Сияние луны - Герн Лайан. Страница 28

С тех пор Хироши приходил к ней каждый день и рассказывал о настроениях воинов, передавал шутки, шепот, праздные разговоры мужчин, которым нечем заняться. Каэдэ решила пока ничего не предпринимать, но доложить Такео, когда он вернется.

Началась жара, погода стояла слишком знойная, чтобы выезжать в поля. Поскольку Каэдэ не могла принимать решения и со дня на день ожидала приезда мужа, она проводила все время на коленях у лакированного письменного стола и копировала записи о Племени. Двери дома были всегда открыты малейшему дуновению бриза, насекомые оглушительно жужжали. Окна ее излюбленной комнаты выходили на пруды и водопад, сквозь кусты азалий виднелась чайная. Каждое утро Каэдэ надеялась, что вечером заварит там чай для Такео. Напрасно. Иногда к пруду подлетали зимородки, привлекая внимание сине-оранжевой раскраской. Однажды снаружи веранды опустилась цапля: знак возвращения Такео. Он не вернулся даже в тот день.

Каэдэ никому не дозволяла смотреть, что пишет, поскольку понимала, насколько важны эти записи. Открытия Шигеру просто потрясали: наверное, у него был шпион в Племени. Каждый вечер она прятала оригинал и копии в разных местах и старалась запомнить как можно больше наизусть. Каэдэ стала одержима идеей существования тайной сети, повсюду искала тому подтверждения, никому не доверяла, хотя Такео по прибытии в Маруяму первым делом очистил дом от людей Племени. Ей не давало покоя их могущество – как можно от них скрыться? И тут она подумала, что Племя уже настигло Такео, и он лежит где-то мертвый, покинув ее навсегда.

«Он прав, – размышляла Каэдэ. – Их всех нужно уничтожить, искоренить, мы обязаны это сделать. Если мы не расправимся с ними, они расправятся с нами».

В памяти часто возникали образы Шизуки и Муто Кенжи. Каэдэ сожалела, что вверила свою жизнь женщине, которая наверняка доложила обо всем Племени. А ей казалось, будто эти люди искренне любят ее… Неужели все обман? Они едва не погибли вместе в замке Инуямы, но не стали друг другу ближе. Каэдэ чувствовала, что Шизука предала ее, и в то же время скучала по ее поддержке.

Начались месячные, принеся очередное огорчение и недельное затворничество. Даже Хироши не навещал госпожу. Когда копирование записей подошло к концу, девушке стало совсем неспокойно. Прошел Фестиваль Мертвых, разбередив в душе горечь по усопшим. Восстановление резиденции длилось все лето и теперь закончилось, однако прекрасные комнаты пустовали.

Как-то утром Хироши спросил:

– Почему ваша сестра не живет с нами?

– Может, съездим ко мне домой, заберем ее? – вырвалось у Каэдэ.

Целую неделю висели свинцовые тучи, предвещая тайфун, но небо вдруг прояснилось, и жара спала. Ночью наступала долгожданная прохлада: идеальное время для путешествий. Сугита пытался разубедить ее, и даже равнодушные старейшины отговаривали отправляться в путь. Каэдэ никого не слушала. Если Такео вернется в Маруяму раньше нее, пусть выезжает навстречу. Дорога отвлечет от тревог.

– Мы можем послать за вашими сестрами людей, – предложил Сугита. – Замечательная идея. Я лично сопровожу их.

– Я хочу осмотреть имение, – ответила Каэдэ. Вбив себе в голову мысль, она не собиралась отступать. – Я не говорила со своим народом с тех пор, как вышла замуж. Давно надо было съездить: проверить земли, проследить за сбором урожая.

Девушка не назвала Сутите истинную причину. Она поедет к священным пещерам Ширакавы, выпьет речной воды и помолится богам, чтобы ей послали ребенка.

– Меня не будет всего несколько дней.

– Боюсь, ваш муж это не одобрит.

– Он доверяет моему мнению во всем, – ответила Каэдэ. – И потом разве госпожа Наоми не имела обыкновение путешествовать одна?

Сугита привык получать приказы от прекрасного пола, поэтому сумел справиться с дурным предчувствием. Каэдэ выбрала в сопровождение Амано и отряд людей, приехавших вместе с ней из Тераямы. После недолгих раздумий она решила не брать женщин, даже Майами. Надо было добраться быстро, верхом, без церемоний и почестей, с которыми придется мириться, если путешествовать открыто. Майами сначала умоляла ее, затем дулась, но Каэдэ была непреклонна.

Каэдэ отказалась от паланкина, решив ехать на Раку. Перед отъездом она собиралась спрятать копию записей под полом чайной, но в конце концов сочла лучшим забрать с собой оба варианта, подумывая скрыть оригинал в доме Ширакавы. После долгих уговоров Хироши разрешили присоединиться к ним. Он должен был ехать справа от Каэдэ и глаз не спускать с коробок. В последний момент девушка взяла меч, подаренный Такео.

Амано убедил Хироши не таскать с собой тяжелый меч отца, но мальчик все-таки прихватил кинжал и лук. Он сел на маленького чалого коня из отцовской конюшни, который выкидывал номера весь первый день, доставляя воинам немало забавы. Дважды он резко разворачивался и галопом скакал обратно домой. Хироши едва справлялся с упрямцем и пригонял его обратно, кипя от ярости, но не теряя решимости.

– Это красивое создание еще зелено, – заметил Амано. – А ты его напрягаешь. Расслабься.

Амано взял Хироши под присмотр, конь угомонился и на второй день уже не доставлял хлопот. Каэдэ была счастлива оказаться в пути, хотя бы на время забыть дурные мысли. Погода стояла прекрасная, кругом созрел урожай, воины ободрились в надежде увидеть свои дома и семьи. Хироши был хорошим спутником и рассказывал о землях, мимо которых они проезжали.

– Жаль, мой отец не научил меня столь многому, как тебя, – отметила Каэдэ, восторгаясь его знаниям. – В твоем возрасте я была заложницей в замке Ногучи.

– Он заставлял меня заниматься все время. Не давал ни минуты передышки.

– Жизнь так коротка и хрупка, – вздохнула Каэдэ. – Возможно, он чувствовал, что не увидит тебя взрослым.

Хироши кивнул и замолчал.

«Мальчик наверняка скучает по отцу, хотя и не подает вида, – думала Каэдэ. – Я воспитаю своих детей так же: девочки, как и мальчики, будут образованными и сильными».

Утром третьего дня они пересекли Белую реку – границу Ширакавы – и вошли на территорию владений Каэдэ, с легкостью преодолев мелкую реку вброд. Быстрая белая вода бурлила меж камней. Там не было пропускного поста: земли всегда находились вне власти основных кланов, а хозяева небольших поместий не ссорились друг с другом. Обычно семьи воинов присягали Кумамото или Маруяме, но не переезжали в города-замки, предпочитая вести хозяйство на собственной земле, где практически не платили налога.

– Никогда раньше не бывал в Ширакаве, – признался Хироши. – Для меня это самый дальний путь из Маруямы.

– Значит, теперь моя очередь давать наставления, – сказала Каэдэ и принялась показывать местность. – Позже я отведу тебя к истоку реки и к великим пещерам, только тебе придется подождать снаружи.

– Почему? – огорчился он.

– Это священное место для женщин. Ни одному мужчине не дозволяется ступать туда.

Каэдэ не терпелось вернуться домой, и она не останавливалась по пути, хотя все подмечала: состояние земель, зрелость урожая, упитанность быков и детей. По сравнению с предыдущим годом, когда она приехала сюда с Шизукой, дела пошли в гору, однако сохранилось достаточно следов бедности и запустения.

«Я бросила их, – подумала Каэдэ с чувством вины. – Давно надо было приехать». В памяти возникло неотложное бегство в Тераяму по весне – тогда она была словно околдованная.

Амано послал двух человек вперед. У ворот ждал главный вассал домена Шойи Киеси. Он поприветствовал госпожу с удивлением и некой прохладой. Женщины дома выстроились в саду, но среди них не было ни сестер, ни Аямэ.

Раку заржал, повернув голову к конюшням и лугам, где бегал зимой. Амано помог Каэдэ спешиться.

Хироши соскользнул со спины чалого, который попытался лягнуть ближайшую лошадь.

– Где мои сестры? – спросила Каэдэ, не поздоровавшись с остальными.

Все молчали. С камфарного дерева за воротами кричал сорокопут.

– Госпожа Ширакава… – начал Шойи. Она метнулась к нему: