Заложник удачи - Русанов Владислав Адольфович. Страница 64

Рабро Юран взмахом руки отпустил фуражиров, а сам направился прямиком в середку лагеря. Волей-неволей Годимир и Ярош потащились следом. Велина продолжала щебетать на ухо загорцу, который слушал ее очень внимательно, склонив голову к плечу. Драконоборец хотел верить, что сыскарь знает, что делает.

У самой большой палатки, украшенной черными полотнищами хоругвей с вышитыми серебряной нитью копейными наконечниками, у входа в которую застыли четверо загорцев в кушаках и с мечами наголо, Юран спешился, галантно помог сойти с коня Велине. После того он нырнул под полог, а драконоборец, сыскарь и разбойник остались ждать.

— Эка, ты глазки ему строила, — подмигнул Ярош девушке.

— Если надо будет, я его и поцелую, — твердо ответила та.

— Ну да, — кивнул Годимир и понизил голос: — Ты бы лучше число палаток подсчитала бы. Знать бы, сколько воинов они привели… Сколько рыцарей, сколько простых дружинников…

— А зачем считать? — приподняла бровь Велина. — Этот дурень белобрысый мне сам все рассказал. Двадцать рыцарей и три сотни легких всадников. Да пехоты две сотни. Обозников он не считал, но, скорее всего…

Неожиданно она выпучила глаза, уставясь куда-то за плечо словинцу.

Годимир обернулся и увидел приближающегося к ним щеголеватого загорца в черном зипуне, расшитым на груди золотой нитью, в сапогах из тисненой кожи и обычной для этого народа шапочке. Вышагивающего рядом с ним носатого сухопарого рыцаря в темно-синей суркотте с алой, распластавшей крылья птицей на груди, словинец сперва не заметил. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в лице парня в черном зипуне, но лишь висевшая на боку цистра на широком ремне подсказала истину.

— Олешек? — удивленно воскликнул драконоборец.

— Ты? — остановился, как вкопанный, шпильман. — Какими судьбами?

— Да вот так… — развел руками Годимир.

— И Ярош тут! — продолжал радоваться музыкант. — Рабро Лойко, это те самые друзья, что помогли мне из Ошмян сбежать… Знакомься, пан рыцарь, это рабро Лойко герба Красный Орел, наместник [49] войска. А это — пан рыцарь Годимир герба Косой Крест из Чечевичей. Я правильно сказал?

— Правильно, — кивнул совершенно обалдевший словинец.

— А это — Ярош Бирюк, малый хоть куда… С зареченскими королями у него давние размолвки. Так что — наш человек! А из лука бьет — закачаешься! А это… — Олешек запнулся, взгляд его внезапно стал колючим, как ветка акации. — Это, рабро Лойко…

— Эта девица, Олешек, под моим покровительством. — Годимир опустил ладонь на рукоять меча, который у него почему-то не забрали. — Под покровительством и защитой, — еще раз с нажимом повторил он.

Шпильман дернул плечом. Но тут вмешался рабро Лойко:

— Побудь с друзьями, Олешек, а я пойду поговорю с боярином.

Полог упал за его спиной.

— Как ты могла! — Музыкант даже кулаки сжал.

— Что могла? — Девушка покрепче сжала посох.

Годимир постарался встать между ними. Чем леший не шутит, еще потасовку затеют. Впрочем, Олешеку он бы тогда не позавидовал. Так и получалось, что, на словах защищая сыскаря, на деле рыцарь больше переживал за шпильмана.

— Цистру какое имела право трогать?! — продолжал Олешек.

— Ой, да подумаешь! — Велина поправила косу. — Что ж ты жадный такой? Уж и потрогать нельзя!

— Я свою цистру никому не дам! — гордо заявил певец. — Разве что Годимиру приходилось. И то сердце кровью обливалось!

— Ну, хочешь, я прощенья попрошу? — шутливо подбоченилась сыскарь. — Подумаешь, в руках подержала…

— Ты подержала? Нет, вы послушайте, она подержала! А я потом настраивал полдня! Оно мне надо?

— Слушай, шпильман, ты бы спел лучше! — почесал бороду Ярош. — Это у тебя душевнее выходит, чем ругаться.

— Спеть? — Олешек улыбнулся. — Пожалуй…

Он потянул цистру с боку наперед. Тронул струны.

— Прекрати! Только музыки нам не хватало! — раздался звучный голос.

Невысокий широкоплечий загорец с белыми усами, длиннющим белым чубом и подбритым затылком вышел из шатра. Встал — руки в боки, прищурился. По черной с серебряными копьями суркотте Годимир догадался, что это и есть боярин Бранко.

— Словинец, заречанин и поморянка… — задумчиво протянул командир загорского войска. — Вот уж странная компания.

— Этот рыцарь — мой друг! — тут же расправил плечи Олешек. — Мы с ним вместе столько пережили!

— А за девицу я ручаюсь, — из-за спины Бранко вынырнул рабро Юран. — Сирота и так натерпелась… Думаю, загорское рыцарство должно показать себя с лучшей стороны.

— А за этого, бородатого, кто поручится? — Боярин ткнул пальцем в Яроша.

— Дык… я человечек невеликий… — с видом растерянного деревенского дурачка произнес Бирюк. — За два… это… десятка скойцев согласился… это… пана рыцаря благородного… к горам свесть… Да обратно… это… знамо дело… Дык, мне денежку отсчитает пущай… И чего за меня ручаться?

Олешек застыл с разинутым ртом.

Боярин Бранко сжал губы, отчего ниже усов его пролегли глубокие складки, нахмурился.

— Хватит языком молотить попусту. Ты же Ярош Бирюк? Так? И не вздумай юлить!

— Хорошо, не будем по ушам друг другу топтаться старыми опорками. Я — Ярош. Не знаю, откуда ты про меня узнал…

— А вот от него, — боярин бесцеремонно ткнул пальцем Олешеку в живот. Шпильман охнул и согнулся. — Любит наш музыкант языком потрепать. Особенно за кубком вина, а уж вино в Загорье… — Бранко причмокнул.

— Вы трое можете быть полезны нам, — из шатра наконец выбрался рабро Лойко.

— Чем? — удивленно проговорил Годимир.

— Ты же бывал в Ошмянах, рабро Годимир? — прямо в лоб спросил Красный Орел.

— Бывал. Ну, так и Олешек тоже бывал…

— Олешек кроме своих струн не замечает ничего. Вот спроси его — сколько ворот в Ошмянах, какая стража на каждых?

Шпильман пожал плечами:

— Одни, по-моему… А стражников… Четыре. Нет, восемь…

— В мирное время — шесть, — сказал Годимир. — Сейчас, наверняка, не меньше дюжины.

Ярош толкнул его в бок. Ты что, мол, делаешь? Рыцарь захлопнул рот так, что клацнули зубы.

— Это не предательство, — мягко заметил боярин. — Ты же не вассал королевы Аделии.

— Это как поглядеть, — набычился словинец.

— Дело твое, — Бранко махнул рукой. — Захочешь помочь, поможешь. Нет — езжай молча. А отпустить я вас все равно не могу.

— Слишком многое вы видели, — добавил рабро Лойко. — А, тем паче, рабро Юран говорил, что вы обвинение Сыдору выдвинули?

— Да! — звонко воскликнула Велина. — Я его обвиняю! Где он?

— И я тоже, — поддержал девушку Годимир. — Готов потребовать Господнего суда!

— Потребуешь, — кивнул боярин. — Но не сейчас. После того, как Ошмяны завоюем. Хотя я рассчитываю обойтись без кровопролития.

«Конечно, — подумал драконоборец, — ты ж заречан уже подданными своего короля видишь. А собственных кметей убивать глупо».

— Рабро Сыдор поехал вперед нас на Ошмяны, — пояснил Юран, глядя почему-то только на Велину.

— Надеюсь, в случае его успеха, забот нам этот городишко не доставит, — прервал полусотника Бранко. — А вы поедете с нами. Можете выбрать — в качестве гостей или в качестве пленников. В Ошмянах, думаю, много прояснится.

Боярин, не прощаясь, развернулся на каблуках и скрылся в шатре. Рабро Лойко отстал от него всего лишь на долю мгновения.

— Не скажу, что я не рад, — развел руками рабро Юран. — Ибо я благодарен боярину Бранко — его решение даст мне возможность видеть тебя каждый день. — Он поклонился Велине.

Девушка смущенно улыбнулась, зарделась и отвернулась.

Ярош забурчал едва слышно — захочешь, не разберешь.

Олешек пробежал пальцами по струнам. Раз, другой… Откашлялся.

— Маленькая канцона, пан Годимир. Надеюсь, ты меня поймешь…

Он запел: