! — возразил Пекюше.

В эту самую минуту огромная глыба рухнула, да так близко от них, что всех четверых чуть не завалило.

Когда пыль рассеялась, друзья обнаружили, что это не остов рыбы, а корабельная мачта; она рассыпалась в прах под сапогом таможенника.

— Мы не делали ничего дурного, — проговорил Бувар со вздохом.

— Ничего нельзя копать на территории Инженерного ведомства, — заявил стражник. — Да и кто вы такие? Я должен составить протокол.

Пекюше заупрямился, стал жаловаться на несправедливость.

— Никаких разговоров! Следуйте за мной!

Едва они вошли в гавань, как за ними увязалась толпа мальчишек. Бувар, красный, как рак, старался держаться с достоинством; Пекюше, бледный, метал кругом яростные взгляды; по правде сказать, оба незнакомца с камушками в носовых платках имели весьма подозрительный вид. Бувара и Пекюше провели на постоялый двор, хозяин которого, стоя на пороге, преграждал доступ любопытным. Тут явился каменщик и потребовал свои инструменты. Друзьям пришлось заплатить за них — новые убытки! А стражник всё не возвращался! Почему? Наконец какой-то господин с крестом Почётного легиона на груди отпустил их, и они ушли, сообщив свои фамилии, имена, место жительства и пообещав быть впредь осмотрительнее.

Помимо паспортов, им не хватало ещё многого другого, и, прежде чем приступить к новым изысканиям, они просмотрели Спутник путешественника-геолога, составленный Буэ. Главное для геолога — иметь добротный солдатский ранец, землемерную цепь, напильник, щипцы, компас и три молотка за поясом, скрытых под сюртуком, чтобы «не привлекать внимания странным видом, чего следует избегать в пути». В качестве палки Пекюше выбрал, не колеблясь, обычную туристскую палку шести футов длиною, с большим железным наконечником. Бувар предпочёл трость-зонтик со съёмным набалдашником. Друзья не забыли также крепких башмаков с гетрами, двух пар подтяжек «на случай испарины», и, хотя не рекомендуется «появляться всюду в картузе», они решили не тратиться на «складные шляпы Жибюса, названные так по фамилии их изобретателя».

В том же труде были изложены правила поведения: «Знать язык страны, которую вы собираетесь посетить», — они знали этот язык. «Скромно держать себя» — такова была их привычка. «Не иметь при себе лишних денег» — ну, это проще простого. И «выдавать себя за инженера» во избежание возможных неприятностей.

— Что ж, станем инженерами!

Подготовившись таким образом, они начали совершать долгие походы, отлучались нередко на целую неделю, проводили жизнь на воздухе.

Иной раз они замечали в расщелине, на берегу Орны, среди тополей и вереска, покатые грани утёсов, или же впадали в уныние, не видя на пути ничего, кроме пластов глины. Их привлекала не красота пейзажа с его перспективой и далями, не листва деревьев, шелестевшая под порывами ветра, а то, что было скрыто от глаз, что находилось в глубине, под землёй; каждый холм казался им лишним доказательством всемирного потопа. Эта мания вскоре сменилась другой — увлечением эрратическими валунами. Крупные камни, одиноко торчавшие среди поля, остались, по всей вероятности, от ледникового периода, и друзья без устали разыскивали морены и ракушечники.

Бувар и Пекюше были так странно наряжены, что их принимали за разносчиков; в ответ они выдавали себя за «инженеров» и сами пугались своих слов: ведь присвоение чужого звания могло навлечь на них неприятности.

К концу дня они изнемогали под тяжестью образцов, но отважно несли их до дому. Окаменелостями были загромождены ступени лестницы, комнаты, зала, кухня, и Жермена плакалась на обилие пыли.

Нелегко было определять названия горных пород, чтобы затем наклеивать на них ярлыки; из-за разнообразия окраски и строения они путали глину с мергелем, гранит с гнейсом, кварц с известняком.

Да и сама терминология их раздражала. К чему названия девонский, кембрийский, юрский, как будто породы, обозначаемые этими словами, находятся только в Девоншире, близ Кембриджа и в горах Юра? Невозможно разобраться в этой путанице; то, что для одних геологов — система, для других — ярус, а для третьих — попросту слой. Напластования смешиваются, переплетаются; к тому же Омалиус д’Алуа предупреждает, что геологической классификации вообще не следует доверять.

Это заявление их успокоило, и, найдя известняки с полипняком в Канской равнине, глинистые сланцы в Балеруа, каолин в Сен-Блезе, оолит во всём краю и обнаружив каменный уголь в Картиньи, ртуть в Шапель-ан-Жюже, близ Сен-Ло, друзья решили совершить дальнюю экскурсию, а именно — съездить в Гавр, чтобы изучить кварц, пироморфит и киммериджскую глину.

Сойдя с парохода, они спросили, как пройти к маякам; оказалось, что на этой дороге случился обвал и идти туда небезопасно.

Тут к Бувару и Пекюше подошёл владелец каретного заведения и предложил им совершить прогулки по окрестностям: Ингувиль, Октевиль, Фекан, Лильбон и, «если пожелаете, даже в Рим».

Цены он назначил баснословные, но название Фекан поразило друзей; ведь если сделать небольшой крюк, можно посетить Этрета, и они сели в дилижанс, чтобы отправиться сначала в наиболее отдалённый пункт — в Фекан.

В дилижансе Бувар и Пекюше, разговорившись с тремя крестьянками, двумя пожилыми женщинами и семинаристом, храбро выдали себя за инженеров.

Дилижанс остановился возле гавани. Друзья направились к скалистому берегу и пять минут спустя уже осторожно пробирались по самому его краю в обход небольшого заливчика. Затем они увидели вход в глубокую пещеру, очень светлую, гулкую; своими высокими колоннами и ковром водорослей, покрывавшим камни, она напоминала церковь.