Заложник удачи - Русанов Владислав Адольфович. Страница 18

— Вот что я задумал, пан рыцарь… — словно подслушал его мысли заречанин. — Только смеяться не вздумай, а то…

«Неужто и взаправду в монастырь собрался? Быть такого не может! Удачливый малый, любимец хэвры… Да ни за что!»

— Нет, погоди-ка, сладкая бузина. Знаю я вас, панов и панычей, давай так договоримся — я дружка твоего Яроша пальцем не трону, а ты мне поможешь осуществить задумку мою. Годится?

— А что за задумка-то? — нахмурился Годимир. — Мало ли что ты решил?

— Я ж тебе сказал, пан рыцарь, с грабежами покончено. Погляди, мы и Гнилушки-то не потормошили нисколечко. Так выпороли вчерась, а вернее, нынче ночью, по моему приказу дюжину кметей. Так то для острастки. Думаю, кто-кто, а ты, пан рыцарь, возражать не станешь.

Словинец тайком потер ноющие ребра и решил, что будет последним, кто попытается спасти гнилушчан от заслуженной порки.

— Что за дело-то? Как я могу тебе помочь? Что у меня есть, кроме рук и меча?

— А это я тебе, пан рыцарь, расскажу… — начал было Сыдор, но тут Будигост (или Будимил?) почтительно доложил, что снеданок готов, и вожак, многозначительно подняв кверху палец со следом свежей глубокой царапины, заявил, что Господь велел с утра пораньше сил набираться, а не на ночь брюхо набивать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

КОРОЛЬ ВСЕГО ЗАРЕЧЬЯ

Будимил (или Будигост) притащил котелок, над которым поднимался ароматный пар. Тут тебе и укроп, и дикий лук, и зеленые стрелки чеснока. Да и сварено не на костях старой коровы, пожалуй, а на молодой курице или парочке голубей. Впрочем, голубей в Гнилушках Годимир не видел. Значит, курочка.

Втянув ноздрями запах похлебки, словинец вдруг вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего утра. В животе громко заурчало. Просто до неприличия громко…

— Эге, пан рыцарь! — улыбнулся в тридцать два зуба Сыдор. — Голодный, небось? Ничего, мы сейчас, сладкая бузина, пир горой закатим!

Он дернул за рукав одного из близнецов:

— Эй, Будимил…

— Будигост я…

— Да мне без разницы! Будигост, зови мэтра!

— Это мы бегом! — пробасил разбойник и нырнул за угол ближнего овина.

Сыдор потянулся и крикнул через плечо в темноту шатра:

— Аделия! Звездочка моя! Просыпайся!

Из-под полога послышалось недовольное мычание.

— Все привычки придворные вывести не можем… — чуть виновато пояснил главарь. И повысил голос: — Аделия! Голодной останешься!

Вновь капризный возглас.

— Аделия! — Сыдор, смутившись, глянул на Годимира. Развел руками — мол, что поделаешь? Прикрикнул: — Отшлепаю!

— Еще чего… — Из шатра появились сперва подошвы сапог. Маленьких, изящных. После ноги, потом…

Рыцарь сглотнул и отвел взгляд.

По серому, совсем не летнему небу ползли низкие тучи. Не иначе, к полудню снова дождь пойдет. Не хорошо это. Сено погниет в стогах и в валках. Рожь с пшеницей не вызреют, как положено, а то и вовсе полягут. Того и гляди начнется голод, а там — мор, разруха, смута…

— Эй, пан рыцарь, чего там увидал, сладкая бузина?

— Да на дождь тучи заходят… — Словинец подергал себя за ус.

— И что с того? — Аделия застегивала дублет. Улыбка играла на губах, волосы рассыпались по плечам, опускаясь ниже лопаток. Над левым ухом торчала суставчатая соломина.

— Да ничего. Надоело просто.

— Подумаешь, надоело! — Королевна презрительно выпятила нижнюю губу. — Большего горя не было бы. Тоже мне, дождик им помешал!

— Тихо, моя звездочка! — Сыдор приобнял ее за плечи. — В самом деле, надоела эта мокреть — сил нет. Кольчуги ржавеют, кони скоро болеть начнут. Как ни крути, а прав пан рыцарь, сладкая бузина.

— А я, значит, не права? — Аделия нахмурилась, попыталась оттолкнуть главаря разбойников.

— Перестань. И ты права, звездочка моя.

— И я права, и он прав? Это как?

Годимиру захотелось встать и уйти. Создается впечатление, что присутствуешь на семейном скандале. Зачем им лишняя пара глаз и ушей? Пусть ругаются сколько хотят. Как это в народе говорят? Милые бранятся — только тешатся.

— Нет, ты скажи, Сыдор? Почему это вдруг все вокруг тебя правы? Что случилось? — Девушка отодвигалась понемножку от заречанина, а тот, не отпуская ее плечи, придвигался следом. Еще чуть-чуть, и сделают полный оборот вокруг костра.

— А просто хочется мне так, сладкая бузина! — улыбался в усы лесной молодец. — И ты права, звездочка моя, и пан рыцарь прав, и я прав, и… вот мэтр Вукаш идет, так он тоже прав!

— Это с какой стороны поглядеть, пан Сыдор! — К ним приблизился сопровождаемый Будигостом (в этот раз без ошибки — Годимир помнил, как тот сам себя назвал, отправляясь выполнять поручение предводителя) невысокий человек в простом зипуне и темно-синем застиранном куколе. От любого добропорядочного мещанина или купца он отличался лишь сапогами, приспособленными для верховой езды.

— А, мэтр Вукаш! — обрадовался Сыдор. — Присаживайся к нашему столу. Перекусим, чем Господь послал. А можем и по чарочке. Будимил!

— Будигост я…

— Да знаю, знаю, сладкая бузина. Я не тебе, а братцу твоему… Слышь, Будимил, бражки разыщи нам по чуть-чуть. Не пьянства ради, а знакомства для.

— Сделаю, Сыдор! — мотнулся разбойник.

А Вукаш в это время уселся на сложенную вчетверо тряпку, одну ногу согнул, а колено другой обхватил руками. Почесал короткую, стриженную бородку о штанину, вздохнул:

— Все веселишься, пан Сыдор?

Услышав такое обращение к главарю хэвры, Годимир едва не прыснул со смеху. Ну, подумать только — что за пан из сиволапого кметя? Горшечника он изображал очень даже правдоподобно, но в любом панском маетке раскусят лицедея в два счета. Не тот взгляд, не тот постав головы. Рыцарем родиться надо…

— Что ж мне не веселиться, мэтр Вукаш? — Сыдор перестал преследовать Аделию, и королевна тут же остановилась сама. Что за интерес убегать, когда никто не гонится? Напротив, теперь она подвинулась ближе к мужчине, прижалась щекой к его плечу, вперила взгляд в гостя. Впрочем, какой там гость? Человек по имени Вукаш наверняка жил в лесной хэвре не первый десяток дней, а может быть, и месяцев. Притерся, как пробка к горловине баклажки. Ишь, как чисто разговаривает, хотя имя явно загорское. Откуда тут загорец? Они все-таки от местных жителей многим отличаются. И обычаями, и речью, и одеждой, и даже молитвы Господу возносят не так. Еретически, можно сказать, молятся. А с другой стороны, почему бы и нет? Запретные горы они не потому так названы, что их запрещено переходить, а потому, что запирают они заречный край с юга, а Жулянское королевство, которое соседи зовут попросту Загорьем, ограничивают с севера. И охотники, и рудокопы в горы ходят. Случается, переходят на «чужую» сторону, оседают, женятся, обзаводятся хозяйством, родней ближней и дальней.

Годимир пристально глянул на загорца. Тот, перехватив его взгляд, улыбнулся открыто и доброжелательно.

— Знакомьтесь, — весело проговорил Сыдор. — Этот пан с усами — рыцарь Годимир герба Косой Крест из Чечевичей, что под Бытковым. Правильно я перечислил, пан рыцарь?

— Правильно, правильно, — кивнул словинец.

— Под Бытковым, — задумчиво произнес загорец. — Хоробровское королевство… — Он не спрашивал. Он утверждал. — Далеко тебя занесло, пан рыцарь.

Годимир пожал плечами. Что, мол, скажешь?

— Пан рыцарь странствует во исполнение обета, — пояснил Сыдор. — А это, пан Годимир, сидит напротив тебя мэтр Вукаш. Он из Загорья. Не знаю уж, из Жулнов или какого иного города, но человек высокоученый и небесполезный в любом деле.

Вукаш поклонился. Не слишком низко, правда. Ровно настолько, чтобы обозначить вежливое уважение.

— Чем же занимается мэтр Вукаш в твоей хэвре, если не секрет? — Годимир, как ни старался, не смог скрыть прозвучавшего в голосе презрения к занятию Сыдора.

— А чародей он, — как-то уж слишком по-будничному, явно рассчитывая на неожиданное впечатление, сказал разбойник.

— Да ну? — Рыцарь глянул на загорца внимательнее. Чародей! А так и не скажешь. Хотя… Сколько чародеев он видел в своей жизни? Одного увязавшегося с рыцарским войском в поход на кочевников, в правобережье Усожи. Одного мельком в Хороброве. И то, был ли проследовавший в открытом паланкине седобородый старец с тяжелыми мешками под глазами, подлинным волшебником? Наверняка сказать невозможно. Ну, показывали ему еще нескольких церковников, которые, как поговаривали, иногда творили чудеса. Но у словинцев по давней традиции священнослужителей не считают чародеями. Их сила от Господа, а значит, благая, добровольно отданная Отцом Небесным, а не заемная, как у прочих колдунов.